душила директрису.
Я подождал; пока она перестанет давиться, и сказал:
- На вашем месте я испугался бы до ужаса, оттого что во вверенном мне
учреждении работают такие кадры, и сказал бы Миранде "спасибо", похоже,
остальные ученики, несмотря на юный возраст, уже стали законченными
конформистами и написали в своих работах то, что хотели увидеть педагоги.
Только один ребенок проявил наивность и честность, разве за это следует
наказывать? На мой взгляд, двойки нужно ставить тем, кто решил заняться
педагогикой в вашей, с позволения сказать, школе!
Через полчаса, выслушав подробный отчет о прегрешениях Миранды, я
спустился на первый этаж. Девочка сидела на стуле возле раздевалки, на ее
мордочке гуляла презрительная улыбка, но глаза смотрели испуганно.
- Что, выперли меня? - стараясь казаться безразличной, спросила
Миранда и шмыгнула носом.
- Я сам забрал твои документы, - пояснил я.
- Настька меня убьет, - покачала головой девочка, - она терпеть не
может, когда ей приходится улаживать такие дела. В прошлый раз обозлилась,
схватила меня за волосы и как долбанет об автобус!
- Об автобус? - оторопел я.
- Ага, - снова шмыгнула носом Миранда, - у нее машина в тот день
испортилась, и мы из очередной школы на автобусе ехали. Настька не
сдержалась, отвесила мне плюху, а я лбом прямо на стенку налетела. Ну не
поверишь, автобус помяла! Наверное, у меня башка железная!
- А за что тебя из предыдущей школы прогнали?
Миранда хихикнула:
- Классную жабой назвала. Я покачал головой:
- Нехорошо грубить взрослым!
- А зачем она Настю проституткой обозвала, - взвилась Миранда, - и
вообще, она первая начала! Вызвала меня к доске и завела: "Что за юбка? В
путаны готовишься? Хотя яблоко от яблони недалеко падает! Мать проститутка,
и ты такая же будешь", ну я и ответила: "Жаба старая, просто завидуешь
Насте, потому что она молодая, красивая и с мужиками, а на тебя никто и не
польстится уже!"
Миранда откинулась на спинку сиденья и рассмеялась.
- Прикинь, она стала зеленой-зеленой - и к директору! Между прочим,
Настька скромная, она просто так одевается, но ведь ей иначе нельзя. В
общем, выперли меня из школы, пришлось сюда переходить!
Я припарковал машину. Миранда удивленно распахнула глаза:
- Мы куда?
- Послушай, - тихо сказал я, - тебе следует научиться себя правильно
вести, и исчезнут все проблемы.
Миранда сморщилась:
- Ваня! Только не заводись! Заранее знаю, что скажешь. Вынь сережку из
носа, делай домашние уроки, ложись спать в девять, говори всем "спасибо"...
Знаешь, вот от тебя я занудства не ожидала, честно говоря, ты начинаешь
меня разочаровывать.
- Ты не дослушала до конца...
- И не собираюсь, - надулась девочка.
- Я вовсе не думал читать тебе мораль, хотя сережку из носа надо
обязательно вытащить. Из-за лишней дырки в ноздре у тебя нарушилась в этом
органе вентиляция, и теперь ты постоянно льешь сопли. Кстати, такие
проблемы у всех, кто делает пирсинг в носу.
- Как бы не так, - обозлилась моя спутница, - что же, по-твоему, все
арабки и индианки сопливые?
- Они нет, а российские девушки да.
- Это еще почему?
- В странах Арабского Востока и Индии теплый климат, - пояснил я, -
там никогда не бывает холодов, и местные женщины могут позволить себе любые
украшения в носу, а в России зима восемь месяцев, в органе обоняния не
правильно циркулирует ледяной воздух, что приводит сначала к насморку,
потом гаймориту, затем синуситу, а там и до менингита недалеко. Но сейчас
речь не о твоем здоровье, а о поведении.
- И слушать не хочу! - надулась Миранда.
- Помнишь, ты рассказывала мне о драке с девочкой Леной?
- Ну!
- И как дело было, повтори-ка историю.
