хотя бы... Вот только что с кинопроб приехал.
Смотрю - режиссер улыбнулся. А я и рад стараться:
- Да нет, - говорю, - режиссер вроде бы ничего. Нет, это ты зря так
говоришь... Режиссер - мужик отличный.
А режиссер этот самый уже смеется, и какое-то любопытство в его
глазах блестит. Вроде, как бы спрашивает, что же он дальше скажет? А я
дальше мысль развиваю:
- Он, режиссер этот, что придумал! Он, чтобы испытать меня говорит:
"Ты представь, говорит, что меня здесь нет и ничего нет, а есть телефон, и
ты по этому телефону своему другу звонишь". Ну, я и представил, будто с
тобой говорю. Я сначала сказал: "Алло. Привет, это я". Выждал секунду и
дальше: "Ты чем занимаешься?" Еще пауза. "А я вот в кино сниматься решил,
только что с кинопроб..." Тут я представил, будто ты что-то плохое про
кино сказал, а я тебе возражаю: "Да нет, говорю, ты не прав, режиссер уж
больно хороший попался... Сообразительный мужик. Ты слышь, что он придумал
- он говорит: "Ты представь, будто никого здесь нет и меня тоже нет, а
есть телефон, и ты по нему с другом разговариваешь"... В общем, говорю я
все это, смотрю - а режиссера хохот разбирать начал. Тогда я, лишь бы не
молчать, начал представлять, будто я все это тебе пересказываю. Будто
прихожу я домой, звоню тебе и говорю: "Алло. Привет, это я." Потом говорю:
"Ты чем занимаешься?" И после паузы: "А я вот тут в кино сниматься решил,
только что с кинопроб..." Дальше, чтоб не молчать, говорю: "Режиссер,
толковый мужик, попался - знает свое дело. Он мне такое испытание
придумал. Это вам не дули воробьям крутить! Он говорит: "Представь себе,
что меня тут нет, а есть только телефон, по которому ты со своим приятелем
разговариваешь". А дальше, опять, чтобы не молчать, говорю, что сказал,
будто представил, что тебе позвонил и говорю: "Алло. Привет, это я".
Потом: "Ты чем занимаешься? А я вот сдуру решил в кино сниматься.
Только-только с кинопроб приехал." Ну, тут режиссер вообще на пол сполз,
но на меня все ехидно косится, что я, мол, дальше говорить буду. А мне-то
сказать нечего, и я, чтобы не молчать, говорю ему одно и то же и все по
кругу... Ну, все то же, что я тебе сейчас пересказываю. Что прихожу домой,
что звоню тебе и говорю, что, мол, режиссер, ничего себе мужик, говорит:
"Представь, что вместо меня телефон стоит, и ты по нему с другом
разговариваешь." И что я представил, что с тобой говорю, и говорю: "Алло.
Привет, это я". "Ты чем занимаешься?" - говорю. "А я вот, - говорю, - тут
в кино сниматься удумал, а режиссер и говорит: "Представь, мол, что я - не
я, а телефон, и ты по мне, то есть по нему, со своим другом
разговариваешь..."...
Режиссер и в самом деле смеялся сильно, не то чтобы на пол сполз, но
смеялся. А когда он понял, что я ему ничего нового не скажу, сквозь смех
выдавил из себя:
- Ладно. Хватит тебе...
Потом платком лоб вытер, глаза промокнул и говорит:
- Ладно. Парень ты, что надо. Беру я тебя на роль... Только ты честно
скажи, ты все это заранее сочинил или прямо сейчас экспромтом выдал?
А я отдышался, сморгнул, сухие губы языком облизал и говорю ему все,
как есть, честно:
- Нет, не сейчас, и не экспромтом. Я еще год назад рассказ такой
сочинил... "Искусство представлять" называется. Эпиграф там еще интересный
такой был: "У попа была собака". Я тогда прочитал в журнале о том, как
проходят кинопробы, и вдруг четко представил себе, будто сам решил
сниматься, прихожу, а режиссер говорит: "Представь, будто меня нет, а есть
телефон, по которому ты со своим другом разговариваешь." А я не растерялся
и говорю: "Привет, это я." А потом: "Ты чем занимаешься?" Выждал паузу и
дальше: "А я вот, знаешь ли, в кино решил сниматься". А режиссер мне и
говорит: "Представь..."
