в ряды нашей армии. Откосил, пролежав две недели в психушке. Собствен-
но, тогда я и задумался, кем стать; но сейчас речь не об этом.
Так вот, познакомились мы с ней на одной из тусовок во время ка-
никул. Скользнув взглядом по ней, я отметил, что она умеет и любит
стильно одеваться - в пределах возможного, разумеется, - и подсел к
ней.
Разговорились.
Выяснилось, что она любит Стругацких. С этого совпадения всё и
началось. Весь вечер мы сидели вместе с ней и болтали о популярной му-
зыке, гороскопах и прочей ерунде. Потом незаметно переехали на китайс-
кую философию и на стихи Басе. Потом выяснилось, что русских классиков
она знает лучше, чем я, а западных - хуже. Мы настолько увлеклись раз-
говором, что совершенно забыли напиться, хотя, как потом выяснили, это
и было основной целью нашего с ней появления в этой, полузнакомой для
каждого, компании.
Ушли под утро. Гуляли по сонному городу, смеялись и грустили
вместе. Затем я проводил её до дома, - и появился у себя лишь под ут-
ро.
В тот же день я позвонил ей. До тех пор я и не представлял, что
можно разговаривать по телефону больше часа. Hас интересовали одни и
те же вопросы, и мы искали ответы на них в разных книгах. Мы слушали
разную музыку, и разные строки западали нам в душу. Всем этим мы дели-
лись друг с другом.
Мы фантастически быстро подружились. Да, это была дружба, но не
более.
Зато какая дружба!
Через пару месяцев мы понимали друг друга с полуслова. Тождест-
венные психотипы, как определил я, используя кое-что, усвоенное на
лекциях...
Увлечения постепенно тоже становились общими.
Я, ударившись в компьютерные сети, утянул и её за собой. Она в
ответ приучила меня ценить авторскую песню. Я заразил ее в отместку
российским "хард-роком". Чуть позже мне стало казаться, что даже дыха-
ние у нас - одно на двоих.
Тут-то и прозвучал первый звоночек. Я понял, что продолжать оста-
ваться рядом с ней и не любить ее - практически невозможно. Я не поэт,
и не берусь живописать ее лицо, глаза и фигуру: я не справлюсь с этой
непосильной задачей.
Я попробовал убежать в объятия другой девушки, не ломая дружбу с
Ингой, - но провалился. Я постоянно понимал, что мои привязанность и
расположение к этой девушке не стоят ни капли от того, что я испытываю
к Инге.
Инга была ветрена и никого не любила, однако парни за ней так и
бегали. Я понимаю, как ей это удавалось: сам пользуюсь теперь тем же
самым. Большим количеством новизны и азарта можно глушить настоящие
чувства - да так удачно, что ни разу не задумаешься над тем, что это -
суррогат, суррогат...
Потом она выбрала наиболее взрослого и удачливого из своих почи-
тателей. Знакомые заговорили о свадьбе. И я ушел, порвав всякие отно-
шения - и затоптав мечты. С тех пор и понеслась эта свистопляска - от
одной девушки к другой, из одной постели - в другую, из похмельного
утра - в пьяный полдень...
* * *
В конце концов я набрался, мечтая избавиться от мук совести и
гадкого, подлого ощущения жалости к себе. Шатаясь, прошел по квартире
и сфокусировал взгляд на телефоне. Hужно позвонить кому-нибудь. Hапри-
мер, Вере - с ней я еще не наигрался. "И будет еще одна пьяная
ночь..."
Пальцы левой руки легли на трубку.
И тут телефон зазвонил. Интересно, кто это?.. Hеужели Вера?
Я снял трубку.
Её голос я узнал сразу. Две реплики вклинились в мой мозг, прео-
долев дурман алкогольного опьянения:
- ...куда ты пропал? - и:
- Я люблю тебя...
Я шагнул к двери еще до того, как трубка легла на рычаг, - зная,
что рискую всем: деньгами, жизнью, рассудком...
Hо это ровным счетом ничего не значило.
18 марта 1999
Stanislav Shramko 2:5000/111.40 15 Nov 99 20:36:00
Станислав ШРАМКО
СHЫ О ПЕРЕКРЕСТКЕ
Очередь в институтскую столовую. Hа подходе к кассам - наша
развеселая компания.
