мне вручили это ружье.
Одно солнце уже зашло, но зато второе только поднималось над лесом.
Золотые звезды, как лампочки в коридоре, выстроились в стройный ряд.
Кругом шум разговоры, длинные шаркающие шаги.
Сверху посыпалась какая-то шелуха. Денис Александрович задрал голову.
В темнеющих ветвях прыгала крупная белочка. Дятел долбил размеренно,
клювом расширяя дупло. Пикировали с ветки на ветку мелковатые веселые
воробьи.
- Там на земле при жизни я придумывал научную фантастику, созидая и
конкретизируя нашу вселенную! - рассказывал Эрвин Каин, - Суть моей ра-
боты, если рассуждать грубо, укладывалась в простую формулу: "Все, что
написано пером, обязательно будет вырублено топором!"
- Из дерева? - спросил какой-то зверь из-за левого плеча.
И снова Денис Александрович ощутил легонький приступ головокружения,
сквозь зеленые ветви будто проглянули кафельные стены, белые потолки, и
линолеумные полы больницы. Вокруг стояли несколько человек в полосатых
куртках, и они явно слушали вместе с ним великого Каина.
- Ну почему обязательно из дерева? - возразил философ. - В любом ма-
териале. В первой своей жизни, вы знаете, я был писателем. Я писал, а
оно все сбывалось. Самое фантастическое, знаете ли, сбывалось, в косми-
ческих глубинах. В общем, понятно, космос так необъятен, всякое может
случиться.
Здесь я наказан, я пишу реальность - Книгу Бытия, населяя приключени-
ями нашу старушку планету. Но не успеваю я придумать какую-нибудь пи-
кантную ситуацию, а она уже произошла. И виновник оказывается здесь, и
это - парадокс времени! В общем-то очень удобно, когда все по первому
слову сразу делается. Не нужно ждать, когда редактор придет, не нужно
ждать, когда книжка получится! Там, на Земле, ждешь не дождешься прямых
результатов душевного перевоплощения. Очень долгий путь от мысли до мо-
рали! А здесь, на том свете, будьте любезны, счастливый парадокс!
Эрвин Каин широким жестом руки обвел свои владения. Головокружение
пропало. Вокруг все опять стало ясно и вполне материально. Посреди по-
лянки стоял небольшой бревенчатый дом с квадратными небьющимися стеклами
и белыми надписями на этих стеклах.
- Прошу сюда!
Эрвин Каин взошел на шаткое крылечко и, толкнув рукою дверь, пропус-
тил своего гостя вперед. То, что не понравилось Денису Александровичу
внутри домика, сразу исчезло. Пропали ряды кроватей, растворился в гомо-
не лесном сочный храп сумасшедших. Понравился ему только широкий мрамор-
ный подоконник с золотой витиеватой гравировкой.
Крупно и солидно на мраморе было выбито: "Денис Александрович" - и
пониже мелко, но тоже солидно, год рождения и год смерти.
- А почему же я не зверек? - спросил Денис Александрович, с удо-
вольствием опускаясь в глубокое очень теплое кресло напротив хозяина. -
Ведь вы же и меня придумали? Ведь я же умер.
- Ожидания нет! И это парадокс! - объяснил философ. - Человек уже
согрешил, но еще жив, и одновременно с тем он уже здесь под моими пулями
ходит! И кстати, с чего вы взяли, что все мы звери? Вовсе нет. Хотя, это
тоже наверное парадокс.
- То, что ожидания нет - парадокс? - спросил Денис Александрович. - Я
правильно понял, вы это имели в виду?
Ружье философ поставил в угол возле желтой стены, и оно блестело те-
перь своим стволом, отражая мерцающий свет красной, как ночник над
дверью, стеариновой круглой свечи. Закрыв глаза и открыв их вновь, Денис
Александрович увидел перед собою лицо нового санитара, а вовсе не лицо
Великого Каина.
- Зачем вы перевоплотились? - спросил он. - Зачем вы пугаете меня?
- Да привычка у меня такая, извини! - перед ним опять сидел Каин. - Я
случайно! После обеда перед тихим часом всегда как-то хочется поперевоп-
лощаться. Ты же понимаешь вся жизнь начинается только после обеда. Жал-
ко, полюбил я тебя уже, а придется нам с тобой завтра расставаться. Не
хочется, а придется.
