баритона, уверенность к нему вернулась, но не вся.
- Это клиника имени Ганнушкина. Номер надо правильно набирать,
молодой человек, - наигранно раздраженно выпалил Ильцев и бросил трубку.
Нечего из меня знаменитость делать! Нечего!
Несколько минут Ильцев сидел у телефона, опять балуясь выключателем
лампы. Повторного звонка не последовало - психология обладателя приятного
баритона была разгадана точно. Попав не туда, они не звонят еще раз,
потому что уверены: ошиблись не они, а тот, кто дал им номер. Кто дал? Да
мало ли кто мог дать... Наверное, кто-то из старых знакомых.
Старые знакомые... Где они теперь, те, кто когда-то считался
друзьями? Только Герка один и есть. Ильцев учился, учился - все вокруг со
временем изменилось, а он остался таким же, как был. В свои двадцать два
года он был стеснительным, чутким, инфантильным юношей. Все время чем-то
занят, как-то некогда было повзрослеть...
Ильцев оставил свет включенным и опять улегся на диван. Настольная
лампа вполне заменяла бра.
Возле дивана, прямо на полу, ворох газет. "Ах да, я же про них совсем
забыл, а ведь собирался все перечитать".
Это событие заинтересовало Ильцева с самого начала, но не больше чем
наблюдения делийских парапсихологов или новые данные о встречах со снежным
человеком. Многое он прочитал сразу, другое пересказали знакомые. Такие
вещи всегда на слуху. Но теперь, когда он сам сыграл в этом заметную роль,
Ильцев решил перечитать все заново, с самой первой публикации...
"5 марта Крымская обсерватория зарегистрировала в области созвездия
Орла неизвестный космический объект, поведение которого наблюдателям
показалось странным. Мнения о его происхождении разошлись..."
Эта маленькая заметка еще не привлекла большого внимания, но она
стала ядром снежного кома, растущего со страшной силой.
Всего через несколько дней появилась вторая заметка, такая же
маленькая, но уже настораживающая: "Установлено, что объект, замеченный
ранее Крымской обсерваторией, движется в сторону Земли по необычной для
космического тела траектории. Он привлек внимание крупных ученых всех
стран. Высказано много противоречивых версий. Все обсерватории мира ведут
постоянное наблюдение..."
Чуть позже подобные заметки появились во многих газетах -
беспристрастная констатация фактов, никаких попыток толкования. Но вот уже
какой-то еженедельник на всю полосу публикует интервью с видным
западногерманским астрономом "В настоящий момент, - говорит тот, - я могу
смело утверждать, что неизвестное тело представляет собой правильный конус
скорее всего искусственного происхождения. И вершина этого конуса
сориентирована в сторону движения, а именно в нашу с вами сторону..."
Еще около месяца длилась неопределенность - каждая газета по-своему
объясняла феномен читателям. Каких только невероятных выдумок не было: от
войны миров и второго пришествия до оптической иллюзии и массового
гипноза. Общественность бурлила.
И вот уже в июне астрофизик И.Г.Волохов официально заявил: "Опираясь
на данные вычислений размеров этого объекта и наблюдение за его
поведением, я предполагаю, что это космический корабль неизвестной
конструкции и цель его полета, по-видимому, Земля. Я думаю, что мы имеем
дело со столь долгожданным визитом инопланетян".
Ильцев хорошо помнил, какой отклик вызвали эти слова во всем мире.
Одна газета писала: "Миллионы телескопов направлены в небо, миллионы
ученых ломают голову над загадкой, миллиарды людей спрашивают: неужели
контакт? Неужели братья по разуму?"
Другая была не так оптимистична: "На нашу долю выпала редкая удача:
нам предстоит увидеть братьев по разуму с других планет. Но не придется ли
нам, людям, краснеть, глядя им в глаза? Посмотрите, в каком виде
предстанет перед ними наша родная Земля!"
А третья вообще пугала межпланетной войной и писала...
Снова зазвонил телефон. Опять, что ли? Ильцев решительно снял трубку,
готовый вновь сыграть вахтера в психбольнице.