- Обычно, - пожала плечами Миранда, - она мне за шиворот кусок хлеба в
столовой сунула, а я ее мордой в суп ткнула.
- Что же получилось? Виноват кто оказался?
- Я, - тяжело вздохнула Миранда, - к директору отвели.
- А Лена?
- Она плакала, и ее все утешали, - заорала девочка, - лгунья! Сама
первая начала, а когда получила в ответ, мигом захныкала. Я объяснила, что
только защищалась, да меня никто не послушал.
- Вот об этом и речь!
- О чем?
- Когда Лена сунула тебе за шиворот кусок булки, надо было моментально
заплакать, сказать, что у тебя аллергия на хлеб, начать чесаться и
размазывать по лицу слезы. Тогда бы наказали Лену, а тебя бы жалели.
- Вот еще! - дернула плечом Миранда. - Я не привыкла нюниться, сразу
сдачи даю!
- Значит, всегда будешь виноватой!
- Что же мне, в размазню превратиться?
- Нет, просто стань умней. Если тебя обидели, не кидайся с кулаками,
прикинься бедненькой, несчастненькой. Чуть задели, рыдай: "Мне сломали
руку", и колотушки достанутся другому.
Миранда молча принялась ковырять обивку сиденья.
- Имей в виду, - наставлял я ее, - в жизни никогда никому нельзя
говорить правду. Ну надела твоя приятельница жуткую кофту ядовито-зеленого
цвета с темно-синим платочком, не говори ей: "Фу, отстой!" - наоборот,
скажи:
"Тебе очень идет".
И вообще, чаще улыбайся, людям это нравится.
- Значит, ты предлагаешь мне врать? - тихо уточнила Миранда.
- На моем языке подобное поведение называется хорошим воспитанием.
- И зачем оно?
- Избежишь многих неприятностей. Вот, к примеру, в сочинении следовало
написать, что обожаешь свою школу и учителей, получила бы "отлично".
- Это ложь!
- Конечно, но все люди лгут, а тех, кто говорит правду в лицо, не
любят. Я, например, постоянно вру. Давай разберемся, что такое комплимент?
Самая настоящая выдумка. Ах, вы сегодня чудесно выглядите и платье вам к
лицу! Учительнице следует сказать: "Мария Ивановна, я обожаю ваш предмет",
ну и так далее. Знаешь, тяжело только в начале, потом привыкаешь говорить
людям приятные вещи. Поверь, жить станет намного легче. Имей в виду,
окружающие обожают, когда их хвалят.
Миранда, отвернувшись от меня, молча глядела в окно. Я решил
приободрить девочку:
- Ладно, не переживай. Завтра устрою тебя в другую школу, одна из моих
хороших знакомых держит колледж. Только постарайся там вести себя
соответственно, ты же отличная актриса, вот и тренируйся, совершенствуй
мастерство.
Миранда ничего не сказала, она упорно промолчала всю дорогу до дома.
Когда машина остановилась у подъезда, девочка, тяжело вздохнув, открыла
дверь и лишь тогда спросила:
- Ладно, я поняла, но только скажи, ты сам живешь по этим правилам?
- Да, с раннего детства, - кивнул я. Миранда выскользнула из салона и,
уже стоя на улице, задала еще один вопрос:
- Ну и что, ты счастлив? Чувствуешь себя свободной личностью?
Не дожидаясь ответа, она хлопнула дверцей. Я молча смотрел, как
маленькая худенькая фигурка, шаркая нелепо большими кроссовками, идет по
тротуару. Честно говоря, я слегка растерялся. Мне и в голову никогда не
приходило задать себе этот вопрос. Чувствую ли я себя свободной личностью?
Бог мой, конечно же, нет! Да мной помыкают все кому не лень: Николетта,
Элеонора... И любовницы, как правило, садятся на шею, свешивая ноги. А
когда я работал редактором в журнале, регулярно получал от начальства самые
неудобочитаемые рукописи, потому что остальные сотрудники мигом убегали при
виде опусов некоторых авторов, а я, боясь испортить отношения с главным,
всегда с улыбкой брал писанину, а потом мучился, стараясь "причесать"
никуда не годный текст. В результате мои коллеги спокойно уходили домой в
три, а я сидел на службе до восьми. Правда, мне все всегда улыбались, но
только сейчас меня осенило: может, это была не улыбка, а насмешливая
ухмылка?
