заботливо укрыл Книгу. Потом забрался под стол. Что это значит? -
задавался я вопросом. Мне было не по себе.
Ошеломляющая догадка едва не привела к травме: скрюченному под столом
человеку трудновато встать, не попытавшись предварительно вылезти. Это
слезы! - я понял вдруг смысл происходящего. - Келья плачет! Она плачет!
Плачет!... И тогда я вылез, разделся и лег, доверчиво подставив тело
благословенной влаге.
Привычка размышлять, растянувшись на шуршащем матраце, сделала свое
дело. Я быстро успокоился и принялся анализировать новые чудеса. Виденный
ночью сон я истолковал без особенных мозговых затрат. Очевидно, не одному
мне открылась Келья, много людей побывало здесь до меня, вполне вероятно,
что и сейчас немало отшельников обитает в условиях, сходных с моими.
Собственно, это я предполагал и раньше. А вот то, что все отшельники,
постигшие предназначение и вышедшие в мир, приползают на коленях обратно,
явилось для меня неожиданностью. Конечно, этот факт наводил на грустные
обобщения, в очередной раз показывал, как мал человек в сравнении со злом,
но не мне было расстраиваться и бичевать человеческую слабость: всего лишь
день минул с тех пор, как я сам вернулся сюда. К тому же, насколько я
понял, так происходило везде, не только у нас - везде, где действовала
Келья. И я поразился: какова же сила слов Твоих, Книга, какова же сладость
воздуха Твоего, если каждый выходящий неизбежно стремится вернуться!
Келья плакала. Шел легкий дождик, переходящий иногда в морось. Слезы
лились с потолка беспрерывно, наполняя комнату вкрадчивым шепотом, стекали
по стенам, капали со стола, слезы покрывали пол сплошной лужей. Когда же я
не выдержал, принялся закоченевшими пальцами нашаривать под собой одежду,
дождь постепенно пошел на убыль, и вскоре прекратился совсем. Я оделся.
Почему Келья плакала? Эту загадку я так и не решил. Ведь я вернулся! Я
счастлив! Почему же она плакала? Единственный разумный ответ, приходивший
мне в голову, был таков: Келья плакала от радости. Других вариантов я не
видел. Я слаб, о прости...
Горела свеча - ни одна капля не упала на нее. И я встал, и я
прошлепал босыми ногами к столу, с трепетом сознавая, что ступаю по слезам
Твоим, о-о... сел на табурет, высвободил Книгу из намокшей куртки,
придвинул к себе, открыл наугад, всмотрелся в страницу... Я открыл Книгу
где-то в конце, и обнаружил что там... обычный рукописный текст, а затем,
лихорадочно листая страницы, увидел: текст написан разными почерками, на
разных языках, от древнерусского до английского - я немного знаю
английский, я когда-то был деловым... и я понял - здесь писали люди. Такие
же, как я. Мои предшественники. Мои братья. И я понял... Стоп! Сначала
спросил себя: а не стал ли я господином?
Или нет? Что случилось раньше? Плохо помню: странный тогда был день.
Итак, я спросил. - А не стал ли я господином себя бренного? И с восторгом
ответил. - Да! Да! Да!.. Или это не я ответил?
Я вернулся в Келью, потому что не смог жить без добра. Добро есть
понимание и правда. И самоотречение. И свеча, в которой сгорает все
ненужное. Добро есть несгибаемая вера в нее. Я понял, что я грязен, низок,
мерзок, и сознание это дало мне право считать себя приобщенным... Что я
несу, какое у меня "право"! Просто я стал рабом всеобщего добра, а значит,
и господином себя бренного. Просто я готов на все. На что? На все. Только
подскажи...
Так я размышлял, сидя за столом. Или в этот момент я лежал на тахте?
Тьфу! Я хотел сказать - на скамье?
Я отчетливо понял, что люблю Келью, да-да, как ни забавно это звучит!
Никого раньше не любил, кроме себя, точнее, кроме своей капризной плоти.
Всецело принадлежал себе, одному только себе. Я был рабом. А теперь, кого
я люблю теперь? Как это - кого!... Боже, о чем я?
Устал...
Не получается у меня жизнеописание! Сбиваюсь, путаюсь. Стыдно.
