Чувство беспомощности усиливалось тем, что, вопреки очевидности,
корабль все еще удалялся от облака планет. Нос его был направлен в сторону
того, что было когда-то Орбитсвилем, его двигатели толкали корабль в
направлении планет, но уже набранная скорость была такова, что после двух
долгих дней торможения "Тара" все еще удалялась от своей цели.
- Нет смысла кипятиться по этому поводу, - говорила ему Флейшер. -
Лично я благодарю Господа за каждый час работы двигателей.
"Наверное, это она так меня подбадривает", - мелькнуло у Никлина в
голове. Он устало размышлял о том, сумеет ли уловить момент, когда корабль
наконец остановится и начнет двигаться в обратном направлении.
"Нет, стоп. Здесь что-то не то. Я, должно быть, устал как собака и
ничего не соображаю. Надо начать все сначала..."
Джим сделал усилие в попытке проснуться - у него возникло неприятное
ощущение какой-то перемены на пульте управления.
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем он понял, что
изменилось. Уровень шума, создаваемый системой связи, резко упал. Его
тревога возросла еще больше, когда он осознал, что насыщенность
радиопереговоров спадает уже давно. Даже когда Флейшер была вынуждена с
помощью компьютера регулировать поток поступающей информации, динамики
выдавали почти непрерывную серию кодовых сигналов.
Никлин выпрямился и взглянул на соседние кресла. Воорсангера там не
было, Флейшер застыла в максимальной сосредоточенности, неотрывно наблюдая
за изображением облака планет. У Никлина сжалось сердце, когда он увидел
лицо пилота.
- Что происходит? - почти крикнул он. - Неужели...
Она взмахом одной руки попросила его замолчать, в то время как другой
быстро перебирала кнопки на панели связи.
- ...определенно, - послышался мужской голос. - Мы установили!
Планеты со сферы исчезают полосами. Уже есть пять пустых полос, можете
называть их так или по-другому, не имеет значения. Две - в северном
полушарии. Две - в южном. Одна - вблизи экватора. Полосы быстро
расширяются. Боже, помоги нам! Невозможно предсказать, сколько времени
осталось до того момента, когда эта передающая станция...
Голос оборвался и в рубке повисла звенящая тишина.
Никлин сосредоточился на изображении облака. Теперь, когда он точно
знал, куда следует смотреть, Джим увидел результат работы Доброй Феи.
Вдоль экватора было заметно мерцающее оживление. Но по сути, это было как
раз обратное мерцанию явление, всего-навсего изменение неподвижной
картины, вызванное исчезновением крошечных источников света.
Облако планет разматывалось прямо на глазах, подобно гигантскому
клубку шерсти. Разматывалось в никуда.
- Они исчезают. - Голос пилота зазвучал как голос застеснявшегося
вдруг ребенка. - Все космопорты уже исчезли.
- Нам не нужны космопорты! - крикнул Никлин, отказываясь подчиниться
жестокой логике происходящего. - Мы должны двигаться вперед! Мы можем
выйти на орбиту любой из этих дерьмовых планет!
- И какой в этом смысл? Если мы никогда не сможем сесть на нее?
- Это лучше, чем лететь в пустоту.
- Может, вы и правы. - Флейшер кивнула, обдумывая это предположение,
а затем ее лицо засветилось каким-то жестоким, извращенным торжеством. Она
нашла ответ.
- Все дело в том, мистер Никлин, что мы не можем добраться ни до
одной из этих, как вы выразились, дерьмовых планет. Положение вещей
изменилось к худшему. Пока вы спали, скорость исчезновения возросла, она
все время растет... Через несколько часов не останется ни одной планеты,
дерьмовой или какой-нибудь иной.
22
В том, что происходит, есть своя какая-то логика, решил Никлин.
До этого в течение почти двадцати часов он сидел в рубке управления и
как завороженный следам за планетами, исчезающими со все возрастающей
скоростью. В самом начале этот процесс был почти неощутим, затем темные
редкие участки превратились в пять расширяющихся полосок, их можно было
различить невооруженным взглядом. Зрелище стало еще более завораживающим,
облако теперь напоминало удивительное, прекрасное пуантилистское полотно с
изображением гигантской полосатой планеты. С этого момента исчезновение
планет стало хорошо заметным, слой за слоем пропадал в пустоте, уступая
место мраку, сквозь который мерцали далекие звезды. В какой-то момент
этого процесса "Тара" наконец погасила свою скорость и начала
мучительно-медленное возвращение, но никто в рубке управления даже не
заметил этого. Всем им ничего не оставалось, как только наблюдать.
Казалось, они утратили способность думать. Итак, единый организм, каким
когда-то был Орбитсвиль, сократился теперь до узких полосок, до
стремительно тающей паутины, и, в конце концов, до пустоты, до Абсолютного
Ничто.
Шестьсот пятьдесят миллионов новоиспеченных миров прекратили свое
существование, осталось лишь небольшое солнце, одинокий источник света и
тепла в совершенно пустом пространстве, распростершемся во все стороны на
многие световые годы.
"Что дальше? - тупо спрашивал себя Никлин. - Куда теперь?"
А дальше, спустя всего лишь несколько секунд, заработала внутренняя
связь. Женщина, купавшая своего ребенка в душевой на двадцать четвертой
палубе, разыскивала Джима Никлина. Температура воды в душе стала падать,
женщина сердилась и требовала, чтобы неисправность устранили немедленно.
Она также хотела знать, почему Никлин все время прохлаждается в рубке
управления, а не занимается своими обязанностями.
Это напомнило Джиму, что жизнь все еще продолжается, и надо решать
возникающие бытовые вопросы. Напоминание, словно манна небесная, спасло
Никлина от апатии, и он немедленно покинул рубку.
Поскольку на "Таре" находилась лишь половина от запланированного
числа людей, пассажиры в значительной степени имели свободу в выборе
жилья. Большинство, подчиняясь своим инстинктам, выбрали носовые отсеки,
удаленные от двигательных цилиндров.
Когда Джим добрался до четырнадцатой палубы, первой, откуда имелся
доступ в двигательный цилиндр, гул человеческих голосов затих и лишь слабо
доносился откуда-то сверху. Никлин продолжал скользить вниз, едва касаясь
руками поручня. Он уже почти миновал семнадцатую палубу, когда рука
независимо от его воли до боли сжала дюралевый поручень, и он резко
остановился. Какое-то мгновение Никлин пребывал в полнейшем
замешательстве, но затем до его сознания дошла фантастическая причина этой
самопроизвольной реакции.
Совсем рядом, справа от него на чуть изогнутой стенке пассажирского
цилиндра он увидел дверь, ведущую в двигательный цилиндр.
Для того, кто не так хорошо знаком с металлическим скелетом,
внутренностями и нервными нитями "Тары", вид этой двери ничего не значил,
но Никлина словно искрой пронзило. Он отлично знал, что с семнадцатой
палубы нет доступа к двигателям, нет и никогда не было.
Он замер на лестнице, растерянно оглядываясь по сторонам. Все
остальное выглядело таким, каким и должно было быть. За спиной находились
две двери, ведущие в пассажирские каюты, а надпись на стене неопровержимо
указывала - это именно семнадцатая палуба. Да и не нужны ему были никакие
надписи, вполне достаточно расположения заклепок или формы сварных швов. И
тем не менее Никлин видел перед собой дверь в двигательный цилиндр. Дверь
там, где она не имела права существовать!
Дверь была самой что ни на есть настоящей. Никлин мог различить
царапины на зеленой поверхности. Он видел грязные пятна на белых деталях
кодового замка. Дверь было настоящей!
- Это сон, - громко сказал он, радуясь тому, что нашел объяснение. -
Это всего лишь один из моих снов, и для доказательства...
Никлин изо всех сил ударил кулаком по ребру палубы и тут же
вскрикнул. Боль пронзила его нервную систему, волной прокатилась по всему
телу. Он с удивленном взглянул на костяшки пальцев - кожа на них была
содрана, и на подкожной ткани выступили крошечные капельки крови.
