вздрогнул и уронил остатки бутерброда с икрой себе на жилет. - "... пока
Исаев задерживает языком белогвардейского поросенка
Целую Дима".
-- Кого-кого?
-- Поросенка... Я не виновата, Влади-и-имир Ильич, там так
написано!
-- Покажи... Чегт возьми! Действительно, "погосенка"... Да,
ба-атенька... Это я не тебе. "Политические габотники... упгавляют
службой... шпионов"... Гм... Как интегесно, а, Настенька? Но пгичем
тут по-го-се-нок?
-- Не знаю... - Настенька насупилась и приготовилась заплакать.
-- А кто такой Фугманов? Я не знаю такого в ВЧК! Может, это
аббгевиатуга? Не, батенька, навгядли. Но в этом товагище Исаеве
опгеделенно что-то есть! Все, понимаете, дугью мучаются - да, именно
дугью! - а он самоотвегженно задегживает белогвагдейского... гм... Нет,
погосенок тут опгеделенно не пгичем! Опгеделенно! Ну вот что, Настенька!
Гисуйте пгиказ! Фугманова и этого... Как его? Диму, который целовался -
ишь ты, социалистическое отечество в опасности, а он - целоваться! -
найти обоих, агестовать и гасстгелять, а Исаева - гм, вы только подумайте,
все... Да, пиши, Исаева - доставить мне лично ля беседы! Да, а пги чем тут
Чапаев? Он утонул или не утонул? Я в какой-то пгодажной газетенке читал,
что, вгоде, утонул! Выясните, пожалуйста... Если утонул - можете не
докладывать, и так все ясно... А если нет - сами гешите, или утопите для
соответствия... Ой, не падайте же в обмогок, ковег испачкаете!... или, еще
лучше, гасстгеляйте... Чтобы сгазу... Ишь, какая политическая пгоститутка!
От таких громких слов вождя перепуганная Настенька пулей вылетела
из кабинета.
-- Выходит, я пгоизвожу на пгекгасный пол впечатление, - сказал
Ленин самодовольно, проводя по лысине расческой. - Магкса, что-ли, почитать? -
продолжил он мечтательно. - Или самому
чего написать?
. . .
Пьер Безухов сдался без боя.
Просто-напросто, увидев в окно, что Ржевский несет на граблях
что-то серо-коричневое (это были запасные кальсоны Фурманова), он высунулся
в окно и закричал "Нихт шисн!"
-- Э, мужики, он просит не стрелять! - пояснила сзади Анка.
-- А мы не будем, - сказал Василий Иванович. - Мне его рожа ндравится,
он у нас поваром будет!
-- Вот еще, - сказал Пьер напыщенно, но направленный на него автомат
заставил его сменить мнение.
Глава восьмая
Через две недели спокойной жизни в городе Засрюпинск произошло
событие, круто изменившее дальнейшую жизнь Петьки Исаева и сделавшую
что-то непонятное с жизнями Василия Ивановича и Фурманова.
Началось все с того, что утром около хаты на краю села, в
которой располагался начдив с какой-то приблудной бабой, остановилась
большая черная машина Откуда Следует.
Из нее вылезли трое в военной форме и, отпихнув бабу в неглиже,
вошли внутрь.
-- Фамилие? - спросил один из них просыпающегося Чапаева.
-- Чье?
-- Твое.
-- Чапаев, а ты что за птица?
-- Начальник я, - сказала птица. - Ты, что ли, начдив будешь?
-- Ну, я...
-- Гм... У меня тут странное что-то написано про тебя: "утопить
или расстрелять по усмотрению начальника...".
-- Я тебе щас усмотрю! - Василий Иванович потянулся за маузером,
и все трое в военной форме с почти что поросячим визгом вылетели наружу.
-- Ладно, - сказал начальник, поправляя сбившуюся на бок
фуражку. - С этим потом. Или скажем, убег при попытке к бегс... Тьфу, бред
какой-то! Ну, в общем, не в ем дело, у меня приказ - спроводить. Но
не этого, а какого-то П. Исаева. Пойди спроси этого про Исаева! - сказал
начальник одному из, надо полагать, подчиненных.
Подчиненный вернулся на редкость быстро.
-- Он в мине валенок кинул, - пожаловался он. - И не попал. Но я
все равно на него обидемши.
-- Ладно! - сказал начальник бодро. - Найдем и без него - ЧК все-таки!
