После данного эпизода тема дискуссий перешла
на баб, причем у каждого отдельного бойца на данную
тему нашлись свои мысли и высказывания.
В конце концов постановили: бабы самые
лучшие - задастые, грудастые и чтоб по многу раз.
Данный факт был принят за всенародное решение и
занесен в протокол.
Василий Иванович остался доволен всеобщим
собранием.
Тем временем стало светать, и Василий
Иванович, боясь, как бы монгольцы не согнали сюда
всех своих буржуазных элементов, приказал собрать
личное (и не только личное, а кто какое найдет)
имущество, погузить таковое в телегу и быстренько
делать ноги.
Все собрали, кто чего мог и уселись на
телегу, слушая бурчание пустых животов.
-- Василий Иванович ! - жалобно протянул
Петька.
-- Ну ?
-- Жрать охота !
-- Ну ?
-- Так давайте ж пожрем ?
-- Это ты, Петр, хорошо придумал, - сказал
Василий Иванович, сажая Клашу рядом и степенно
застегивая галифе. - Вот только жрать-то у нас
совсем нечего... Черт побери...
-- Товарищ Чапаев ! - раздался откуда-то из
подворотни испуганный голос Фурманова. - Погодите !
Василий Иванович дернул за вожжи, кобыла
нехотя остановилась. Из подворотни выскочил
Фурманов, за ним гналась монгольская женщина с очень
русским коромыслом, которым она грела политрука по
голове и бокам.
В руках у Фурманова были две курицы и
крупная монгольская лепешка.
Василий Иванович дождался, когда Фурманов
запрыгнет в телегу и взмахнул кнутом.
Лошадь медленно перешла на дикий галоп, и
удивленная монголка остановилась и выронила
коромысло.
Когда Василий Иванович сумел остановить
кобылу, собравшуюся, по-видимому, разогнаться до
сверхзвуковой скорости, хмурый монгольский город был
далеко позади в облаках пыли.
-- Ну, товарищ политрук, объявляю вам свою и
общественную благодарность, - сказал Василий
Иванович важно, протягивая руку за куском лепешки. -
Хотя, конечно, красть недостойно для совейского
коммуниста. А, Петька ?
-- А лепешки краденные жрать достойно ? -
угрюмо пробурчал обиженный политрук.
-- Чего ты ?
-- Ничего.
-- А ! Ну, конечно, это правильно, товарищ
Фурманов, что вы заботитесь о своих товарищах, но
вообще-то... Ну ладно.
-- Ничего, привыкнешь, - пробурчал Фурманов.
- Я еще и не так могу.
Глава пятая
За корреспондентом Клашей прислали
автомобиль из Москвы. Василий Иванович долго не мог
расстаться с ней, уговаривал ничего не рассказывать
мужу, она соглашалась, он горестно вздыхал и начинал
уговаривать снова.
Вместе с телегой в чапаевскую дивизию пришла
посылка для политрука Фурманова. Дмитрий Андреич,
распаковав присланный тюк, пришел в неописуемый
восторг. В посылке были три свеженькие, пахнущие
вонючей типографской краской экземпляра книги
"Чапаев".
Один из них был подарен главному герою
описываемых в фолианте событий, вследствие чего
Василий Иванович понемногу стал забывать горесть
разлуки с Клашей.
Несколько озадачило всю дивизию и особенно
Петьку замечание редактора (страниц на сорок) в
начале книги. Там на полном серьезе сообщалось, что
Петька Исаев - ни кто иной, как "собирательный образ
советского красноармейца". Петька был сильно обижен
таким отношением, и пообещал встретить Фурманова в
темном улгу и набить оному морду.
-- Эх, Петька, - слезливо сказал Чапаев,
держа в одной руке уже весьма сильно испачканную
книгу, а другой обнимая "собирательный образ". - Не
расстреляли мы с тобою вовремя этот гнусный элемент,
вот он теперь и оскорбляет красных бойцов всякими
гнусными емпитетами.
Петька тягостно вздохнул, Василий Иванович
взмахнул кнутом, и кобыла медленно стала разгоняться
по пыльной дороге.
Чапаевская дивизия держала курс на запад.
