- Спасибо, - сказал он, чувствуя себя немного глуповато: ведь слишком
трудно отпускать поклоны перед тем, кто находится так высоко над его
головой. И до него долетел лишь шелест листьев, от того мощного волнения,
которое пронеслось сквозь чащу, когда эти лесные созданья отправились в
обратный путь.
Ивешка дотронулась до его руки, и он подумал, что она сделала это как
всегда, уверенно, так как его черты никогда не растворятся в воздухе, в
отличие от ее. Он огляделся вокруг себя, на окружавший их лес, который
выглядел ничуть не хуже того, где они были до этого, и увидел за ним в
тусклом свете звезд лес из сплошных мертвых деревьев, такой же, как и тот,
ивешкин лес.
Но еще ближе он увидел сидящий на листьях черный шар, который тяжело
отдувался после бега.
- Добрый пес, - сказал он, обращаясь к нему. Малыш облизнулся и
встал, выжидательно сложив маленькие руки-лапы, а затем одной из них начал
ощупывать землю.
- Ты не должен идти туда вместе со мной, - сказала Ивешка,
повернулась и обняла его руками за шею, заглядывая ему в лицо. - Петр,
пожалуйста, не делай этого. У меня самой слишком мало сил...
Малыш неожиданно залаял и, вскочив с места, уцепился за его рукав,
стараясь оттащить его в сторону, на что любой человек мог бы тут же
обидеться, если бы только не увидел, как Ивешка вспорхнула с места и
остановилась чуть дальше от Петра, сложив руки и с выражением боли и
отчаяния на лице.
- Я... не могу, - сказала она, - ...Малыш, держи его и сторожи...
Петр попытался освободить свой рукав.
- Малыш, а ну прекрати это! - Он понял, на что она готова и куда она
собралась. - Ивешка, погоди!
Она остановилась и обернулась, глядя через плечо. Ее бледность сейчас
была еще сильнее, чем до того, как она пересекла границу живого и мертвого
леса. Сейчас на него глядела уже не та мягкая и кроткая Ивешка: сейчас ее
взгляд был полон холодного решительного гнева, а ее голос источал лед.
- Я не могу убить его таким же способом, как могу убить тебя: для
него нет предела в источнике внутренних сил. Но ты, видимо, прав, меч мог
бы помочь здесь. Или кинжал. Я даже не уверена в том, что смогу добраться
до него, потому что чувствую себя слишком слабой. Но я все равно
попытаюсь, Петр...
Среди деревьев, сзади нее, ему почудилось какое-то движение. Что-то
двигалось между белеющими в свете звезд лишенными коры стволами деревьев.
- Вешка, - сказал он, взмахивая запястьем, чтобы тихонько подтолкнуть
Малыша в ту сторону, не вызывая большого шума. - Вешка, не оборачивайся,
но сзади тебя кто-то есть, кто-то медленно приближается сюда... Малыш,
Малыш, черт бы тебя побрал, да повернись ты туда...
Она повернулась и взглянула в ту сторону, откуда медленно
приближалась серая фигура, при виде которой она вновь начала распадаться
на отдельные нити, тающие в прозрачном ночном воздухе.
- Вешка! - сказал Петр, и с силой рванулся, чтобы освободить свой
рукав, но Малыш вцепился в его рукав и повис на нем, как груда железа,
обхватив его запястье еще и своими лапами, словно крепкими цепями, в то
время как Ивешка продолжала таять на его глазах. Малыш начал тащить Петра
прочь, но неожиданно тот захотел подойти к этой зловещей фигуре, а Малыш
ослабил свою хватку, освобождая его.
Он сохранил равновесие и пересек границу, остановившись рядом с
Ивешкой, понимая, что совершает роковую ошибку в своих планах относительно
Черневога, зная, что Черневог все время только и поджидал его появления
здесь впереди всей компании, и он чувствовал, что меч окажет ему очень
малую помощь, стоит Черневогу только пожелать этого.
- Вешка, - сказал он, чувствуя внимание с ее стороны. Он ощущал
прикосновения тонких нитей, которые слетали с нее, и легкие толчки, когда
его внутренняя сила перетекала к ней, как бы подтверждая его мысль, что
она владела колдовством не хуже чем Черневог. - Возьми ее всю, - сказал
он, и быстро добавил, будто боялся не успеть. - Скорее, возьми меч...