Не помню уж, что было дальше, и чем все дело кончилось. Не знаю даже,
происходило ли это на самом деле, или я все это себе представил...
Но как только пройдет год с того дня, я обязательно поеду в Москву и
тут же пойду на киностудию имени Горького...
Интересно, что из этого выйдет?
Постарайтесь представить...
Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ
КОГДА В МОЕМ ГОРОДЕ ВЕТЕР
осенне-зимняя медитация
Все последние бодрствующие легли и
успокоились; ночь замерла рассветом - и
только одно маленькое животное кричало
где-то на светлеющем теплом горизонте,
тоскуя или радуясь.
А.Платонов.
...И недаром сказано, что произведения
должны бы носить два имени - мужское и
женское.
Н.К.Рерих
Вот почти и кончилось лето. Почти. Это чувствуется. Хотя внешне
ничего не изменилось - днем все так же жарко. Однако что-то неуловимое уже
перевернулось, и этот переворот уже отразился во всем - в солнце, в
природе, в людях... Вот-вот случится тот миг, когда нить, за которую
держится лето, истончившись лопнет, и все вдруг сразу станет осенним.
И еще ночи. Они стали такими холодными. Вот так - дни по-прежнему
жарки, а ночи предательски холодны. Так всегда.
А всего две недели назад Летаев купался в море, был, кажется,
счастлив и вовсе не думал, что так скоро ночи станут такими холодными.
Даже обидно. Как быстро меняются знаки времени. Это все ветер. Это он
срывает со стендов старые рекламы, с деревьев - листья, а с людей прошлое.
Это он бьет людей в спины, заставляя идти дальше. Это он диким,
замерзающим зверем воет за окнами теплых домов, разрывая уют, сея в одних
страх неизвестности нового, в других же - тоску по свободе. Да, кончается
покойное, томное лето, и наступает Пора Сильного Ветра.
И дождя. Но это не главное. Главное - ветра.
Может завтра, А может быть через час наступит эта пора, ну а пока -
день, жарко и ветра нет.
"Моя двадцатая осень сводит меня с ума" - звучит из магнитофона.
Летаев, закрыв глаза, лежит на диване. Его левая рука свесилась вниз,
на пол, и легла на раскрытую страницу, небрежно брошенного, журнала. Эта
осень у него тоже двадцатая. Он лежит и ни о чем не думает. Внутри у него
пусто и гулко. Странные - знакомые и незнакомые - голоса звучат для него
из этой пустоты. Мысли и образы - свои ли, чужие ли - медленно плавают в
этом густом, чуть звенящем пространстве и друг за другом картинами
всплывают у него перед закрытыми глазами. И он проживает их, как будто
куски жизни, один за другим - и то, что уже было с ним в течение этого
года, и то, чего не было совсем, а может быть и было, но где-то, когда-то
и с кем-то другим...
- Один тибетский монах сел в позу лотоса и голодал сто дней. Сначала
бил в бубен - потом затих. Он так иссох, что микробам негде было в нем
селиться... И вот так он уже четыреста лет сидит и улыбается.
- Но он хоть умер?
- А кто ж его знает...
Летом на море - единственная возможность увидеть небо таким, какое
оно на самом деле. Без постоянной городской засветки...
Господи, звезд-то сколько! Куча! Откуда их столько взялось? Ведь не
было раньше! Будто и неба никакого нет совсем, а есть огромная груда
звезд, мигающих поочередно.
А ведь, наверное, так оно и есть. В каждой точке неба где-нибудь
обязательно есть звезда, может быть далеко-далеко, но - есть. Может быть
так далеко, что даже свет ее до меня не доходит. Но что-то все-таки
доходит. И на что-то действует. Чувствуется.
