-- Ну, покажем ща мировой буржуазии... -
сказал Чапаев, накидывая свою бурку.
Петька, выведя на двор тачанку, запряженную
тощей кобылой, недоуменно посмотрел на начдива и
покрутил пальцем около лба. Начдив нахмурился, и
вместо участия в показывании мировой буржуазии
Петька был направлен на кухню, к Анке, чистить
картошку.
Следующим актом пьесы было некоторое
замешательство в рядах перепуганного противника,
увидевшего следующую сцену:
В кособокой тачанке сидел усатый человек в
бурке, одной рукой правил лошадью, а в другой держал
саблю, коей и махал, выкрикивая некие лозунги.
Когда враги опомнились, они заметили, что
усатый человек в тачанке подъехал вплотную к их
собственному штабу, но, очевидно, опомнившись,
развернулся и помчался обратно.
Анка и Петька, обнявшись, стояли около
кастрюль, в которых что-то булькало и клокотало. За
развешенной на веревке простыней, нервничая, стоял
политрук и искоса поглядывал на Петьку.
-- Ах, - с чувством сказала Анка, бросая в
кастрюлю очищенную морковку.
-- Ах, - повторил Петька, запуская в
кастрюлю руку и извлекая морковку обратно.
Влюбленные потупили взор и, довольные,
искося посмотрели друг на друга. Фурманов
занервничал, укусил сам себя за палец и отхлестал по
щекам, лоснящимся от свиснутой утром пухлой курицы.
Внезапно со стороны поля послышался четкий
свист пуль. Мимо удивленного Фурманова промчался
начдив в тачанке, размахивая саблей и левой ногой и
крича:
-- Ну а вот теперь мы их до полной победы
Мировой Революции !
Тачанка съехала в канаву и так и осталась
стоять. Начдив там же, в канаве, увлажнил землю,
выругался и вылез на поверхность.
Отчего то на его усах были отчетливые следы
не то варенья, не то губной помады.
Глава вторая
Вечером Петька договорился с Анкой кое о
чем, и бодрым шагом помчался на речку мыть ноги.
Анка удобно расположилась на сеновале и стала его
ждать.
Петька отчего-то не появлялся и Анке стало
это надоедать. Внезапно проходящий мимо сеновала
Фурманов услышал внутри его похотливое вздыхание.
Веками выработавшийся инстинкт мужчины проснулся в
политруке, и ему страшно чего-то захотелось. Он стал
смутно догадываться, чего же ему хочется.
Он облизнулся и открыл дверь. Скрип
несмазанной дверцы сарая несколько охладил его, но
тут из глубины сена послышался голос, как показалось
Фурманову, очень даже соблазнительный:
-- Петенька, ты ли это, main leibe ? -
позвала Анка дрожащим голосом почему-то не по-нашему.
-- Я, - хрипло сказал Фурманов, зная, что
женщинам перечить не следует, так как это может
плохо кончиться.
-- Иди же ко мне, main рыбка... Что же ты не
появлялся так долго, мой пьетушок ?
-- Занят бы-ы-ыл, - почти прорычал политрук,
закапываясь в сено. Анку он нашел не сразу, так как
она только возбудительно дышала и на глухое рычание
не отзывалась. Минуты три он ползал в сене и рычал,
но неожиданно женские руки схватили его за сапоги, и
те полезли с ног.
-- О, Петенька, какие холодные у тебя
ноги... И эти несносные, вонючие прошлогодние
портянки... О, main Gott... А ваще ничего...
Раздевайся же, мой leibe, я жду тебья уже давно!
Фурманов, рыча от того, что не он мог
расстегнуть портупею, стал дергаться и подпрыгивать.
-- О, я вижу страсть безумную твою, -
сказала Анка голосом заправской петербургской
актрисы, так что Фурманов даже удивился, откуда это
Анка набралась такой интиллигентной ерунды.
Далее последовала сцена, которую по
цензурным причинам включать в данное произведение
считалось бы manvaus tone. Приведем лишь некоторые
эпитеты и цитаты, принадлежавшие Анне Семеновне
(Фурманов был очень занят, и поэтому молчал):
-- Ух ты, какой ....... ! Ну давай же, .....