Но она, возможно, уже не слышала его. Кража его внутренней субстанции
продолжалась, но теперь от нее она перетекала к Черневогу, который подошел
к ним: красивый молодой человек, с улыбкой протягивая вытянутую руку.
Петр тут же перестал ощущать прикосновения Ивешки, почувствовав
неожиданную свободу и неожиданную потерю: он старался сохранить равновесие
и одновременно вытащить из ножен меч, в тот самый момент, когда его правая
нога подогнулась под ним, и он опустился на колено, удерживая
подрагивающее острие меча направленным прямо в сердце Черневога.
Затем его рука просто перестала двигаться, в то время как Черневог
просто отвел клинок в сторону, чтобы приблизиться к руке, которая сжимала
его. Теперь фигура Черневога, выглядящая словно безликая тень на фоне
рассеянного света звезд, стояла перед ним, удерживая его руку и заставляя
его смотреть вверх.
- Ведь ты не хочешь причинить мне никакого зла, - сказал он Петру,
почти точно так же, как говорил когда-то Саша, пытаясь навязать ему свою
волю: таким мягким и таким нежным показался ему этот голос, лишавший его
последней возможности двигаться.
Но затем он почувствовал будто испытывает прикосновение змеи, от
которого у него вот-вот начнет останавливаться сердце, и он отпрянул
назад, продолжая ощущать меч, по-прежнему зажатый в его руке, и стоящего
рядом Черневога. Он схватил его руку...
Но в тот же момент почувствовал себя неспособным ни на малейшее
движение, а Черневог, опираясь рукой на его плечо, стоял рядом и спокойно
забирал меч из его ослабевших пальцев, обращаясь к Ивешке:
- Не делай этого, Вешка, он один, кто пострадает за все. Ты ведь
хочешь именно этого?
- Нет, - сказала она.
- Ведь я знаю, зачем ты пришла сюда. Хочешь, я верну тебе это? Я могу
сделать это. Я очень хорошо берегу его, потому что знал, что рано или
поздно, но ты все равно придешь ко мне.
- Нет! - закричала она, и Петру захотелось вцепиться руками в горло
стоящего рядом с ним Черневога, но не мог сделать этого, он не мог,
несмотря на то, что Черневог пытался заставить его встать и взглянуть на
Ивешку.
Она стояла, зарыв лицо в ладонях, сотрясаясь от беззвучных рыданий.
- Она знает все, что она сделала, - сказал Черневог, обнимая его
рукой. - Ее сердце ничто по сравнению с тем, что нужно мне. Но ведь я же
могу сделать ее счастливой. А ты? Что хочешь ты? Чтобы твой молодой
приятель был цел и невредим?
- Не только он, но и каждый из нас, - пробормотал Петр, понимая, что
все это бесполезно.
- Я, пожалуй, добавлю сюда Ууламетса, если он проявит благоразумие, и
облегчу несчастное сознание Ивешки, кстати, и твое тоже. Ничего ужасного в
моих желаниях нет. Ты никогда не сможешь найти себе более достойного
повелителя, чем я...
- Убирайся к черту! - сказал Петр, и неожиданно Ивешка стала
блекнуть, все быстрее и быстрее сбрасывая с себя прозрачные нити, пока
отблески звезд не стали просвечивать сквозь нее, пока прозрачные нити не
обернулись вокруг него, усиливая внутренние толчки, и до него донеслись ее
всхлипывания:
- Кави, Кави, нет, нет!
- Но с другой стороны, - продолжал Черневог, когда отблески далеких
звезд скрылись от взора Петра и он, недвижимый, свалился на землю, - ты
сам можешь отправиться туда, неотесанная деревенщина, и во много раз
быстрее меня.
31
Ууламетс негромко напевал, дым поднимался вверх, и призраки кружились
словно в водовороте вокруг между ними, избегая дыма. Старик смешал золу от
костра вместе с сухими травами в одном из своих маленьких горшочков, затем
взял небольшой кремневый нож и, надрезав запястье, слил немного крови в
горшок.
