зверем, сбежавшим из бродячего цирка.
Потом я снова ехал рядом с одним из них и снова находился в комнате,
где с лицом, стянутым предсмертной судорогой, сидел Гарри Джонс, а в
воздухе плавал горьковато-сладкий запах. Там уже находился полицейский
врач, молодой и здоровый, с шеей, заросшей рыжеватыми волосами. Был там
также специалист по снятиюд оттисков пальцев, рыскающий вокруг, и это
именно он нашел оттиск большого пальца Кэнино - единственный оттиск,
оставленный одетым в коричневое мужчиной, единственный, который мог
подтвердить мое изложение событий, происшедших здесь.
Потом я снова был в доме Уайльда, где подписал принесенный
секретаршей из другой комнаты протокол. Потом открылась дверь, вошел
Эдди Марз, и внезапная улыбка осветила его лицо, когда он увидел
"Серебряную головушку". "Привет золотце", - сказал он, но она ему не
ответила, даже не взглянула на него. Эдди Марз, свеженький и оживленный
в темном костюме. Потом все вышли, все, кроме меня и Уайльда, и Уайльд
произнес холодным злым голосом: "Все, Марлоу, это последний раз. Если вы
совершите еще один такой подвиг, я отправлю вас в тюрьму, несмотря на
то, разобьет это кому-нибудь сердце или нет".
И вот так я повторял все сначала, лежа на кровати и наблюдал за
солнечными пятнами на потолке.
Вдруг раздался телефонный звонок. Ко мне обратился Норрис, слуга
Стернвудов, этим своим полным благовоспитанности голосом:
- Это мистер Марлоу? Я звонил вам в бюро, но безрезультатно, поэтому
позволяю себе побеспокоить вас дома.
- Я всю ночь был в дороге, - пояснил я, - поэтому и отсутствовал в
бюро.
- Да, сэр. Генерал очень хотел бы встретиться с вами сегодня утром,
мистер Марлоу, разумеется, если у вас есть такая возможность.
- Я буду примерно ченрез полчаса, - ответил я. - Как он себя
чувствует?
- Лежит в постели, но чувствует себя неплохо, сэр.
- Посмотрим, как он почувствует себя, после того как увидит меня,
-сказал я и положил трубку.
Я встал, побрился и сменил одежду. Взял маленький револьвер Кармен с
рукоятью, инкрустированной перламутром, и сунул его в карман. Солнце
светило ярко и весело. Через двадцать минут я оказался в усадьбе
Стернвудов. В подстриженных деревьях ошалело пели птицы, террасные
газоны зеленели после дождя как ирландские флаги, и вообще вся усадьба
выглядела так, словно была построена десять минут назад. Я позвонил.
Впервые я оказался здесь пять дней назад, а мне казалось, что с тех пор
прошел год. Открыла мне служанка, провела в холл и удалилась, сообщив,
что Норрис появится здесь через пару секунд. Холл выглядел точно так же,
как и раньше. У портрета, висевшего над камином, были те же жгучие
черные глаза, а рыцарь на витраже все еще пытался, - ничего не
предпринимая для этого всерьез, - отвязать нагую даму от дерева.
Через несколько секунд появился Норрис. И он тоже не изменился.
Взгляд его голубых глаз, как обычно был полон отстраненности, розоватая
кожа казалась свежей и здоровой, а двигался он так, будто был на
двадцать лет моложе, чем на самом деле. Если из нас двоих кто и ощущал
бег времени, то это был я.
Мы поднялись по лестнице и свернули в сторону, противоположную
спальне Вивиан. С каждым шагом дом казался мне все тише и больше. Мы
подошли к массивной старой двери, похожей на церковную дверь. Норрис
осторожно открыл ее. Пройдя в нее, я оказался на чем-то, похожем на
ковер, площадью в четверть гектара, и зашагал по нему к большому ложу,
напоминавшему то, в котором умер Генрих VIII.
Генерал Стернвуд сидел на кровати, опираясь на подушки. Мертвенно
бледные руки сжимали конец покрывала и благодаря его белизне казались
грязновато-серыми. Огонек жизни все еще светился в черных глазах, хотя
лицо уже было лицом трупа.