...... .... ..... ! О, о ! Ну, Петенька, ....... же
! О, ....., о ! Ну, еще разок ! ..... ! ....... ??
..... !!! ...... !!! ... ?!
........ !! Конец цитаты.
Кончилось тем, что обалдевший и измученный
Фурманов сполз с горячего похотливого тела Анки и в
изнеможении провалился сквозь сено.
Здесь совершенно внезапно появился Петька,
упавший в речку целиком, вместо того, чтобы спокойно
вымыть ноги.
-- А вот и я ! - сказал он, довольный собой.
Анка уставилась на него обалдевшим взором.
-- Как, уже ? - спросила она.
-- Ну так ! - сказал, очень польщенный,
Петька. Фурманов сделал ряд отчаянных движений и
оказался вне сарая, где, очевидно, должна была
разыграться трагедия. Он был вымотан без предела, и
был, что называется, без штанов, но в
портупее. Минут через сорок из сарая вышел
удрученный Петька, и характеристика произошедших там
событий выражалась в двух словах:
-- Не дала, - сказал он грустным голосом
сидящему на дереве с трофейным биноклем начдиву.
-- Енто дело споправимое, - сказал надчив,
ухмыляясь в усы. Его бинокль имел шестикратное
увеличение, и произошедшее на сеновале он наблюдал с
мельчайшими подробностями.
Внезапно Петька принял позу Онегина из
второго действия одноименного спектакля и сказал:
-- О женщины, вам имя - вероломство !
Фурманов, лежащий под деревом, съежился, и
ожидал падения тяжелого предмета на голову. Предмет
не упал.
-- Это точно, - сказал надчив, и сук, на
котором он сидел, благополучно треснул.
Фурманов взвыл и помчался на кухню.
На следующий день утром политрук, отдохнув
после вчерашнего происшествия, направился к надчиву,
чтобы поговорить по весьма важному вопросу.
Чапаев сидел за столом и точил саблю,
одновременно доставая из огромной чаши вареники со
сметаной.
-- Че пришел ? - спросил он неприветливо.
-- Разговорчик есть, - сказал Фурманов.
-- Садись, - сказал надчив, доставая
свободной рукой из-под стола здоровенную бутыль
мутного самогона.
-- Да нет, Василь Иваныч, я ж не в том
смысле вовсе... Я про нашего товарища поболтать
хочу...
-- Про какого, - равнодушно спросил Василий
Иванович.
-- Про Петьку.
-- Про какого Петьку, - еще более равнодушно
спросил начдив.
-- Ну про этого же, Исаева...
-- Ну, - сказал Чапаев, задумчиво вынимая
пробку, сделанную из куска тряпки, засунутую в
горлышко бутылки.
-- Вы ж помните, наверно, как из Москвы
товарищ Дзержинский сообщал, что в наши пролетарские
ряды прокрался немецкий шпи...
-- Сиди уж, пролетарий, - едко заметил
начдив. - У тебе ж на лбе сплошные димпломы
нарисованы...
-- Дело не во мне, - сказал политрук
раздраженно.
-- Вот это точно, - сказал начдив. - Никакой
пользы от тебе нетути.
-- Да нет же, ведь товарищ Дзержинский...
Василий Иванович основательно разозлился и
произнес фразу, из которой стало ясно, что он
некогда состоял с товарищем Дзержинским в интимных
отношениях, и что его партнеру в этом деле сильно не
поздоровилось.
Фурманов плюнул и сказал напрямик:
-- Василий Иванович, Петька - шпион.
-- Чего ? - Василий Иванович подавился
самогоном и залился здоровым пролетарским смехом.
-- Петька - шпион ? - переспросил он,
вытерев выступившие в глазах от смеха слезы. - Сам
ты шпион !
-- Ну Василий Иванович, - сказал Фурманов
уже не требовательно, а просительно. - Я ж точно
говорю, слышал как он говорил по-немец...
Тут политрук запнулся. Вспоминая с ужасом
свою вчерашнюю ночь, проведенную с истинной
пролетаркой Анкой, он ясно вспомнил, как она
называла его leibe и говорила ему какую-то
непролетарскую чушь.