Собственно, сегодня я рассказываю о том, как достиг покоя, и осталось мне
поведать совсем чуть-чуть. Да, я почувствовал, я сказал себе, что стал
господином своих дум, желаний, действий, и это удивительное открытие
заставило меня вскочить и заметаться из угла в угол, поднимая фонтаны
брызг. На несколько мгновений мечты мои унеслись далеко-далеко, за
горизонты разумного. Я молод! - вдруг вспомнил я, обрадовавшись до
головокружения. - Мне всего двадцать пять! Ясно представилась дальнейшая
жизнь в Келье - освященная надеждами, богатая важными мыслями, наполненная
увлекательными поисками и поразительными находками в собственной душе. А
может быть я не такой уж и плохой, каким кажусь себе? - предположил я,
осмелев до опасной крайности. - Не так уж грязен?... Короче говоря, я
окунулся в неземное блаженство за эти несколько мгновений. И только к
вечеру сумел опомниться, вернулся в нормальное свое состояние.
Я должен описать случившееся со мной! - вот что я понял, обнаружив в
конце Книги множество рукописных страниц. Я должен писать Здесь! И,
отыскав в глубинах куртки шариковую ручку, решительно сел за стол,
пролистал Книгу до чистых страниц, вывел первый заголовок: "Келья". А
затем, - придумав начальную фразу, составив примерный план рассказа,
определив волнующие меня темы, вспомнив прошлую жизнь, - затем, только
затем...
Я достиг, наконец, покоя.
Я обращаюсь к вам, братья неведомые - уже прошедшие мой путь, и
медленно бредущие вслед за мной - я взываю к вашей мудрости и вашей
милости, мои братья по вере. По какой такой "вере"? По вере в то, что
добро есть. Пусть мои слова будут рядом с вашими, пусть наши слова будут
вместе, и пусть они говорят об одном и том же. Пусть они твердят о
сегодняшнем. Завтра, если останутся силы, я попробую рассказать о
завтрашнем. Сегодня же... Я описал все, как сумел. И ничего сверх этого
беспощадного предела. Я излагал историю моего личного восприятия Кельи,
старался быть последовательным, откровенным и грамотным. Я старался быть
понятым правильно. Я старался.
Пишущий эти строки, не пора ли тебе заканчивать?
Давно пора, но мне никак не остановиться. Сейчас я отложу шариковую
ручку, закрою Книгу, нет! - открою ее сначала...
Это хорошо, пишущий. Продолжаешь ли ты помнить, для кого писал?
О да, конечно. Для себя, всегда - только для себя.
А теперь вопрос, оставшийся ранее без ответа: зачем ты писал?
Позволь не отвечать.
Правильное решение, иначе получилась бы маленькая красивая ложь. Если
станешь взрослей, ответишь. Теперь - веришь ли ты, что кто-нибудь
прочитает написанное тобой?
Откровенно говоря, не очень. Я один в Келье.
Верь, это единственное, что тебе остается.
Попробую.
И наконец, пишущий! Знаешь ли ты, с кем разговаривал? Кто трогал твою
руку, водившую пером по бумаге? Кто перебивал вопросами твой текст?
О, прости. Боюсь предполагать...
Ты сам, пишущий! Только сам. Зачем ты возомнил невесть что?
А я думал...
Лучше вот над чем подумай: в чем смысл этих бесед?
Да! Я давно пытаюсь увидеть смысл!
Ну и как?
Я слаб.
Ты не слаб, а труслив. Слушай: смысл бесед в том, чтобы заглянуть в
душу как можно глубже. Это необходимо, если уж ты взялся описывать...
Впрочем, подсознательно ты знаешь, что именно взялся описывать.
По-моему, я не знаю.
Ладно, если станешь взрослей, поговорим и об этом. Прощай, пишущий, и
будь счастлив.