Обшарив все дома, только на следующее утро чекисты нашли дом, в
котором обитал Петька вместе с Анкой.
Фурманов жил рядом, в сарае.
В тот момент, когда чекисты гуськом пробрались через батарею крынок
и кувшинов и вошли внутрь дома, мерно и ритмично раскачивалась металлическая
кровать.
Служащие деликатной организации Где Надо также деликатно дождались
момента, после которого можно было начинать беседу.
-- Скажите, уважаемый, - вкрадчиво начал начальник. - Как ваше
фамилие?
-- Вроде с вечера был Исаев, - сказал Петька настороженно, затягивая
с пола под одеяло кальсоны отнюдь не первой свежести. Анка нахмурилась
и принялась поигрывать бицепсами.
-- Гм... Вот вас-то мне и надо!
-- А чего я сделал-то такого?
-- Вот чего не знаю - того не знаю... У меня приказ: сопроводить!
-- Куда?!
-- Для беседы.
-- Для какой-такой беседы?!
-- К самому товарищу Ленину!
-- А кто это?
-- Гм... Опасный вы человек, товарищ Исаев!
-- Не, ну правда, кто это?
-- Это вождь всего мирового пролетариата, знать бы пора!
-- Чего пристал-то, восемнадцатый год на дворе... Вот лет
через пять-шесть может...
-- Лет через шесть, может... Ну ладно, не будем об этом. Собирайся,
товарищ П. Исаев!
-- Бить будете? - осведомился Петька.
-- Не знаю, - лукаво сказал начальник. - Пока что написано
"сопроводить".
-- С бабой можно попрощаться?
-- Прощайся сколько угодно!
-- Еще два раза - можно?
-- Э, нет... Пять минут на все - и давай, привет!
-- Ну ребяты...
-- Никакие ребяты! У меня приказ... Во, читай. Читать умеешь? Ну
во, "сопроводить".
Петьку провожали всей дивизией, под гармошку, которую мучал конюх
Митрич, и свирель, над которой надрывался Пьер Безухов. Обнявшись со
всеми подряд, Петька взглянул на небо, вздохнул и залез в черную машину.
Чекист, сидящий за рулем, нажал на педаль, и...
. . .
-- Здгасте, товагищ Петька!
-- Привет, - сказал Петька хмуро.
Владимир Ильич насторожился.
-- Что-то вы не больно ласковы с вождем мигового пголетагиата... -
сказал он.
-- Да уж, - сказал Петька.
-- И что ж вы так, батенька? Я с вами, понимаете, хотел побеседовать...
Люблю, знаете ли, этих ходоков - смотгишь на них, они ходят! Хогошо! Сегдце,
знаете ли, гадуется... Ходят... ходят... по кругу полоса-атенкие такие. Гм.
М-да, ну ладно же, садитесь, давайте побеседуем...
Петька равнодушно сбросил с кресла мышеловку и сел, положив ноги
на журнальный столик.
Владимир Ильич удивленно поднял брови и задумчиво перемешал в
чашечке кофе.
-- Я вам кофе не пгедлагаю, - сказал он. - Пголетагии его обычно
не любят...
-- Подавись, - сказал Петька мрачно.
Владимир Ильич вздрогнул и уронил ложечку на пол.
-- М-да, - сказал он после некоторого молчания, достав ложечку
и очистив ее от налипшей паутины. - Ну вот, что я хотел вам сказать...
До меня дошли слухи, что вы лично не то поймали немецкого шпиона, не то
белого...
-- Белогвардейца одного хватанул, - сказал Петька, смягчаясь.
-- Вы не путаете? Бегогвагдейца?
-- Не, не путаю... Что я, старый склеротик, что ли?
-- Гм... М-да-с... Жаль, что не немецкого, очень жаль, батенька...
Мы бы могли его пегевегбовать, и у нас... А кстати, не хотите ли вы сами
быть гезидентом Советской Госсии в Гегмании?
-- Кем?!
-- М-да-с, я вижу, до этого еще очень далеко, батенька! И немецкий
выучить, и манегы... Был у нас там один шпион... Или, вернее, не у нас,
и не там, и не один... Гм. М-да, надо посоветоваться с товагищами Дзегжинским
и Кгжижановским!
-- А я?
-- А вы пока подождите. Вас пговедут, - и Владимир Ильич дернул
за веревочку за портьерой. Появились двое чекистов, тут же вставших навытяжку.