-- Ну, чего замолк ? - спросил довольный
Чапаев. - Давай, зюзюкнем, что-ли, по сто грамм за
здоровье немецкого шпиона Петьки ?
Фурманов стоял, как вкопанный, и в дальнеший
разговор отчего-то не вступал. Анку выдавать не
хотелось, так как больше баб в радиусе шестисот
километров наверняка не было.
-- Ага, - сказал он голосом человека,
укушенного тремя крупными мухами це-це в одно место.
Василий Иванович налил ему сто грамм, и данный
продукт был равнодушно вылит в политруковскую пасть
и закушан мятым огурцом.
-- Ну ладно, ты, пожалуй, иди, а я тут
обдумаю план, - сказал Чапаев, выводя Фурманова на
улицу.
-- Ну, хамло интиллигенское, - сказал он,
вернувшись к своей сабле. - пролетариев оскорблять и
ихнюю самогону жрать ? Ох, чешутся мои руки тебя к
стеночке поставить...
Фурманов прямым ходом отправился к Петьке,
которого решил вывести на откровенности и, таки
образом, получить компрометирующий материал.
Грустный Петька сидел на завалинке походной кухни,
разместившейся вследствие затишья в амбаре, и
предавался меланхолии.
-- Чего надо ? - хмуро спросил он
подошедшего к нему и вставшего в ожидании Фурманова.
-- Давай, что ли, пойдем выпьем, - сказал
политрук.
Петька посмотрел на небо и зевнул.
-- Чегой-то не охота сегодня... Птички низко
летают... Заразы, - добавил он, смахнув с носа
нечто, упавшее с небес, - К дождю, видать...
-- К дождю, - согласился политрук. - А
хочешь, Петька, я тебе про синк транзит расскажу ?
-- Про что ? - испугался Петька.
-- А про смысел жизни.
-- Валяй, - сказал Петька, которому было все
равно.
-- Так слушай... Вот видишь, птичка проле...
-- Не надо про птичек, - сказал Петька,
доставая из помятого сапога ногу в протухшей
позапрошлогодней портянке. Фурманов отвел нос и
зажал его двумя пальцами.
-- Ну вот, - сказал он сипло, - тогда я тебе
про гетер расскажу.
-- Это про кого ты ? - удивился Петька.
-- Это я про баб, - успокоил его политрук.
-- Ну, давай, - вздохнул Петька, засовывая
ногу и соответствующую портянку обратно в сапог.
-- Так вот... гм... да... вот...
-- Это все ? - спросил Петька равнодушно.
-- Чего "все" ?
-- Чмокаешь чего-то... Ты про баб давай.
-- А, про баб... да... гм...
-- Ну, я пошел, - сказал Петька. - Это
чавканье и чмоканье я потом дослушаю.
-- Ну Петька, погоди ! Я ж к тебе со всей
душой !
-- Пошел ты в задницу, Дмитрий Андреич, -
сказал Петька вполне культурно. - Я спать хочу.
-- Ну иди, пролетарий хренов, - прокричал
ему вдогонку разгневанный Фурманов. - И помни, чтоб
вечером был в наступлении, а то мы тебя к стенке
лицом поставим и пару пуль в лоб !
-- Иди, иди, - сказал Петька, помахивая
цепью от подбитого совершенно случайно немецкого
танка.
Вечером, перед наступлением, Фурманов решил
предложить начдиву план разоблачения немецкого
шпиона. Василий Иванович посмотрел на политрука с
сомнением. Ему еще сильнее захотелось его
расстрелять.
-- Я че говорю, Василий Иваныч, - сказал
политрук. - чтоб узнать наверняка, кто в нашей
дивизии шпион, надобно каждому сказать, например, в
какой канаве при наступлении нашинский пулемет будет
мокнуть.
-- А на фига им всем это знать ? - удивился
начдив.
-- Так всем надоть сказать по разным
канавам. И вот, в чью канаву снаряд от беляков в
виде презента прилетит, тот, значит, и ихний шпион.
-- Фигню ты придумал, паря, - сказал начдив.
- Снаряд - живность летучая. Куды захочет, туды и