Ну почему я ни разу не оборвал Николетту? Отчего позволяю вертеть
собой, почему постоянно даю ей деньги? Не далее как на днях я стоял в
букинистическом магазине и облизывался, глядя на уникальное издание
Бальмонта, на которое у меня не хватало средств. Я мог позволить себе
покупку, если бы Николетта не затеяла очередное суаре с фуршетом. Конечно,
престарелой матери следует помогать, но кто сказал, что надо выполнять
любые ее капризы?
Отчего я всегда всем что-то должен? Почему никогда не позволяю себе
расслабиться?
В полном изнеможении я схватился за сигареты. Разве возможно
переменить свою судьбу после сорока лет? Нет уж, очевидно, придется мне
доживать "хорошо воспитанным молодым человеком".
Я закурил сигарету и тут же затушил ее, дым неожиданно показался
горьким. В памяти, словно по заказу, начали всплывать фамилии. Николае
Вардис до сорока пяти лет работал на стройке простым каменщиком, но потом,
сломав ногу, оказался на больничной койке и начал рисовать, превратился в
гениального художника... Домашняя хозяйка Эмили Роул воспитывала детей,
пекла пироги и не помышляла о мировой славе. Но на пороге пятидесятилетия,
похоронив мужа, она стала писать стихи и создала удивительно пронзительные
сонеты, полные жизнеутверждающей силы.
Наверное, можно вспомнить и других людей, сумевших переломить хребет
судьбе в далеко не юношеском возрасте. Я снова вытащил сигареты. Нет, я так
не смогу. Сейчас, вместо того чтобы взбунтоваться, я начну по приказу
Элеоноры разыскивать этого Леонида Михайловича. Что ж, вставай, Ваня,
звонить удобней из дома, тем более ты находишься около родного подъезда.
Я запер машину и внезапно остановился. Родного подъезда! Ну не странно
ли, до сих пор даже мысленно я называл место, где живу последние годы,
"квартира Норы", домом для меня оставались родительские апартаменты, где
обитает Николетта. И вот надо же, "родной дом!". Я пошел к подъезду,
потянул на себя тяжелую дверь и снова замер, а ведь все не так плохо, как
кажется. Честно говоря, раньше мне было немного тоскливо исполнять
обязанности секретаря фонда "Милосердие", а ремесло детектива поначалу я
считал просто отвратительным. Но сейчас должен констатировать, что погоня
за преступником может быть увлекательным делом. Я вовсе не так глуп и
наивен, как считает Элеонора, и у меня имеются кое-какие собственные
соображения.
Глава 27
Хриплый женский голос произнес "алло" в тот момент, когда я, решив,
что никого из хозяев нет дома, уже хотел положить трубку.
- Слушаю, - повторила дама и кашлянула, - это кто?
- Разрешите представиться, Иван Павлович.
- Ой, фу-ты, ну-ты, - рассмеялась женщина, - какой цирлих-манирлих, ты
часом не князь?
- Я хотел бы побеседовать с Леонидом Михайловичем, - невпопад ответил
я.
- За каким.., он тебе сдался? - заржала собеседница. - Валяй ко мне,
посидим, погутарим. Только бутылку прихвати, "Хеннесси", другое не пью.
Чао, бамбино!
- Адрес подскажите, - быстро осек ее я.
- Пиши, котеночек, - промурлыкала дама, - самый центр.
Часа через полтора я, вооруженный сосудом с благородным напитком,
нажимал на кнопку звонка. Беглого взгляда на входную дверь хватило, чтобы
понять: здесь обитают люди, не привыкшие считать не только рубли, но и
тысячи.
Огромная дверь из цельного массива дерева, украшенная антикварной
бронзовой ручкой, распахнулась. На пороге возникла девушка в
джинсиках-стрейч и водолазке цвета маренго.
- О-о-о, - издала она трубный вопль, - коньячок прибыл! Раздевайся,
дружок, иди сюда.
Меня буквально втолкнули в гостиную, которая выглядела самым