- Аркадий, привет! - не дожидаясь тривиального "алло", весело кричал
в трубку Герка Туманов, биолог и единственный друг Ильцева. - Слышишь,
тебе собака не нужна? Дог! Приятель один раздает. Даром.
- А сам почему не берешь? Привет, - без энтузиазма отозвался Ильцев.
Герка - это, конечно, совсем другое дело, но тоже некстати.
- Я беру! Уже взял. А у него еще есть, - не унимался Герка.
- Не до собаки мне, - проворчал Ильцев.
- А-а... Понятно... - протянул Герка. - А может, знакомым
каким-нибудь нужна? Спроси.
- Ладно, спрошу. Пока.
- Пока.
Ильцев медленно повесил трубку.
"Молодец все-таки Герка, настоящий друг. А ведь небось уже успел
прочитать. Другой бы на его месте бросился поздравлять, кричать: "Ну, ты
теперь у нас гений!", наговорил бы кучу глупостей, от которых потом на
душе неприятный осадок. Только настроение испортил бы, потому что видно -
не от чистого сердца, неправда... Это от желания продемонстрировать свою
близость к знаменитому человеку, совсем не из любви к нему, а от любви к
себе, от эгоизма. И хорошо еще, когда это видно. А если - нет? Такие ведь
тоже будут обязательно. Сейчас развелось много трущихся вокруг дела людей.
Что им нужно? Неясно... Герка - совсем другое, Герка - друг. Он ведь даже
не спросил ни о чем. Словом не обмолвился. Молодец, понимает".
Ильцев вернулся к чтению.
Десятка два газет с броскими заголовками на всех языках сообщали
потрясшую мир новость: "12 сентября неподалеку от города Мунайлы Казахской
ССР при попытке приземлиться потерпел аварию инопланетный космический
корабль. В момент падения на борту корабля находились два пилота, внешне
не отличимые от земных людей. В результате произошедшего взрыва один из
них погиб, второй находится в крайне тяжелом состоянии. Все силы лучших
медиков Земли направлены на спасение единственного представителя внеземной
цивилизации. На внеочередном заседании ООН была сформирована Комиссия по
контакту, в которую вошли..."
Ильцев отложил газету: кто вошел в Комиссию, он знал и так.
В течение двух месяцев газеты публиковали сводки о состоянии здоровья
инопланетянина. Оно постепенно улучшалось, но это радовало только
неискушенных, члены Комиссии понимали, что нормального, полноценного
контакта уже не получится. Требовались обходные пути, один из которых
предложил ученый совет института прикладной лингвистики. В этом институте
проходил практику студент Аркадий Ильцев.
Предложение ВНИИПЛа также попало на страницы прессы:
"...В обломках корабля экспертная комиссия нашла несколько
инопланетных книг и звукозаписывающий прибор с фонограммой разговоров
членов экипажа во время полета...
Всесоюзный научно-исследовательский институт прикладной лингвистики
(ВНИИПЛ) выступил с предложением попытаться расшифровать язык инопланетян
и в случае удачи вести диалог на родном гостю языке, это намного облегчило
бы контакт.
Предложение было обсуждено Комиссией по контакту и одобрено всеми ее
членами. Копии книг и кассеты с записью разговоров переданы в распоряжение
ВНИИПЛа.
Согласно решению Комиссии по контакту и коллегии врачей гостю
ежедневно показывают видеофильмы, повествующие об истории Земли, ее флоре
и фауне.
Коллегия врачей, наблюдающая за здоровьем инопланетянина, утверждает,
что он пока еще не готов к контакту..."
Потом было еще несколько заметок: как же без них - люди ждали
сенсации, а ее не было, прилетели братья по разуму, а ничего не
произошло... Ильцев не стал читать эти статьи - вода.
Перед тем как открыть последнюю, вчерашнюю газету, Ильцев долго
смотрел в потолок отрешенным взглядом. Это была статья о нем.