Очередной инцидент, связанный с похищением
пищи, произошел у Фурманова уже на своей территории.
Василий Иванович, зазевавшись над вожжами, не
заметил, как равнодушная кобыла съехала в поле и
вброд перешла пограничную речку.
Рано утром Фурманов, почувствовав неумолимое
желание чего-нибудь сожрать, сполз с телеги и
направился в ближайший населенный пункт, где из
печных труб уже поднимался дымок, и заспанные
крестьянки тащили таких же сонных коров на утреннее
доение.
"А не плохо бы попробовать молока", -
подумал Фурманов, подтягивая штаны.
Он напился из лужи, обошел одну из избушек
через огород и увидел то, что и желал увидеть -
свободную корову с уже подставленным под вымя ведром.
Политрук огляделся - никого. Он осторожно
подобрался к корове сзади, сорвал пук крапивы и
вскоре оказался около заветного ведра. Он заглянул
внутрь - пусто.
"Не надоили еще, лежебоки".
Корова оглянулась и, медленно пережевывая
жвачку, оценила боевого красноармейца равнодушным
взглядом затуманенных глаз.
Фурманов похолодел.
"Вот ведь как врежет копытом, а ?", -
подумал он с опаской, отступая на шаг назад.
Он неловко уронил ведро, оно загремело, и
это заставило встрепенуться хозяйку коровы.
-- Красные ! - завизжала она, увидев в своем
огороде и около своей коровы боевого красноармейца.
Взвыла собака, заменив сирену. Дмитрий
Андреич, схватив зачем-то ведро, помчался огородами
в ту сторону, где на горизонте исчезала чапаевская
телега.
-- Ведро отдай, сукин кот ! - хозяйка коровы
и соответственного ведра не отставала и угрожающе
помахивала кривым топором.
Фурманов, бросив злосчастное ведро,
попытался сделать крутой вираж и оказался в канаве.
Крестьянка победоносно подобрала ведро, в
знак презрения швырнула в боевого красноармейца
комком глины и удалилась.
-- Проклятые буржуазные пережитки, -
захныкал Фурманов, пытаясь выбраться из канавы.
Телега с Василием Ивановичем уже совсем скрылась за
горизонтом.
Пришлось удовольствоваться похищением почти
ничейного подсолнуха у дороги и ретированием.
-- Дмитрий Андреич ! - восхищенно сказал
Чапаев, увидев оттопыренную гимнастерку политрука. -
Никак, с обедом пожаловали ?
-- Да какой там обед, - уклончиво сказал
политрук, доставая из-за пазухи подсолнух поменьше.
-- И на том спасибо, - сказал Чапаев,
запуская руку за экземпляром побольше. - А скажи-ка,
Дмитрий Андреич, ведь мы ж так могем и до немецкой
границы, понимаш, дотянуть ?
-- Можем, - поразмыслив, сказал политрук. -
Но долго. Вот ежели, например, на поезде...
Он посмотрел вдаль, и в глазах его стали
медленно разгораться задорные искорки.
-- Где ж ты поезд возьмешь... - протянул
Василий Иванович, который в жизни паровоз не видел
ни разу.
-- Да вон он, - сказал Фурманов, показывая
куда-то вдаль.
Все пригляделись. Петька присвистнул - на
горизонте пыхтел совсем крошечный паровоз.
Василий Иванович не вытерпел:
-- В атаку !
Не нужно и говорить, что перепуганные
машинисты сдались без какого бы то ни было
сопротивления.
Анка, Фурманов и все остальные были
отправлены в единственный прицепленный к паровозу
почтовый вагон, где и занялись чтением шедевров
эпистолярного жанра, как то:
"Дорогой Шура,
вышли нам с Нинкой два мешка галош помягше"
Петька и Василий Иванович отправились в
машинное отделение, где Петька моментально отломал
от приборной доски регулятор давления в котле.
-- Ну урод! - сказал Василий Иванович. - Она ж теперича
не поедет...
-- Поедет, - сказал Петька уверенно.
-- Поедет, - сказал сзади Фурманов насмешливо. - Но не
остановится... Так что тушите свет, товарищ Петька!