Итак, история завершена. Человек нашел то, что заслужил - ни больше,
ни меньше. Но вот странность: беспрерывно повторяя "я грязен, низок,
мерзок", он почему-то был убежден, что это не совсем так. Точнее - совсем
не так. Точнее - он все более и более убеждался в обратном. "Я хороший, -
иногда он ловил себя на мысли. - Я добрый, я чистый..." Как ни изгонял
человек подобную крамолу, она, разумеется, всегда оказывалась сильнее его,
и если говорить честно, то ни секунды он по-настоящему не сомневался в
том, что достоин слова "хороший". Он все-таки сделался рабом Кельи. Но
перестал ли быть рабом себя? Нужно подумать, братья неведомые. Впрочем, не
этот вопрос вызывает истинное беспокойство, а вот какой: "Почему Келья
плакала?"
Александр ЩЕГОЛЕВ
ЛЮБОВЬ ЗВЕРЯ
(осколки красивого романа)
7. ПОДВАЛ
[некоторая странность в нумерации глав получит
объяснение в финале повести, - (от авт.)]
ДЕЙСТВИЕ:
Он остановился, потому что распахнувшаяся на мгновение дверь
преградила ему путь. Возникли два существа - поплыли, поплыли по коридору,
удаляясь. Голые спины, слепленные из бугров мышц, торсы, раскачиваемые
мощными ягодицами.
- Атлетки, - нежно сказал он. Проводил их профессиональным взглядом и
вдруг крикнул. - Девочки, как настроение?
Гулкий звук. Настоящее подземелье.
Те обернулись, сделали неопределенные жесты, улыбаясь. Они шли
босиком. В закрытых спортивных купальниках. И были очень, очень молоды.
- Можно вас на секунду? - снова крикнул он.
Было можно. Только пришлось подойти лично - они ждали.
- Виноват, у меня пара вопросов....
Ждали, уже не улыбаясь. Тогда заулыбался он.
- Для начала, как вас зовут, красавицы?
- Ты что, из милиции?
Не грубость, нет, просто эмансипированным красавицам хотелось знать.
Что ж, их право. Впрочем, к чему скрываться? Он привычно прекратил быть
штатским - стал подтянутым, цепким, сжатым - обычно это действовало на
юных созданий женского пола неотразимо. Крепко усмехнулся:
- Называйте меня "товарищ майор", не ошибетесь.
- Ха! - сказала одна. - Ну! - сказала другая.
- То-то, - сказал товарищ майор.
- Сейчас позовем учителя, подождите.
Такие сосредоточенные, что просто противно. Требовалось пошутить.
Товарищ майор принял казенный вид:
- Спокойно, зачем кого-то звать, дело ведь пустяковое. Я ловлю
женщину-монстра, поняли? Думается мне, любая из вас отлично подойдет мне в
качестве трофея. Красота, как говорится, страшная сила...
Он с удовольствием погладил рельефную поверхность девичьего плеча -
того, что ближе. Знак восхищения, ничего особенного. Плечо брезгливо
дернулось:
- Трогать не надо.
- Какую женщину? - удивилась вторая из красавиц.
Товарищ майор вздохнул:
- Ну ту, которая... Телевизор не смотрите, что ли?
- А-а...
- Вот тебе и "а-а".
Перестали моргать, молча работали лбами.
- Так вечная же история - то маньяк бродит, то пришельцы, то еще
кто-нибудь.
- Что, не верите?.. - усмехнулся товарищ майор и обратил внимание на
часы. Сразу вернулось рабочее настроение. - Ну и правильно, старухи все
врут от безделья. Ладно, девочки, шутки в сторону. На самом деле я по
делу...
Он посмотрел вбок. Сначала мельком. Потом... Навстречу шло еще одно
молодое создание, на этот раз в спортивном костюме.
- Ничего себе! - сказал он. - Серьезный товарищ, глаз радуется.
- Наша староста, - сообщили ему. Он кивнул.
- Первая группа уже заканчивает, - не сдерживая голоса, бросила
староста. - А мы начнем на полчасика позже, учитель сейчас занят. Зайчики
мои, вода в душе гуляет, имейте в виду.
Неудержимо повеяло теплым - она проследовала мимо. На гостя не
среагировала, просто не заметила. Ударная волна, вызванная ее репликой,
плавно улеглась, секунду-две пометавшись между хмурыми бетонными стенами.
- Как вы тут занимаетесь? - посочувствовал товарищ майор. - Не клуб,
а катакомбы, жуть.
Ему возразили невпопад, зато щедро:
