- Эт-то что такое!
И сразу настал хэппи-энд. Сначала были непонятные шлепки, кряхтенье,
возня. Потом был исчезающий вопль тренера: "Я же шутил, девчата!" Вторично
выстрелила дверь, из амбразуры коротко дохнуло воздухом.
- Ну все, зайчики мои, все, успокойтесь.
- Убью его! - простонали в ответ.
Голос старосты стал ласковым:
- Само собой. Только завтра, ладно? Пошли в релаксационную, я покажу
вам, что это и где это. Там вы быстренько...
- Убью, убью, убью! - короткий всплеск рыданий.
- Ну, распустили сопли, дуры. Надо было просто выкинуть его отсюда на
фиг, как я, видали? Позорище, фу.
- Да-а, так он ведь... Он ведь этот... - А вы - те. Ладно, идем в
релаксационную, там поговорим.
Упрямые девичьи сопли не желали так вот сразу исчезать. На фоне
влажных всхлипываний возник вибрирующий голосок:
- Тренер наш... он что, больной, что ли? Говорил, тест какой-то
будет... Наврал, да?
- Вам еще раз повторить? - спросила староста. - Уходим. У-хо-дим.
Сказала, будто по щеке хлестнула. Широким волевым жестом. Торопится,
- вяло подумал майор, - дырку-то от меня не закрыла... Он вдруг очнулся.
Он ощутил, как сочатся сквозь его стиснутые зубы стыдные немужские звуки.
И тогда он вытолкнул, выхаркал из горла густой спазм:
- Девочки, по ноль-два! Эй, вы слышите?
Но опоздал. Хриплая клокочущая волна ушла в песок: соседняя комната
уже опустела. Это свершилось тихо, потому что дверь была прикрыта без
эмоций. Замолчала щель в стене, спектакль закончился. Товарищ майор
приоткрыл глаза. Две детки-охранницы были в кабинете - сидели на полу.
Сидели вольно, изящно. Симпатичные, молоденькие, спортивные, пальчики
оближешь. А вот правой руки у товарища майора не было, всей целиком, от
плеча. Вместо нее ощущалось что-то большое и бесформенное. Он скосил
глаза. Правая рука неожиданно оказалась на месте, это обстоятельство его
немного утешило, только кисть была, мягко говоря, повреждена. Очень-очень
мягко говоря. По телу металась боль, тугими толчками идущая справа -
рвалась наружу, но тело было наглухо зафиксировано в тренерском стуле, и
боль жгуче тыкалась куда попало - в живот, в пах, в скулы. Резиновый бинт
жадно терзал одежду. Пытка... Он попробовал шевельнуться, не разрешив себе
стонать. Девочки посмотрели на него, и майор обмяк, опустив веки обратно.
Перед глазами заполыхало пламя. Все было бездарно и глупо. Кадр из дурного
фильма, конец спектакля...
- Руку, - пробормотал он. - Перевязать надо.
Продолжала быть тишина: никто не шевельнулся, не зашлепал босыми
пятками. Тогда он решил не открывать глаз вовсе, потому что ему страстно
захотелось целиком сосредоточиться на своей боли, а это дело требовало
тьмы и одиночества.
Но умирать было рано: кто-то вошел. Минута молчания, потом в уши
вонзился голос, мужской, тоненький - тот же самый:
- Мама родная! Это ты?
10. УЛИЦА
ДЕЙСТВИЕ:
Он, наконец, замерз. Он, наконец, действительно захотел в туалет.
Время струилось, как песок - однообразно, серо, мучительно медленно, но
ничегошеньки не происходило. Очевидно, чудо обернулось примитивным
издевательством. Обещанная охота на женщину-монстра никак не могла
начаться, и не было просвета в этом бестолковом ожидании. Над миром висела
тоска, нормальное, привычное состояние рефлексирующего интеллигента, когда
ясно понимаешь, что подтянуться на перекладине ты сможешь половину раза, и
что женщинам ты хронически неинтересен. Комплекс узких плеч. Сидишь на
скамейке с дамой, с безнадежно не твоей дамой, и вяло размышляешь,
насколько же глубоко тебя презирают. А завтра - коллоквиум...
Он терпел. Потому что рядом... Впрочем, рядом уже нервничали.