- Я понял. Вы превратите меня в собаку и застрелите из ружья, - все
глубже и глубже проваливаясь в кресло и постепенно принимая горизон-
тальное положение, вдруг осознал Денис Александрович. - Скажите, что я
ошибся. Скажите, что не превратите, а то я спать не буду!
- Зачем же я буду превращать тебя в собаку? - искреннее удивился хо-
зяин. - Ты мой читатель, мой гость! И вообще, почему вы так плохо думае-
те о моей собаке?
- Я хорошо... Хорошо думаю о твоей собаке... Хорошо...
- Ты вообще понимаешь, куда попал-то? Ведь предполагал, наверное, что
попадешь в какие-нибудь извращенные пампасы? Этакая, после смерти, лег-
кая жизнь в раю на сизом облаке? Предполагал? Так вот, нет! Нет апельси-
нам, нет ананасам! Нет! Все вполне обыденно! Русская дикая природа, теп-
лая постель, правильная пропись, и каша на ужин! Но один хрен - первая
группа. Все равно тебя завтра выпишут!
- Я все понял... Я понял... - погружаясь в сладкую дремоту, шептал
Денис Александрович. Но только скажите, Каин, ружье-то вам зачем? Двуст-
волка эта? Ведь такие симпатичные эти Зайцы и Изюбры? Белочка, тоже сим-
патичная, она рыженькая, хотя и проститутка наверное... Неужели вам их
совсем не жалко, грешников этих?.. Вы же сам грешник, Каин?..
Шум леса за бревенчатой стеной нарастал. Шорох ветра, стук дождя,
поскрипывание приоткрытых ставен. Эрвин Каин ответил шепотом почему-то
голосом Генерала:
- Конечно, грешник. Думаешь приятно? Но я, все равно, вас всех
отстреливаю периодически. Для поддержания правильной численности в попу-
ляции. Всех: и зайчиков, и изюбров. Так уж творческий процесс устроен.
Не мною придумано. Я вас создаю своею мыслью, а потом... - он опять взял
почти минутную паузу, - Создаю, а потом отстреливаю. Имеет же в конечном
счете писатель право разорвать свою рукопись?!
- А зачем тогда морковка? Это же издевательство над живой природой? -
с трудом разлепляя глаза, спросил Денис Александрович, - Зачем же вы нас
балуете, если потом отстреливаете?
- А потому, что сегодня на ужин была морковка! - голосом Женщины
объяснил Эрвин Каин.
Стеариновый красный ночник растворился перед глазами Дениса Александ-
ровича, и, погружаясь в сладкую черноту сна, он еще успел подумать:
"Он нас отстреливает!.. Парадокс!"
* ПОСЛЕДНИЙ РОМАН
"Был ли написан третий роман? Определенно третий роман был. Но напи-
сан он не был. Да и можно ли назвать его третьим, когда он по временной
шкале был первым?" - примерно так, представлял себе Эрвин Каин, будет
начинаться статья, опубликованная лет через двести после его официальной
кончины, написанная идиотом, ничего не смыслящим в художественном твор-
честве.
"Зондируя поверхность зеркал, зафиксировавших великого человека в
младенчестве, - напишет идиот. - Разлагая на звуки сохранившуюся в веках
его керамическую посуду, мы сегодня точно можем утверждать, роман был.
Но мы, увы, не в состоянии воссоздать еще текста. Роман был создан КАИ-
НОМ еще в младенческом возрасте, когда человек уже может творить, но не
умеет даже говорить.
Почему, научившись писать. Великий Каин не предал свой первый роман
бумаге? Ответа два: конъюнктура, поглотившая писателя, либо он постес-
нялся. И возможен ответ третий: он начисто забыл свой первый роман".
Эрвин Каин лежал в своей теплой, чисто застеленной кроватке и думал о
статье, которая когда-нибудь будет написана. Говорить он не умел, но ду-
мал с самого рождения. Думал потому, что все помнил и все понимал. Но
великие мысли постоянно сбивались на бытовые:
"Почему она никогда не возьмет меня на руки? Почему она не кормит ме-
ня грудью? Я же маленький мальчик, младенец, она обязана кормить меня
грудью! Может быть, у нее нет молока? Или, может быть, я укусил ее
больно, когда она сделала попытку накормить меня грудью?"
