-- А "Пшенишную"?
-- Могу...
-- А самогон?
-- И самогон могу...
-- А спирт "Рояль"?
-- Не, Петька, рояля не могу...
-- А че, Василь Иваныч?
-- Языков-то не знаю... А ну как отравят?
-- Да хватит вам про водку! Не травите душу... Да, кстатя, что
там у нас в хвосте за бочка така железна громыхат?
-- Бочка? Какая бочка?
-- Ну вона, блестяшша така...
-- А, цистюрна! А правда, что в ей? Можа, спирт, Василь Иваныч?
-- Спирт? Гм... А можа... Иди ты, нечто тут в такой захолустье
будет сратегиссьский продукт?
-- Какой продукт?
-- Сратегиссьский.
-- Это почему?
-- Потому что всех вас, олухов, может в нехорошие чуйства свесть...
И какие вы тады будете вояки?
-- Плохие, Василь Иваныч...
-- Вот то-то оно... А стакан твой - где?
-- Как от беляков бежали, обронил, Василь Иваныч...
-- Смотри у меня, ща заставлю в речку нырять, как за винтовкой...
Помнишь, кину-то привозили... про мене... эк я тама... Во, смотри, к речке
якось-то подъезжаем... Ща вот ты у меня попрыгаешь за стаканом...
-- Знакомая какая-то речка, - задумчиво сказал Фурманов.
-- Кому?
-- Мне, понятно...
-- И что за речка?
-- Не знаю... Волга, вродь... Быстро мы управились!
-- С чем?
-- Да так, географию вспоминаю... Монголия во где, а Волга - во где...
-- Иди ты!!! А где та речка... Ну, как ее?.. Где меня тонули?
-- Урал? Во где!
-- Да ты что! Куды ж мы едем-то?
-- Не знаю дажа... Если так и дальше пойдет, скоро выедем на
эту... как ее?.. линию... линию...
-- Говносральную линию Партии?
-- Не-е-е... На линию фронта...
-- Фронта? Ой, мудришь ты, Фурман... Перепил видать... Да, мы ж
с цюстерной не закончили... Чего там, вот ведь вопрос? Петька! ПЕТЬКА!
Где ты, придурок, тебя легендарный начдив зовет... Иди, Петька,
разузнай, что в этой цюстерне, и смотри, не пей все, если
горячичельное...
Петька достал из кочегарки лом побольше и отправился к цистерне
по крышам вагонов.
Он вернулся через час.
Пьяный в стельку.
-- Все выпил? - с сожалением спросил Василий Иванович.
-- Ты че, чувак! Там на роту, - сказал Петька и неожиданно для
всех схватился за рот.
-- Зубы чешутся? - посочувствовал Василий Иванович.
Петька вместо ответа отвернулся от ветра и сделал экстренный выброс
съеденной пищи и выпитой жидкости на железнодорожное полотно...
Василий Иванович почувствовал в воздухе явный запах спирта, и
в его взгяде проснулась явная заинтересованность.
-- Политрук!!!
-- Здеся я...
-- Стакан мой - ГДЕ?!
-- Так от беля...
-- Отставить! Стакан мне, живо! Не, бутыль! Не, не бутыль,
ведро мне! Ур-р-ра!!! Дивизия, на цюстерну - за мной!
Покачиваясь от движения поезда, чапаевская дивизия
помчалась в последний вагон, за которым была прицеплена цистерна со
спиртным напитком.
Если бы у них была конница, процесс достижения цистерны мог бы
значительно ускориться.
. . .
Офицерская оргия в доме архиерея в Саратове закончилась только
под утро.
Основательно проблевавшись в хозяйское корыто, белогвардейский
поручик Ржевский выполз на крыльцо, погромыхивая саблей о косяк двери.
Левой пятке было холодно - сапог с левой ноги куда-то делся, портянки
не было.
Поручик поежился.
Когда лежать в мокрой грязной луже тоже стало холодно, поручик
поднял намокшую рожу, с которой коричневыми потоками стекала размокшая
глина, и увидел сцену, которая его немного удивила - немного, потому
что его пьяного совершенно ничего не удивляло, разве только если бы у
Наташи Ростовой вдруг появилась грудь.