-- А ты не шибко радовайся, - сказал Василий Иванович.
- Ты вместе с нами в такое же дерьмо влип, так что можешь
кончать радоваться...
-- А я спрыгну!
-- Не спрыгнешь!
-- Спрыгну!
-- Хрен!
-- Да!
-- Нет!
-- Ей-Богу!
-- Бога нет!
-- Я!
-- Ты!
-- Щас!
-- Побоисьси!
Фурманов покраснел, как помидор и от бессильной злобы
прикусил себе язык.
Прыгать на ходу действительно не было никакого желания.
Василий Иванович показал ему язык и погладил по голове
совсем поникшего Петьку.
-- Не боись, Петенька, - сказал он, - Паровоз - ему супротив
лошади даже помочиться слабо, так что скоро он совсем устанет,
и хрен куда поедет... Это ж надо, такую уйму вагонов тащить... Почти
что больше трех!
"Как же - устанет", - злорадный Фурманов в кочегарке бросал
в топку уголь лопату за лопатой. - "Ща так накочегарю, самолет обгоним".
Сняв намокшую гимнастерку, политрук вытер ей волосатый
живот и шею.
Внезапно в кочегарке появилась Анка с папироской в зубах.
-- Че? - спросила она, глядя вопросительно на Фурманова.
-- Ничего, - сказал Фурманов, - Едем, Анна Семеновна!
-- Вижу, - сказала Анка мрачно. - Но не пойму я чегой-то,
как эта зверь сама едет...
-- Я вам все объясню! - встрепенулся Фурманов. - Вот тут... - он
ткнул пальцем с грязным черным ногтем в сторону топки, - котел...
Там - пар... Пар - в цилиндр... А там - поршень... Он... Там... Входит...
И выходит... Туда...... И сюда... Там... Ых! - вдруг Фурманов не сдержался
и, повалив Анку на пол, начал расстегивать галифе.
-- Верботен, - сказали у него над ухом.
-- Чего? - изумился Фурманов.
-- Спокойно, - сказали сзади голосом Петьки, и тупое
дуло какого-то неизвестного оружия. - Чего тебе надоть от ентой
бабы?
-- Да, в общем-то, ничего, - сказал перепуганный насмерть
Фурманов, отодвигаясь подальше от Анки и пытаясь застегнуть галифе.
-- Стоп!
-- Что?
-- Штаны...
-- Чего "штаны"?
-- Не надо застегивать - вещдок все жа... Василь Иваныч!
-- Че?
-- Подь сюды!
-- Зачем?
-- Тут Фурманов Анку хочет забесчестить!
-- Гы-гы-гы... Не могу я, Петька! На дорогу смотреть надоть!
-- Зачем?
-- Вдруг - рельсов нету... Или шпалов...
-- И что?
-- Как что?
-- Сделаешь ты чего?
-- Ничего не сделаю... А, ну да!!
Василий Иванович появился в кочегарке и уставился на распластанного
на полу Фурмонова.
-- Итить твою в качель, - выругался он. - Никак, разодрались опять,
бараны?
-- Не, он хотел Анку того... Уделать.
-- Ну и че?
-- Как - че!
-- А фигли ж ты подсматривал? - строго заметил Василий Иванович. -
Нехорошо подсматривать... Нехорошо...
Петька пристыженно покраснел и понурил голову.
-- Ну а вы, ребятки, не обессудьте, - сказал Василий Иванович
политруку и Анке. - В другой раз как-нибудь, раз мы вас вовремя зашухерили...
Глава шестая
-- Ты, интиллегент паршивый, давай, протирай очки и смотри, куда
мы едем!
-- Как куда?! Прямо!
-- Вижу, что прямо... Ты пальцем покажи, куда...
-- Ну вон же, вон же!
-- Что - "вон"? Какого ты мне тут пальцем тычешь? Куда едем?
-- Да вроде как на Запад...
-- На Запад? Ну, это уж что-то... Удружил, молодец... Ну, иди...
Тока никому, про то, что на Запад, понял меня, да?
. . .
-- А скажите, незабвенный Василь Иваныч, вы могете водку
"Столишнюю" пить?
-- Могу...
