предположение или отказать Ханне в признании.
-- А вы не можете дать ей признания без отпущения грехов?
Она засмеялась.
-- Вы хорошо к ней относитесь, не правда ли? Что вас, собственно,
связывало?
Я чуть помедлил.
-- Я был ее чтецом. Я начал читать ей, когда мне было пятнадцать, и
продолжил потом, когда она сидела в тюрьме.
-- Как это вам...
-- Я посылал ей кассеты. Фрау Шмитц почти всю свою жизнь была
неграмотной; она только в тюрьме научилась читать и писать.
-- Почему вы все это для нее делали?
-- Я в пятнадцать лет имел с ней любовную связь.
-- Вы имеете в виду, вы спали с ней?
-- Да.
-- Какой жестокой была эта женщина! Вам удалось избавиться от того, что
она, когда вам было пятнадцать... Впрочем, нет, вы сами сказали, что снова
начали читать ей, когда она была в тюрьме. Вы были когда-нибудь женаты?
Я кивнул.
-- И ваш брак был коротким и неудачным, и потом вы больше не женились,
и ребенка, если он у вас есть, вы отдали в интернат.
-- Это можно сказать и о тысячах других людей; для этого не нужно иметь
связь с фрау Шмитц.
-- Скажите, у вас, когда вы в последние годы имели с ней контакт, не
было такого чувства, что она знает, что она сделала с вами?
Я пожал плечами.
-- Во всяком случае она знала, что она сделала с другими в лагере и во
время марша. Она не только сказала мне об этом, она также интенсивно
занималась этим вопросом в последние годы в тюрьме.
Я рассказал ей о том, что услышал от начальницы тюрьмы.
Дочь встала и принялась большими шагами расхаживать по комнате.
-- О какой сумме денег идет речь?
Я вышел в прихожую, где оставил свою сумку, и вернулся с чеком и банкой
из-под чая.
-- Вот.
Она посмотрела на чек и положила его на стол. Банку она открыла,
опустошила ее, снова закрыла и, держа в руке, внимательно ее разглядывала.
-- В детстве у меня тоже была банка из-под чая для моих сокровищ. Не
такая, как эта, хотя и такие тогда уже тоже были, а с буквами кириллицей, и
крышка у нее не вдавливалась внутрь, как здесь, а насаживалась сверху. Я
донесла ее с собой до концлагеря, там ее у меня украли.
-- Что же в ней было?
-- Что там могло быть... Завиток шерсти с нашего пуделя, билеты на
оперы, на которые меня брал мой отец, кольцо, выигранное или найденное мной
где-то. Украли у меня банку не из-за ее содержимого -- сама банка и то, что
с ней можно было сделать, это имело в лагере большую ценность.
Она поставила банку на чек.
-- А у вас есть какие-нибудь предложения насчет использования денег?
Пустить их на что-нибудь, что как-то связано с уничтожением евреев, в самом
деле было бы похоже для меня на отпущение грехов, которое я не могу и не
хочу давать.
-- Деньги можно было бы отдать, например, на нужды неграмотных, которые
хотят научиться читать и писать. Наверняка тут есть какие-нибудь
общественные фонды, союзы, общества.
-- Конечно, они есть.
Она раздумывала.
-- А нет ли аналогичных еврейских организаций?
-- Можете быть уверены, что если в мире есть какие-либо организации, то
такие же организации есть и для евреев. Неграмотность, правда, не совсем
еврейская проблема.
Она подвинула мне чек и деньги.
-- Давайте сделаем так. Вы разузнаете, какие еврейские организации,
работающие в этой области, имеются здесь или в Германии и переведете деньги
на счет той, которая вас больше всего убедит. Вы можете также, -- она
засмеялась, -- перевести деньги от имени Ханны Шмитц, если признание играет
тут такую важную роль.
Она снова взяла банку.
-- А банку я оставлю себе.
12
Со времени описанных мною событий прошло уже десять лет. В первые годы
после смерти Ханны меня мучали старые вопросы, отрекся ли я от нее и предал
ли я ее, остался ли я ей что-нибудь должен, сделался ли я виноватым, любя
ее, нужно ли было мне отказаться, оторваться от нее и, если да, то как.
Порой я задавался вопросом, есть ли моя вина в том, что она покончила с
собой. И порой я был зол на нее и на то, что она со мной сделала. Пока
злость не лишилась своей силы, а вопросы -- своей важности. То, что я сделал
и не сделал и то, что она сделала со мной -- это, как не верти, стало моей
жизнью.
Решение рассказать нашу с Ханной историю я принял вскоре после ее
смерти. С тех пор наша история прокручивалась в моей голове множество раз,
всякий раз немного по-другому, всегда с новыми картинами, отрывками действия
и поворотами мыслей. Таким образом, наряду с версией, написанной мною,
имеется и множество других. Гарантией того, что написанная версия правильна,
является то, что я написал ее, а другие версии -- нет. Написанная версия
хотела быть написанной, множество других этого не хотело.
Сначала я хотел рассказать нашу историю, чтобы отделаться от нее.
Однако для этой цели воспоминания отказывались идти ко мне. Потом я заметил,
как наша история стала ускользать от меня, и захотел вернуть ее изложением
на бумагу, но и это тоже не выманило воспоминания из-под их укрытия. Вот уже
несколько лет, как я оставил нашу историю в покое. Я заключил с ней мир. И
она вернулась ко мне, деталь за деталью, такой четкой, полной и законченной,
что она больше не наводит на меня грусти. Долгое время я думал: какая
печальная история. Не то, чтобы у меня сейчас появилась мысль, что эта
история счастливая. Просто я думаю, что она точна, и что на фоне этого
вопрос, печальная она или счастливая, не имеет никакого значения.
Во всяком случае, я думаю так, когда спокойно размышляю о ней. Когда же
меня что-то больно задевает, то на поверхность проступают раны той поры,
когда я чувствую себя виноватым, то дают себя знать мои тогдашние ощущения
вины, и в сегодняшней тоске по чему-либо я чувствую тоску того времени. Слои
нашей жизни так тесно покоятся друг на друге, что на более поздних этапах
нам всегда встречается то, что уже было раньше, не как что-то изжившее себя
и негодное, но как что-то современное и живое. Я это понимаю. И все равно я
порой нахожу это труднопереносимым. Быть может, нашу историю я изложил все
же потому, что хочу избавиться от нее, даже если и не могу этого сделать.
Деньги Ханны я сразу по возвращении из Нью-Йорка перевел от ее имени на
счет Jewish League Against Illiteracy***. В ответ я получил короткое письмо
стандартной компьютерной формы, в котором Jewish League благодарила мисс
Ханну Шмитц за ее пожертвование. С письмом в кармане я поехал на кладбище,
на могилу к Ханне. Это был первый и единственный раз, что я стоял на ее
могиле.
x x x
* "Эмилия Галотти" (1772) - трагедия Г.Э. Лессинга; "Коварство и
любовь" (1784) - драма Ф. Шиллера.
** Сборник феодального права XIII в.
*** Еврейская лига по борьбе с неграмотностью (англ.)