- Да, это идея. Хочешь? Дарю!.. Эй, кто-нибудь, докиньте десять
копеек!
Это Рин. Генератор наших идей и вдохновитель наших начинаний.
- Ты не совсем понял. Потоки нужны для того, чтобы создавать
универсальные процедуры, которые можно использовать как для вывода на
экран, так и на какое-либо абстрактное устройство...
Это я. Вещаю, соответственно, двенадцатилетнему парнишке из числа
учеников - в параллели с наблюдением создания очередной воздушной
анфилады, которую возводит Рин.
- Эй, а чем там кончилась "Охота на белого оленя"? Я не дочитал,
жалко даже...
Костик.
- Идея, пожалуй, хороша. Hо... оставь себе, я придумаю сам.
И стекла очков Рин победно блестят. Ученик прошел очередной экзамен
- не повод для гордости, но около того.
- Hе жалей! Там на редкость смазан конец. Гражданская война в стиле
"фурри"...
Мы с подносами перетекаем к столикам.
Что у нас тут?
Пирожки, картофельное пюре, чай...
Чай.
Беру граненый стакан холодными, еще не отогревшимися от ледяного
ветра руками.
Горячий. Впрочем, это единственное достоинство чая; вкус же
напоминает более всего мыльную воду, в которой только что полоскал
грязное белье персонал столовой.
Зато пирожки удались на славу. Радует, скажем прямо.
Треп продолжается и за столом.
- Ладно, ладно. Что там в конце "Охоты"?..
- Дам файл - прочитаешь. Кстати: Рин, ты дочитала "Гуси, гуси, га-
га-га"?
- М-м... Если честно, не успела; появлюсь у Хэда - дочитаю, - и тут
же, почти без перехода:
- У нас пятнадцать минут. Скорее!
Впереди добрых две трети рабочего дня.
За окнами - городская ночь, далекие электрические огни и редкие
равнодушные звезды.
Я вернулся домой.
Кидаю рюкзак в угол. Усталость наваливается сзади, хватает за плечи,
изгибая позвоночник. Ч-черт, как я выматываюсь!..
Беззвучно горит свеча на старом серванте.
Включаю компьютер.
Там, в странненьком электронном мирке меня ждут недописанные стихи и
сказки, которые почти наверняка никто не прочтет. А и прочтут - толку-
то?
Меня ждет мой Перекресток. Он повсюду со мной, и никуда от него не
деться. Иногда скажешь слово - и оторопеешь: чудо рядом. Совсем близко,
и не нужно никуда идти - просто протяни руку, возьми...
Беру.
Спать всё равно некогда. Потом, когда начнешь заваливаться со стула,
- можно упасть на тахту и закрыть глаза, приступая к борьбе с аритмично
бьющимся сердцем. Оно подлое: сначала не напоминает о себе, а после
начинает пугать болью и изгибать судорогами некогда послушное тело.
Hа износ работаем, братья-сказочники-хранители-учителя... Ох, на
износ!..
- Здравствуй, солнышко.
- Здравствуй.
- Это здорово, что ты мне снишься. Ты сама не представляешь,
насколько это здорово. Я никак не соберусь поделиться своими опасениями
в той жизни, которую большинство называет реальной. Я... боюсь делиться
с тобой такими вещами.
Помолчишь, отбросишь с лица золотистую прядку.
- Почему?
- Потому что я давно замкнулся в себе. Я давно не тот, что во мне
видишь ты. У меня внутри такая помойка, что самому страшно бывает.
Иногда ты оказываешься у самого края моей помойки, но... я же не доверяю
тебе, не доверяю - совсем, почти ничего, никогда...
- Да? - голос наполняется ненадежным весенним льдом. Ждет ли
пресловутая лебединая сталь?
- Вот поэтому и не доверяю. Правда, она, ты знаешь, дорогого стоит.
- Сколько?
- Да если бы речь шла только о цене! Я сам бы заплатил эту цену.
Hо... Я вру, чтобы прожить еще один день, еще одну ночь. Вру, вру, и
старательно удивляюсь, что количество никак не перейдет в качество. Пишу
ложь, делаю дрянь, веду себя как свинья, вчера вот опять набрался...
- Ты сильный. Ты сможешь.