И ощутив присутствие далеких, невидимых звезд, отделенных от меня
гигантскими расстояниями, я начинаю чувствовать сразу всю Вселенную и себя
как одно из ее проявлений, ее часть. Вселенная бесконечна во времени и в
пространстве. Все едино и вечно, неделимо и незыблемо. Иногда меняются
только формы. А раз весь мир - это единый организм, - то все в нем течет о
определенным законам, правильным и не случайным. И значит все везде будет
удачно...
Хорошо вот так стоять, подняв лицо вверх. Душа медленно
успокаивается, размягчается, наполняется смыслом и, может быть, мудростью.
И кажется, что все идет к лучшему.
Да, удивительные на море звезды! Но и в городе они такие же. Только
их не видно. А они там и не нужны, на них все равно там никто не смотрит.
Все погружены в свои мелкие, бренные, сиюминутные дела и смотрят только
себе под ноги. Но если кто-то захочет увидеть звезды - он их увидит. Дело
не в городе и не в звездах...
Хотя в городе свои законы...
- Все очень просто - ты делаешь то, что тебе в кайф, я делаю то, что
мне в кайф, он делает то, что в кайф ему... И не надо кого-то упрекать в
том, что ему в кайф то, что не в кайф тебе...
- А как же тогда любовь?
- А так же...
В универ - к восьми. Встаю полседьмого и, наскоро позавтракав, без
десяти семь выхожу из дома. Ехать ровно час. На трамвае.
На улице все пусто, серо и зябко. Надо спешить.
Я вхожу в пустой, по-утреннему чистый трамвай, сажусь у окна и не
спеша начинаю ехать.
Колеса негромко стучат, дома и деревья равнодушным фоном плавно
движутся за окном. Я чуть покачиваюсь в легком оцепенении.
Постепенно трамвай заполняется людьми. Они теснятся, жмутся и так же,
как я, молчаливо едут по своим делам.
У кого-то часы играют "Марсельезу" - это значит уже полвосьмого, не
опоздать бы...
Окно трамвая густо запотело,
Кругом тепло и тихо - как в гробу.
И люди друг о друга греют тело,
Вручив трамваю глупому судьбу
Мы все спешим - коротенькие взгляды
Бросаем на изящный циферблат...
Спешить нельзя и, в сущности, не надо.
Трамвай везет. И все. И каждый рад.
Как-то странно спешить вперед, сидя на месте, доверив свое
продвижение к цели общественному транспорту. Ни бежать, ни мчаться, ни
гнать лошадей, а вот так...
И злой трамвай, уверенный в победе,
Нас убеждает тихим шепотком,
Что рано или поздно мы приедем,
И даже поздно - раньше, чем пешком.
А что делать? По-видимому, трамвай прав. Наверное, это какой-то
объективный закон, и он неизбежен. Во всяком случае философский смысл в
этом есть. У каждого свой трамвай со своим маршрутом - садись и езжай.
Но хочется рвануть стоп-кран и выйти,
Идти пешком - пусть даже опоздать!
И все же в ожидании событий
Стою в трамвае каждый день опять...
В конце концов я все-таки вышел, не задумавшись о последствиях... Вот
уже больше года я не хожу в университет. Вот только никак не могу понять,
обогнал я свой трамвай или безнадежно отстал от него...
- Я слышал по телевизору, что иногда попугаи летают вперед хвостом...
- Зачем?
- Чтобы избавиться от мухи попавшей им в глаз...
Я вам не отвечу, просто уйду.
Нет, я вам не отвечу, а просто уйду.
Есть множество мест, где всегда меня ждут,
Так что, я не отвечу, а просто уйду...
- Что бы это могло быть? Стихи?
- Кажется, это текст для блюза. Сюда бы еще тоскующий саксофон,
фантазию на рояле и немного ритма...
Мы вдвоем ходим по городу, а вокруг дует ветер, сильный-сильный.