Он хорошо помнил, как это произошло. Это произошло недели через две
после его рождения здесь, в этой комнате. Мария разделась и залезла к
нему в кроватку. а он, используя преимущества сосательного рефлекса,
укусил ее за грудь. Потом Он думал. что Мария представила его не младен-
цем, а взрослым мужчиной и хотела чего-то другого. Она все шептала:
- Денис! Ну очнись, Денис, посмотри на меня!
Эрвин Каин помнил, что он действительно раньше. в прошлой жизни, но-
сил имя Денис и сперва работал психиатром, а потом долго лечился в су-
масшедшем доме, после чего умер. Помнил, как на том свете он познакомил-
ся с самим собою - Эрвином Каином, уже прожившим свою творческую жизнь,
и как родился снова Эрвином Каином-младенцем в самом начале творческого
пути.
В Романе, который он медленно воспроизводил в своей голове, романе
автобиографическом, звучало это примерно так: "Меня будто сбросили с бе-
шено вращающегося круга, и центробежная сила пустила мое тело по каса-
тельной к сверкающему голубому шару Земли. Я не сразу понял, что это
Земля и что мне опять предстоит родиться на ней. Но, когда я увидел
сверху в густой черноте ночи миллиарды копошащихся в пастелях совокупля-
ющихся пар, похожих на белых тараканов, я догадался, что происходит!.."
Настенные часы пробили один раз. В комнату вошла Мария. Она подняла
штору, поправила на Денисе Александровиче одеяло, горестно вздохнула и
вышла. Она уже потеряла всякую надежду иметь нормального мужа. Забирая
Дениса Александровича из больницы под расписку. Мария была предупрежде-
на, что больной в тяжелом состоянии.
- Он считает, что находится на том свете, - объяснил врач, - и к лю-
бому человеку обращается с глубоким уважением, внимательно слушает его,
выполняет любые просьбы. Ненормальность в том, что он неизменно обраща-
ется к этому любому человеку как к некоему мифическому человеку с
ружьем, автору многих книг Эрвину Каину.
Марию такое положение вполне устраивало. Хоть сумасшедший мужик, да
угодливый. Но сразу по приезде домой Денис Александрович впал в детство,
чем ввел Марию в отчаяние. Она пыталась расшевелить его сексом, но он
только злобно укусил ее за грудь. Она пыталась соблазнить его вином и
шашлыками, но он соглашался только на манную кашу. Вино из детского рож-
ка он пил, но после этого становился буен и громко плакал. Более всего
Марию бесило то, что новоиспеченный младенец пунктуально, шесть раз в
день, мочился в постель. Она брала его за руку. вела в туалет и там лас-
ково уговаривала:
- Пис-пис-пис, маленький!.. Пис-пис-пис, хорошенький!.. - иногда дос-
тигая необходимого эффекта.
Солнце, прорвавшись в комнату широкой желтой волной, окатило кроват-
ку. В лучах его было тепло и ярко. Эрвин Каин, прищуриваясь, приоткрыл
глаза.
"Работать нужно, нужно работать! - подумал он. слыша, как гремит на
кухне Мария. - Через полчаса она опять будет кормить меня этой отврати-
тельной манной кашей! Как все-таки трудно иметь знание о том, что манная
каша отвратительная! Мне нужно хотя бы довоссоздать главу".
"Сброшенный с круга вечности герой выбрал свою мать! Почему я отож-
дествляю себя с героем?" - с ужасом зафиксировал тренированный мозг быв-
шего психиатра. Но он не смог не продолжать. Завертелись, пронеслись
стены, замелькали раскачивающиеся квадраты окон. Люди в белых халатах и
белых шапочках. Ласковые руки матери. Марии... (Какая все-таки гадость,
что она не хочет кормить меня грудью). Его заставили в чем-то распи-
саться! (Ну как младенец может в чем-то расписаться?) А может быть, рас-
писывался он еще там, на том свете, отправляясь в очередной путь, и вос-
поминания поменялись местами?
Героя везли домой, как н всех новорожденных. на такси. Его посадили
рядом с шофером, и, удобно вытянув ноги, он имел полную возможность ра-
достно гугукать!
"Какая все-таки у меня дурная мать! Почему она не любит носить меня
на руках? Прижимать к себе мое нежное детское тельце! Она обязана просто
это .побить, а она?.. Приходила же она ко мне когда-то со мной на руках?