Вставали, озирались, прохаживались вокруг, поднимали глаза на
подмигивающую огнями стену дома. Новые окна вспыхивали редко, наоборот,
потихоньку гасли. Дом медленно готовился ко сну. И никакие романтические
приключения не прерывали пока этих ежевечерних приготовлений.
Когда в очередной раз из подъезда донеслось гулкое многообещающее
топанье, Милита напружинилась и сунула руку в рюкзачок. Она не теряла
бдительности ни на секунду.
- Тихо! Кто-то выходит!
В рюкзаке лежал специальный пластиковый канат, студент был посвящен в
эту деталь. Нагрузка - сколько-то там тонн. Военная приемка. Ничего
удивительного в том, что девочка раздобыла его - все-таки папаша мент,
мало того, в чине, к тому же без такого снаряжения план поимки чудища в
юбке не имел бы смысла. А вот шприц-тюбик с некоей дрянью, наличие
которого также было реализовано в рамках хитроумного плана, вполне мог бы
вызвать нескромный вопросик, вполне. Но...
- Тьфу, срань! - вздохнула Милита, распрямляясь. В очередной раз из
подъезда вышло не то. Ее высказывание означало: "Жаль, опять не везет."
Студент не занимался лингвистикой, но подобные соответствия расшифровывал
быстро. Это были три парня - стриженые, раскрашенные, одетые так, что...
Короче, панки. Или что-то другое, но близко.
- Зоопарк, - презрительно сказала она. - Вывели друг друга на
прогулку, красотки кабаре.
Милита сказала это негромко, себе в нос, но студент инстинктивно
поджался. Вдруг услышат? Он всегда поджимался, когда видел таких вот
ребят. Он боялся. Он панически боялся спровоцировать агрессивные действия,
потому что знал достоверно - если к нему прицепятся, от него останется
только вечный листок нетрудоспособности. Студент был реалистом, понимал
себе цену - как человеку и как мужику - и ему до дрожи не хотелось быть
калекой. Если честно, групп простых неэкзотических парней он тоже боялся.
На всякий случай. Студент был чуточку астеником. Или не чуточку? Когда
троица удалилась, он заговорил, с облегчением разжавшись:
- Что такое наши панки? Обыкновенные советские хулиганы. Люди без
всякой идеи, что вполне естественно - до Британии отсюда далековато. Хотя,
насколько мне известно, и в Британии панки давно уже вымерли. Был там один
единственный, Джонни Роттен, да и того быстро купили.
- Нашел хулиганов, - хмыкнула Милита. - Не видел ты настоящих, без
этой дури на бошках.
Студент согласился легко: фигуры безвозвратно растаяли в сумраке
вечера.
- Может быть. Я ведь хотел сказать о другом. Не о панках. Вернее, не
только о них, а про всяких таких, и вообще... Эти люди часто говорят о
свободе. Когда они начинают говорить, создается впечатление, будто ни о
чем другом они говорить не умеют. Но вот что интересно: по их мнению
свобода в выборе внешнего вида есть не что иное, как проявление свободы
внутренней. Они, безусловно, правы, только большинство из них полагает это
условие достаточным. Вот и получается, что стремление стать свободными они
заменяют стремлением продемонстрировать свою свободу. Они лихорадочно ищут
себе хоть какой-нибудь "имидж", то есть попросту пытаются выделиться в
серой массе. Этот путь самый доступный. Выделиться мордой и одеждой. Не
умом, не умением...
- Не силой, - вдруг добавила Милита. Оказалось, она внимательно
слушала. Студент продолжил, воодушевленный:
- Да, и даже не силой! Не понимают, бедняги, что этот путь наиболее
доступен именно для "серой массы", увы... Есть и другой аспект, гораздо
более неприятный. Вычурный внешний вид ясно показывает, что эти люди не
одеваются, а наряжаются специально, тщательно продумывая каждую мелочь. Я
имею в виду, конечно, мужской пол. Женщины наряжаются испокон веков, это
их право и естественная потребность. А для мужчины - позор. Так что их
"дурь на бошках" - просто театральная маска. Они играют в свободу, а не
живут свободно.
- Умник! - захохотало существо рядом. - Ну, толкнул речь! Сам-то ты
живешь ужас как свободно, да?