Но тут поручик неожиданно заметил, как по рельсам
железнодорожного пути, в охране которого и состояла его основная
обязанность, движется поезд.
Он двигался очень медленно, труба паровоза не дымила, в окнах
пассажирских вагонов света не было.
Поначалу поручик подумал, что это приехал долгожданный
бронепоезд с подмогой. Но почему-то ни одной бронированной части у
бронепоезда не было, поэтому мысль о бронепоезде пришлось отвегрнуть как
неправильную.
Ржевский шумно рыгнул, чтобы собраться с силами, и взглянул
повторно. Поезд, могущий оказаться пьяным бредом, к его большому
сожалению, не исчезал.
Поручик ругнулся и пополз обратно в дом.
На полу в гостиной, подложив под голову телевизор (о Боже,
какой телевизор?!), чтобы не жестко было спать, храпел Пьер Безухов в
грязных исподниках.
-- Петя! - позвал поручик, тыкая Пьера в жирный бок. Из бока
Безухова раздавался такой подозрительный звук, как будто бы это был барабан,
и в него били специальной барабанной палочкой.
Ржевский собрался с силами и крикнул что-то Пьеру в ухо.
Тот моментально вскочил и набил себе здоровую шишку на лбу об
неподходяще подвернувшийся камин.
-- Где моя баба? - спросил он первым делом пьяным голосом,
оглядывая окружающую его местность.
-- Какая?
-- Наташка...
-- Я почем знаю, - поручик смущенно потупил взор.
-- Ну, хрен с ней!
-- Как - с ней?!
-- Да я не в том смысле, солдафон паршивый...
-- Сам солдафон!
-- Я?!
-- Ты!..
. . .
Когда драка прекратилась, Пьер оказался наверху, держа для
безопасности Ржевского за горло. Тот хрипел и старался вырваться.
-- Чего ты завыпендривался? - поинтересовался Пьер миролюбиво.
-- Поезд! - сказал Ржевский хрипло.
-- Иди ты! Где?
-- На железной дороге... Пусти же, жирная свинья!..
Пьер отпустил поручика, тот принялся откашливаться и выглянул в
окно.
Поезд, на счастье Ржевского, далеко не уехал и уже совсем
остановился.
-- М-да-а-а-а... - протянул Безухов. - На бронепоезд непохоже...
Может, красные?
-- А он у них на запасном пути, - заявил Ржевский резонно.
-- Кто?!
-- Их бронепоезд. Стоит. И люди мирные...
-- Бред какой-то, - заметил Безухов. - Ты там уже был?
-- Где?
-- Ну, в поезде?
-- Что ж я, самоубивец!
. . .
-- Ой, погано мне... Ой, погано...
Василий Иванович сидел на полу почтового вагона и держался
обеими руками за раскалывающуюся голову. Ему казалось, что голов у него две,
причем большая из них почему-то внутри...
-- Спирт, видать, погань... - сказал Василий Иванович. При
упоминании спирта его чуть не стошнило. - Это ж надо, - пожалел он сам
себя. - Целое ведро выжрал!
-- Оо-о-ох... - раздалось из-за печки-буржуйки.
-- Петька? - позвал Василий Иванович неуверенно.
-- Я-а-а-а...
-- Ты жив?
-- Не знаю... Вроде, жив... О-о-о-х, башка болит...
-- А Фурман где?
-- Кто ж его знает... Проблевался и спит, наверное, где-нить...
О-ох, хреново...
-- Хоть бы рассолу жахнуть... - замечтался Василий Иванович. - Я ж
тебе говорил, занюхивай...
-- Чем? Там не было ни хрена...
-- Чем-чем... Да хоть носками. Все одно запах повывендрится...
Со стороны выхода раздались гортанные звуки. То есть, это была
не норманнская речь немецко-фашистских оккупантов, до которых еще далеко,
а это застенчиво, чтобы никому не помешать, блевал Дмитрий Андреич Фурманов,
легендарный политрук и т.д.
-- Эк заливается, сердешный, - умилился Василий Иванович и попытался
встать на ноги. Это ему удалось с трудом.
Пошатываясь, Василий Иванович вывалился из почтового вагона и вскоре
где-то в ночной тиши стрекотание психованных сверчков смешалось с журчащими
звуками.