- А теперь ты, - сказал он Саше.
Саша, чувствуя как от дыма кружится голова, приложил нож к руке и
резко нажал на него: кровь потекла в горшок, но он не ощутил сильной боли,
а лишь чувствовал дрожь в руках, когда протянул старику нож и горшок.
- Водка сейчас не повредит, - сказал Ууламетс, и открыв кувшин сделал
несколько глотков и добавил водки в горшок. Все это произвело на Сашу
гораздо большее впечатление, нежели сам процесс кровопускания.
Затем старик перемешал содержимое горшка костяной трубкой, добавил
туда мох и еще какой-то порошок, и, взяв из костра тлеющую ветку, сунул ее
внутрь горшка.
Вверх взметнулся столб огня, и Ууламетс, торопливо перебрасывая
горшок из одной руки в другую, добавил туда еще сушеных трав. После этого,
прикрыв горшок рукой, он опустил в него конец костяной трубки, и вдохнул
дым через ее торчащий конец.
Затем он протянул горшок вместе с трубкой Саше.
- Постарайся поглубже вдыхать это, - сказал старик, и Саша сделал так
как ему велели, - глубже, еще глубже... Ну, молодец.
Саша чувствовал, как внутри у него все горело, а глаза наполнились
слезами. Ууламетс же, тем временем, взял у него горшок и сделал еще
несколько глубоких затяжек, а затем неожиданно наклонился к Саше, схватил
его за плечо и выдохнул дым прямо ему в лицо, приговаривая:
- Дыши.
И Саша дышал. Он проделал это и во второй и в третий раз, а Ууламетс
все время, Саша чувствовал это, напрягал свою волю, заставляя его вдыхать
дым, с каждым разом все глубже и глубже...
Вдох - выдох, вдох - выдох... Казалось, им не будет конца...
Сердце и душа требуют обновления... пусть они выйдут вместе с
дымом...
Он уже не мог полностью управлять своим телом: Ууламетс задерживал
его выдохи до тех пор, пока Саша полностью не ослабел и не опустился прямо
в руки старика.
Затем Ууламетс заставил его сделать еще несколько глубоких затяжек
дымом, до тех пор пока Саша не обрел способность двигаться, осознавая при
каждом движении самого себя, будто он только что снова вернулся в эту
жизнь, побывав где-то далеко-далеко...
Но это не обошлось без некоторых ощутимых внутри него перемен. Его не
оставляло странное чувство, что он не может свободно, без напряжения
взглянуть в глаза Ууламетсу, но, тем не менее, сделал это. Потому, что
этого хотел Ууламетс.
Казалось, что его воля покинула его, когда он почувствовал, как его
рука неизвестно почему поднимается вверх, и на его запястье садится ворон,
разгоняя крыльями застилавший его глаза дым. Затем птица перескочила на
выставленную в сторону руку старика и забралась на его плечо, не обращая
внимания ни на дым, ни на огонь, и повернул к нему свой единственный глаз.
Странное, неестественное, очень-очень старое созданье, с ощипанными
перьями, потерявший свой глаз еще до того, когда Ууламетс пожелал взять
его к себе на службу и отдал ему свое сердце, не имея вокруг себя больше
ни единой живой души.
- Сделай с ним получше, чем с Драгой, - сказал Ууламетс, и подбросил
птицу вверх, и над костром пронеслось тяжелое хлопанье крыльев. - Я ведь
еще не законченный дурак.
Саша узнавал очень многое, когда пытался думать о местонахождении
Петра: он хотел знать, где же все-таки был Петр, а вместо этого узнавал
слишком много про Драгу и женщин вообще, приобщаясь к таким вещам, с
которыми он никогда и не сталкивался в своей жизни. Но больше всего он
узнавал об Ивешке, Ууламетсе и Черневоге, так что его голова шла кругом, и
в итоге он положил ее на руки и почувствовал, как весь мир закружился
перед его глазами, а его собственная чистота и невинность показались ему
презренными и опасными...
Он же хотел лишь знать все о Петре, и на этом заканчивался его личный
интерес ко всему происходящему, и теперь он понимал, что подобное желание