- Я?.. - он растерялся.
- Ладно. Из-за ерунды такую философию развел. Лучше посмотри туда.
- Куда?
- Вон, на остановке. По-моему, это и есть хулиганы. Настоящие,
советские, у меня на них чутье. В клубе на таких натаскали... - она
внимательно всматривалась.
Милита не ошиблась. Четыре тени, намаявшись в ожидании троллейбуса и
одновременной ловли тачки, медленно шли пешочком - точно мимо скамейки.
Настроение у них было паршивое. Напрочь загубленное было настроение,
поэтому романтико-приключенческий эпизод все же случился, правда, совсем
не тот, к которому здесь готовились.
- Гля, какая парочка, - удивился один, приостанавливаясь. Остальные
пусто посмотрели и тоже встали.
- Морально разлагаются, - равнодушно заметил другой. - Фаллос с ними,
Серега, поплыли дальше.
- Погодь, - упрямо стоял первый. - Я не врубаюсь. Гля, телка во-о-о!
А он - фи... Любовь, что ли?
Целенаправленно подошел, почесываясь. Студент обмер, затем начал
вставать. В груди сосала воздух мерзкая пустота, было невероятно тоскливо
и холодно - до дрожи. Но вставать было надо. Тут рядом что-то метнулось, и
любопытного прохожего отбросило назад. Он ткнулся спиной в товарищей,
мыча, держась руками за лицо. Сквозь пальцы потекло темное.
- Сука! - внятно простонал он. - Нос сломала-а-а...
- Чего это? - оторопело спросили в толпе. - Деткам жить надоело?
Комикзады, что ли?
Тени распались. Решительно расположились. Даже пострадавший оторвал
выпачканные руки, корчась от боли и ненависти, и занял место в строю.
- Сиди! - дернула Милита своего защитника. - Или лучше спрячься за
скамейку!
Она взвилась, бросив рюкзачок, прыгнула в сумерки. Студент покорно
опустился обратно, поправляя очки. Прекрасной возможностью согреться он не
воспользовался. Перед ним стремительно разыгрывались стандартные кадры
западного боевика. Парни, очевидно, любили мужские забавы, но
девятиклассница попалась не по делу строптивая. Пришлось драться - это,
впрочем, они тоже любили. И умели. Только девятиклассница умела не хуже -
парни поняли это быстро. В футболке и шортах девочка могла бы показаться
просто пухленькой, закормленной любящими родителями, но жиру-то в ней не
было ни грамма. Поди разбери это в ртутном свете! Бедняги грамотно
скользили, присев на растопыренных ногах, красиво месили воздух всеми
конечностями сразу, и продолжалось это не больше минуты.
- Рука! - завыл один и побрел куда-то, качаясь как маятник, прижимая
к груди несуществующего младенца. Двое упали один за другим и поднимались
почему-то очень медленно. Встав на четвереньки, они опять оскользнулись -
это кроссовка, обутая на загорелую ногу, молниеносно чмокнула в лицо -
каждого в порядке очереди.
Студент смотрел, разинув глаза во всю ширь. В голове его слегка
зациклилось: "Поза всадника... Поза всадника..." - он и здесь был начитан,
теоретик... Кроме студента за спортивным праздником наблюдал еще один
зритель. Четвертый из новых знакомых стоял спокойно, не ввязываясь. Но
через минуту не выдержал, рявкнул, обращаясь к несправившимся коллегам:
- Ну-ка, вы, в сторону! Освободите место!
Очевидно, это был основной. Прыгнул мягко, классически. Застыл во
впечатляющей позе, повел рукой.
- Ого! - уважительно поприветствовала его Милита. - Китай! Вы,
наверное, ушист - из школы "кота мартовского"?
- Все, тебе конец, штучка, - яростно сказал "ушист".
- Ну, ползи ко мне, китай сраный.
Дальше сюжет слегка видоизменился. Парень что-то такое сделал, и
Милита оказалась в кустах. Она вылетела оттуда, как снаряд, залепила
кроссовкой врагу в живот, но тот даже не поморщился. Дуэтом они
продемонстрировали несколько неуловимых движений, звучно соприкасая мощные
тела, после чего Милита снова приняла горизонтальное положение. Резво