"Сотрудник НИИ прикладной лингвистики Аркадий Александрович Ильцев,
применив оригинальный метод, создал программу, позволяющую с помощью
компьютера расшифровывать язык инопланетян. Значение этого открытия трудно
переоценить...
Узнав о том, что землянам известен его язык, наш инопланетный друг
настоял на немедленном контакте.
Несмотря на то что состояние здоровья гостя до сих пор не пришло в
норму, контакт назначен на 27 декабря. Диалог будет осуществляться с
помощью компьютера-переводчика системы Шпагина-Браве.
В контакте будут участвовать..."
Далее следовал перечень глав государств, ведущих ученых и врачей.
Последним в списке значился "А.А.Ильцев, лингвист".
"Чепуха! Чушь... Почему вдруг "сотрудник НИИ", неудобно даже... Не
было никакого "оригинального метода", все было не так. Вначале было
любопытство, простое ребяческое желание попробовать свои силы в большом
сложном деле. Не для того, чтобы сделать открытие, и даже не для того,
чтобы помочь людям, как обычно говорят в таких случаях, а просто ради
интереса. Это была игра... И вдруг появился алгоритм! Он сам собой всплыл
у меня в мозгу, казалось, я не имею к этому никакого отношения! Я
удивился: из ничего вышло что-то. И не просто что-то, а то, что не вышло у
тех, кто специально добивался этого, у десятков маститых лингвистов и
целых коллективов. На смену удивлению пришло беспокойство и сомнение.
Смогу ли я написать эту программу? Возможно ли вообще написать такую
программу? Я начал относиться к своей затее всерьез. Вот тогда только
началась настоящая работа, в ход пошли все знания, которые я имел. И вот
хрупкая нить стала медленно сворачиваться в круглый, аккуратный клубок.
Весь день я добросовестно исполнял свои обязанности, благо они нетяжелы, а
в голове постоянно вертелся этот клубок, на который один за одним ложились
правильные витки. Все это время я не думал о том, что буду делать после, я
просто работал... Был какой-то азарт. Когда же все стало на свои места, я
ужаснулся: это открытие! И сделал его я! А что дальше? Ученый несет
ответственность за свое открытие... А я? Я же не собирался... Я просто...
Я не хотел делать открытия".
Все смешалось в голове Аркадия Ильцева, вопросы, не успевая найти
ответ, давили друг друга. Он не заметил, как погасил свет и заснул. Ему
приснилось, как огромный человек в длинной голубоватой одежде вручает ему
красивый, сверкающий меч. Он рад такой чести, ему доставляет удовольствие
смотреть, как блестит и переливается лезвие меча в лучах восходящего
солнца, но человек показывает куда-то в сторону и легонько подталкивает
его. Он оборачивается и видит серо-фиолетового стоглавого дракона,
извивающегося на зеленой траве и тяжело дышащего пламенем, - так вот для
чего ему дали меч. Но он совсем не хочет, да и не умеет драться...
На следующий день Ильцев проснулся поздно. Он не спеша привел себя в
порядок, плотно позавтракал и вышел из дома.
Официальный контакт был назначен на вторую половину дня, но Ильцев
должен быть там раньше: нужно компьютер приготовить к работе.
Толкнув ладонью стеклянную дверь с надписью "предъяви пропуск в
развернутом виде", Ильцев вошел в просторный холл. Он всегда тушевался в
такой обстановке - стекло, мрамор, цветы по углам, мягкие кресла. Он
достал пропуск, но в холле не было никого, лишь большой разлапистый фикус
гордо смотрел на Ильцева из круглобокого бочонка, поставленного на
табурет...
Предъявлять пропуск было некому, Ильцев направился в глубь
прохладного холла, к широкой мраморной лестнице.
Помещение, приготовленное для контакта, напоминало нечто среднее
между больничной палаткой и палатой государственного парламента. В ней уже
было полно людей: члены Комиссии, врачи, репортеры, обслуживающий персонал
- каждый занят своим делом.
Молодая журналистка, узнав Ильцева, бросилась к нему и, строя глазки,