Все сомнения относительно того, бодрствует он или спит, разом
исчезли. Но дверь осталась на месте.
"Моя память на числа начинает сбоить, - заклинал себя Никлин, сходя с
лестницы и приближаясь к двери. - Маленькая молекула серого вещества
испортилась, или протекла, или что там с ней происходит, когда она
начинает стареть. Всегда существовал вход с семнадцатой палубы. То, что я
ничего не помню об этом, еще ничего не значит, и в доказательство..."
Никлин набрал на замке код - 8949823 и улыбнулся, услышав щелчок.
"Какие-то числа еще помню!" Он начал медленно открывать дверь и с
удивлением обнаружил, что смотрит внутрь помещения, размером не больше
телефонной будки. Все там выглядело совершенно чуждым для "Тары", но Джим
уже приучил себя к мысли, что черное - это белое, а белое - это черное. И
довольно дерзко Никлин переступил таинственный порог.
Когда дверь за спиной захлопнулась, он увидел еще одну, слева от
себя, рядом с этой дверью в стене имелась небольшая ниша, подобная тем,
где обычно хранится пожарное оборудование. В нише стоял изящный серебряный
флакон. На флаконе какой-то шутник выгравировал надпись "ВЫПЕЙ МЕНЯ". В
буквах была характерная вычурность, и Никлин с улыбкой узнал почерк Скотта
Хепворта.
"Да ты забыл об одной из своих заначек, ты, старый пьянчужка!"
Все еще от души забавляясь, Джим взял флакон в руки. Тот был теплым
на ощупь. Никлин встряхнул его и услышал, точнее ощутил, как внутри
бултыхается небольшое количество жидкости. Повинуясь какому-то
безотчетному импульсу, он отвинтил крышку и глотнул содержимое. Это был
джин, обычный тепловатый джин.
Самый настоящий "Особый Хепвортин". Скотт любил джин с тоником и
всеми прочими добавками, но при необходимости поглощал его в любом виде.
Как сказал какой-то драматург, а, может и не драматург: "Коль замучила
жажда, то извлечь спиртное можно из чего угодно". Никлин улыбнулся: "Бьюсь
об заклад, старина Скотт перевернулся бы в своем пластиковом мешке, узнай
он, что не ему достался этот последний глоток. Хотя одного я не могу
понять. Почему джин до сих пор теплый?"
Охваченный неприятным предчувствием, что он совершает какую-то
ошибку, Никлин открыл вторую дверь. За ней находилось плохо освещенное
помещение, казавшееся слишком большим для пятиметрового двигательного
цилиндра. Единственная лампа над дверью отбрасывала круг тусклого света на
совершенно пустую палубу. Эта пустота тоже была очень странной, ведь
большая часть пространства должна быть занята громоздким двигательным
оборудованием. Джим попытался рассмотреть что-нибудь за пределами
освещенного круга, но темнота казалась непроницаемой. Воздух здесь был
чисти свеж, словно Никлин стоял посреди необозримой ночной степи.
Через несколько секунд из темноты выступила фигура. Она приближалась.
Никлин вскрикнул, сжался и закусил костяшки пальцев. Это был Скотт
Хепворт.
- Господи, ты нашел мое лекарство! - Хепворт подошел к нему вплотную
и взял флакон из застывшей руки. - Где же я его оставил?
Никлин издал какой-то хриплый звук, а Хепворт поднес флакон ко рту и
сделал большой глоток. Шея его выглядела совершенно неповрежденный. Но
когда он пил, жидкость вытекала сквозь ворот рубашки.
- Убирайся, - прошептал Никлин. - Убирайся! Ты мертв!
- Ну, не стоит мыслить столь вульгарно, мой мальчик, - добродушно
откликнулся Хепворт. - Разве я выгляжу мертвым?
Никлин внимательно изучил призрак и убедился, что все детали
совершенно точны, начиная от грязной и мятой одежды до знаменитого