- Садитесь, мистер Марлоу, - сказал он слегка усталым, словно
деревянным голосом.
Я пододвинул стул к кровати и сел. Все окна были закрыты, малейший
лучик солнца не проникал сквозь шторы. В воздухе витал сладковатый запах
старости.
Некоторое время генерал молча смотрел на меня. Наконец, подняв руку
так, словно хотел проверить, может ли еще двигать ею, он произнес.
- Мистер Марлоу, я не просил вас, чтобы вы разыскивали моего зятя.
- Но ведь вы меня наняли.
- Но об этом я вас не просил. Вы взяли на себя слишком много. Я
привык говорить, если хочу чего-то.
Я не ответил.
- Я заплатил вам, - холодно продолжал он. - Деньги тут, впрочем, не
имеют значения. Я расцениваю это так, как если бы вы, без сомнения, не
жклая того, злоупотребили моим доверием. - Произнеся эту реплику, он
закрыл глаза.
- Вы вызвали меня сюда для установления этого факта? - спросил я.
Он медленно открыл глаза, словно веки его были свинцовые.
- Мне кажется, вас задело это замечание.
Я тряхнул головой.
- У вас передо мной преимущество, генерал. Я не хочу отнимать его у
вас. Можете говорить мне все, что пожелаете, а я наверняка не обижусь и
не буду злиться. Я хотел бы предложить вам взять деньги обратно. Я знаю,
что для вас это не имеет значения, но для меня, наоборот, имеет
определенное значение.
- Какое?
- Для меня это значит, что я отказываюсь принять плату за поручение,
которое не смог выполнить так, чтобы удовлетворить заказчика. Вот и все.
- У вас часто бывают такие поручения?
- Бывают. Как иу всех.
- Почему вы пошли к капитану Грегори?
Я откинулся на стуле и перевесил руку через его спинку, вглядываясь в
лицо генерала. Я не прочел в нем ничего. У меня не было ответа на его
вопрос. Удовлетворительного ответа.
- Я был уверен, что вы передали мне вексель Гейгера, чтобы испытать
меня, - сказал я. - И что вы опасались, что Риган мог быть как-то
замешан в шантаже. Тогда я еще ничего не знал о Ригане. Лишь после
разговора с капитаном Грегори мне стало понятно, что участие такого
человека как Риган, в этом деле исключено.
- Это вовсе не ответ на мой вопрос, - прервал меня генерал.
Я кивнул.
- Да, это, собственно, не ответ на ваш вопрос. Просто мне не очень
хочется признаваться, что во всем этом деле я был не очень искренен по
отношению к вам. Когда в первый день после встречи с вами я выходил из
помещения для орхидей, за мной послала миссис Риган. Похоже, она была
уверена, что вы наняли меня для поисков ее мужа. Казалось, она не в
восторге от этого. В разговоре со мной у нее нечаянно вырвалось, что
"они нашли машину Ригана в одном из окрестных гаражей". Этими "они"
могла быть только полиция, а значит полиции было что-то известно. Если
так, то дело относилось к разыскному отделу. Разумеется, я не знал, вы
заявили туда об исчезновении Ригана или кто-то донес об этом или же
просто сообщил о брошенном в гараже автомобиле. Но я знаю полицейских и
знаю, что если им уже известно что-то, то они узнают еще что-нибудь,
особенно, если у вас есть водитель, который уже был судим. Я не знал,
много ли уже известно полиции, поэтому решил пойти туда. В правильности
этого шага меня убедила позиция прокурора Уайльда в ту ночь, когда в его
доме обсуждалось дело Гейгера. Некоторое время я был с ним с глазу на
глаз. Он спросил меня тогда, поручили ли вы мне искать Ригана. Я
ответил, что в разговоре со мной вы упомянули, что охотно узнали бы, где
он находится и хорошо ли ему живется. Прокурор Уайльд сжал губы и
состроил странную мину. Мне стало ясно, что говоря о "поисках Ригана",
прокурор имел ввиду пуск в движение всего большого полицейского
механизма. Поэтому, разговаривая с капитаном Грегори, я старался не
сказать ничего, о чем бы он уже не знал.