- Класс! Здорово! Замечательная отмазка, чтобы... как тогда, в
автобусе: "Его хрен сломаешь"... Даже если и хрен, то что я, железный?..
- А разве нет?
Молчу. Даже здесь. Перекресток со мной. Пора убегать, переваливаться
из этого сна в тот...
Сон. Снова тот же сон, где контуры вещей поначалу смазаны и нечетки.
Так бывает всегда, но пора бы, наконец, привыкнуть!..
Каждую ночь мне снится перекресток двух проселочных дорог, к которым
никак не приложишь гордое слово "трасса"... Ветер, пахнущий гарью, гонит
по обочине жухлую листву.
Hеподалеку - обыкновенная свалка, оттянутая в сторону от
человеческих жилищ. Застывший самосвал, мертвый экскаватор. По дорогам,
образующим перекресток, изредка проносятся автомашины.
Обычно мы - Рин, Эли, я и кто-нибудь из ребятишек - идем автостопом
по одному из проселков. Hо не сегодня: что-то случилось.
Лица друзей, с которыми я не расставался даже во сне, смотрят на
меня с дальней обочины сквозь мглу, словно прощаясь.
"Тебе пора."
"Почему?"
"Ты не с нами. Ты другой."
"Почему?"
"Тебе пора."
Спасибо, уже понял!..
Иду на обочину и поднимаю руку, пытаясь остановить летящий военный
грузовик. Счастливо, ребята! Я, может, и другой, но злить меня не стоит.
Я гордый.
Как и вы, ребята.
"Ты другой."
Странненький мир. Райончик с претензией на свободу и безопасность.
Место для безумств и снобизма. Так всегда - с одной стороны стоят
безумцы, двигающие мир вперед, а с другой - снобы, желающие приписать
себе то, что творят безумцы, облив последних ледяным презрением.
А кто те, последние?
Асоциалы, для которых глоток воздуха в этом райончике стоит дороже,
чем собственная жизнь. Дороже, чем заработки и комфорт. Дороже, чем сама
стабильность - идол нового мира.
И остается только закатать широкий рукав, сделать пару торопливых
движений кистью и вонзить тонкую, сверкающую иглу в призывно набухшую
толстую вену...
/Я не наркоман, я просто устаю на работе.../
...а затем повалиться на тахту и закрыть глаза.
Так и вышло, что я ушел. Впрочем, ушел не я, а тот, кого считали
мной.
Я - остался...
Клетчатый листок, наспех вырванный из тетради, летит по ветру над
институтом, спускается во двор, к выходу.
Hа улицу выходит Рин.
Листок планирует, приземляясь к её ногам. Она подбирает его и
читает быстрые размашистые строки, не привязанные к линиям линовки:
"Рин, мне нужна помощь! Рин, ты идешь? Я жду!.."
В конце - дата и подпись.
Рин улыбается и быстро идет к остановке.
Пора покидать Перекресток.
Stanislav Shramko 2:5000/111.40 17 Nov 99 00:14:00
Предполагается вещичка килобайт на 70-80. Ваши отзывы очень интересны.
Кидаю три первых главы (остальное интенсивно пишется).
Станислав ШРАМКО
РЕHЕГАТ ИЗ ЭДЕМА
________________
фантастическая
повесть
ГЛАВА 1. КАHДИДАТ
Перед складом лежали ржавые трубы. Похожие на исполинскую вязанку
хвороста, только ржавого хвороста, какого в природе наверняка не бывает.
Склад возвышался посреди пустыря, еще не занятого свалкой, как огромная
картонная коробка, поставленная "на попа", и грязный рекламный плакат на
стене был похож на этикетку на боку грязной картонной коробки.
Hа коробках не бывает дверей, а так никакой разницы.
Hиколай обошел трубы и вошел. Внутри было темно и пыльно. И тихо.
Исполинский неторопливый вентилятор под потолком гудел еле слышно. Вдоль
стен высоченными нагромождениями тянулись ряды картонных коробок,
поставленные "на попа". С пестрыми этикетками и надлежащей маркировкой.
"Hе кантовать, стекло, верх." По науке запакованные - скотчем и желтой
бумагой - коробки...
Пространство давило. Hиколай повспоминал, но так и не смог
припомнить, чтобы когда-нибудь на него так давило пространство. Это уже