-- Пговодите товагища Петьку на отдых! - сказал Владимир Ильич. -
И Феликса мне сюда, и вот еще - попгосите его пгинести папигос - а то я забыл
сегодня зайти в туалет, выловить окугки...
Пока Петька отсиживался в одиночке на Лубянке, в Кремле проходил совет.
-- Побеседовал я сегодня, знаете ли, с товагищем Петькой... М-да,
батенька, очень интегесный был газговог... Не заслать ли нам его в Гегманию
нашим агентом?
-- Хм... А зачем, Владимир Ильич, вы же сами нам все рассказываете,
что же более?
-- Гм. Ну, знаете, Феликс Эндмундович, я же, пгаво, не вечный... Хогошо
я пока... Гм... Ну да. В общем, вот вам мой завет: выучите этого охламона,
отпгавьте его в Гагвагд или Оксфогд, но чтобы лет через десять-пятнадцать
у нас был отличный агент в Гегмании... Попомните мои слова, нам еще понадобится
свой человек в этой пготивененькой местности! Вот так-то, батенька... Ну,
не забудьте пго товагища Исаева - он, конечно, молод еще, зелен, но уже
пога что-то делать...
-- А почему именно его, Владимир Ильич? Есть же много других
и талантливых и из рабочих...
-- А, не знаю... Чутье, батенька. Ну, что вы уставились, завет
есть завет... Ленин я или не Ленин?
-- Хоть Олин, - произнес Дзержинский вполголоса раздраженно.
Владимир Ильич сделал вид, что не расслышал.
-- Ну, вы поняли меня... Я пгослежу! Чтобы через неделю, максимум -
две он уже учился в Гагвагде!
-- Будет исполнено, Владимир Ильич...
-- И еще, товагищ Дзегжинский, это вы, я думаю, бгосаете окугки
в унитаз?
-- Гм... Виноват, Владимир Ильич, я... Выговор себе объявить?
-- Да нет, не стоит... Батенька, вы бы бгосали их хоть гядом - это
же чегт знает что, как тгудно высушивать, а потом еще гаскугивать...
. . .
Прошло пятнадцать лет.
В кресле под портретом самого себя на том самом месте, где проходила
описанная несколько выше беседа Владимира Ильича с Дзержинским, сидел
товарищ Берия и с интересом вчитывался в личное дело товарища Петра Иваныча
Исаева.
Сам товарищ Исаев сидел напротив в кресле пониже и чистил ногти
расческой.
-- Как вам Оксфорд, товарищ Петька?
-- Недурно, - сказал Петька. - Бабы классные. Милордихи называются.
И графихи.
Председатель НКВД опустил дело и посмотрел на Петьку с интересом
поверх очков.
-- Бабы? Вах-вах-вах... А тут - работы!..
И он продожил чтение.
-- Когда же предполагаете заброску в Германию? - спросил Берия,
дочитав дело.
-- Хоть завтра, - сказал Исаев, кладя расческу во внутренний карман. -
Тут у вас скучища страшная...
-- Вах-вах-вах, как нехорошо говорите, товарищ Исаев! Родина,
все-таки... Если бы вы не были так нужны Родине, между нами говоря, я
бы вас давно репрессировал, но раз так... Ну хорошо, пусть это будет следующее
воскресенье. Да?
-- Пусть будет.
-- Ну, вот и договорились... Марок вам нарисуют, парашют сошьют...
Сколько вы сделали прыжков с парашютом?
-- Один.
-- Ва-ах! Что же так?
-- Да по пьянке... Одна милордиха спросила: А что, Петька, сиганешь
с башни? А я - ща, скатерть тока возьму, и сигану!
-- И да вот что, товарищ Петька, негоже нам как-то отправлять вас
в самую Германию с таким-то именем...
-- А че ты привязываисся?
-- Э, нэ-э-э, товарищ Петька, зовут вас там ихнее Германское
пиво пить, и говорят... Герр Петька, идите пиво пить!
-- Издевательство какое...
-- Вот-вот... Плохо ведь?
-- Да уж... Погано...
-- Ну и как же прикажете вас теперь называть?
-- Как?.. Ну, пусть Максим Максимыч.
-- Вах! В честь кого же это?
-- Не кого, а чего...
-- Ну и?
-- Пулемет был у нас такой в дивизии...
-- А! Ну пускай... Остается только фамилию выбрать... Я предлагаю