- То есть вы оставили капитана Грегори в убеждении, что я поручил вам
искать Ригана?
- Собственно, да, - признал я, - но лишь тогда, когда убедился, что
он и так знает это дело.
Генерал прикрыл дрожащие веки.
- Вы считаете, что это этично? - спросил он, не открывая глаз.
- Да. Я считаю, что да.
Его глаза снова открылись. Их живая чернота контрастировала с
мертвенной бледностью лица.
- Может быть, я не так вас понял, - медленно произнес он.
- Быть может, - сказал я. - Начальник разыскного отдела не болтун. Он
не занимал бы свой пост, если бы был пустомелей. Это исключительно умный
и осторожный человек, поначалу небезуспешно старающийся предстать перед
вами этаким чинушей в возрасте, которому осточертела его работа. Но моя
работа - это не игра в домино и не испытание на выдержку. Очень часто
она сочетается с блефом. Если я что-то говорю полицейскому, любому
полицейскому, то должен считаться с тем, что он может это использовать.
А капитану Грегори было совершенно безразлично, что я говорил. Если вы
нанимаете кого-нибудь моей профессии, то дело в данном случае обстоит
несколько иначе, чем заказ на чистильщика окон, которому вы укажете
восемь оконных рам и скажете: "Вымойте вот это и вы свободны", - и на
этом конец. Вы не знаете, что я должен проделать, устроить, обойти и о
чем-то умолчать, чтобы исполнить порученное мне задание. Я делаю это
очень индивидуально. И прилагаю все силы, чтобы защитить интересы
клиента, в данном случае ваши, и ежели при этом перехожу определенные
границы, то тоже только ради вас. Допустим, приходит ко мне клиент, а
потом оказывается, что он негодяй. Даже и тогда мне не остается ничего
другого, как отказаться от задания и держать язык за зубами. А кроме
того, прошу не забывать, что вы не запрещали мне посещать капитана
Грегори.
- Трудно было бы запретить вам что-нибудь, - сказал он.
- Так что же я, по-вашему, сделал не так? Ваш лакей Норрис считал,
что со смертью Гейгера дело улажено. У меня совсем другое мнение. Методы
Гейгера были мне отвратительны. Я не Шерлок Холмс и не Фил Вэнс. И не
питаю надежды на то, что осмотрев место, уже исследованное полицией,
найду там поломанную авторучку и восстановлю по ней весь ход событий.
Если вы думаете, что существует какой-нибудь детектив, зарабатывающий на
жизнь именно так, то вы не очень хорошо ориентируетесь в работе полиции.
Полиция исследует все очень тщательно и подробно и редко случается, что
она что-нибудь пропускает. Разве что смотрит на дело сквозь пальцы. Она
не поступила, как следовало бы, в отношении такого человека, как Гейгер,
человека, который посылает долговые расписки и просит считать их долгом
чести. Гейгер, человек замешанный в подозрительные дела и с
подозрительным положением, тем не менее охраняется полицией. Почему он
поступил так, как поступил? Просто хотел выяснить сможет ли
шантажировать вас и в дальнейшем. Он понимал, что если нет, то вы
оставите без внимания его требование. Однако был некто, через кого он
мог оказать на вас давление. Это Риган. Гейгеру казалось, что вы
опасаетесь, не является ли Риган кем-то другим, не тем, кем вы его
считаете, и что он был хорошим и вертелся вокруг вас лишь до тех пор,
пока не нашел способ доить ваш банковский счет. - Я видел, что генерал
хочет прервать меня, но не дал ему сделать это и продолжал:
- Дело было не в деньгах, вас это не беспокоит. Дело даже не в ваших
дочерях. Рано или поздно вы все равно все завещаете им. Во всем этом
было нечто совершенно иное: ваша гордость и то, что вы действительно
любили Ригана.
Воцарилась тишина.
Через некоторое время генерал тихо произнес:
- Вы чертовски много говорите, Марлоу! Должен ли я считать, что вы
по-прежнему пытаетесь разгадать загадку?
- Нет. Я оставил эти попытки. Меня предостерегли, что люди из полиции
считают мои действия чересчур решительными. Поэтому я и подумал, что
должен вернуть вам деньги. По моим критериям ваше задание мною не