Начдив вернулся назад немного посвежевший и застегивающий галифе.
-- И вот, однако ж, вопрос, - сказал он. - Иде ж мы все щас
того, то бишь находимся?
-- Ой, Василий Иваныч, давай проспимся, - предложил Петька. - И
так в башке фигармония и хренсерватория, а ты какие-то находимся...
-- Это верно, - сказал начдив. - Но покамест ты будешь дрыхнуть,
мы заедем незнамо куда, а там...
-- Не заедем, - сказал политрук, вползая в купе. - Паровоз встал,
а как его того, не знаю...
-- Что ж ты глядел!!!
-- Пьян был, Василий Иваныч... Ну вы ж сами в меня ведро за ведром
вливали, говорили еще "Пей, оглоед".
-- Оглоед - не спорю, - сказал Василий Иванович. - А за паровоз
тебе того, строгий-престрогий сам знаешь кто... То есть, что. И чтоб щас
сразу выяснил, где... То есть, мы. Это приказ.
Политрук вздохнул и вывалился наружу.
До утра он не появлялся.
Едва рассвело, Василий Иваныч, достав свою любимую саблю, уселся
напротив отполированного самовала и начал основательно бриться, в смысле,
делать так, чтобы выглядеть перед дамами (если оные предвидятся) не
совсем заросшим, а немного.
. . .
В доме архиерея матерились.
Поручик Ржевский и Пьер Безухов не могли решить, кто первый
пойдет на разведку.
Перепалка продолжалась уже третий день.
. . .
Когда в поезде кончилось все, что можно было съесть, включая
ананасы и запасы рябчиков, Василий Иванович заявил, что пора принимать
решительные меры и недвусмысленно посмотрел на Петьку.
Петька же заявил, что насчет мер он уже решил, на том
и порешили.
За хавкой послали Фурманова.
. . .
В доме архиерея дрались.
Выбранный общим собранием в составе поручика Ржевского и Пьера Безухова
Ржевский наотрез отказывался идти в разведку, мотивируя это тем, что если его
убьют, Наташа Ростова сойдет с ума, а Пьер вообще смухлевал со своей монеткой,
и что всему полку известно, что у него там четыре головы на два орла.
На разведку Пьеру было глубоко плевать, но честь жены и монетки его
немного волновали.
Бинты и йод в доме архиерея кончались...
Глава седьмая
Итак, постепенно, шаг за шагом, абзац за абзацем, мы приближаемся
к минуте, когда встретились, наконец, два противоположных фронта -
поручик Ржевский и просто Петька из легендарной дивизии Василия Ивановича.
Посланный за питанием Фурманов бесследно пропал.
Василию Ивановичу очень недоставало провианта, но рисковать
он не решался.
После полутора суток, проведенных в темноте и без провизии,
дивизия Василия Ивановича, точнее, то, что от нее осталось, начала скучать.
Из темного угла почтового вагона раздавались томные вздохи
Анки, заставлявшие Петьку издавать не очень приличные в обществе звуки.
Внезапно где-то под днищем вагона зашуршало.
-- Фурман ползет, - сказал Петька в предвкушении чего-нибудь
перекусить.
Шуршание притихло.
Поручик Ржевский, проигравший в биллиард Пьеру и вследствие
этого посланный на разведку, не расслышал первое слово и, приняв
его за ругательство, искал теперь булыжник покрупнее.
Вскоре по двери постучали. Но это был не нежный Фурмановский
звук, так знакомый Анке, а грубое громыхание тяжелым предметом.
-- Кто там есть, извольте вылезть! - потребовал Ржевский.
Из вагона появились мощные руки, втащившие поручика внутрь.
По несчастливой случайности сабля его осталась снаружи.
Петька, поймавший, собственно, Ржевского, был немало удивлен.
-- Василь Иваныч, никак, беляк!
-- Точно, беляк! Ишь ты какой... А на картинке - зверь
зверем... А тут недоносок какой-то...
-- Сам недоносок! - обиделся Ржевский. - Как ты разговариваешь
с офицером?!
Он попытался встать, но крепкие руки Петьки держали его.
-- С каким офицером? - поинтересовался Василий Иванович. - У тебя
