оказалась на его пути. Он остановился, взглянул на нее и сказал: - Мы
собираемся уходить...
Но Ууламетс тотчас же закричал в их сторону:
- Держись подальше от моей дочери!
Поэтому он отошел от нее, запомнив это разбитое горем испуганное
лицо, переживая и за себя, и за Сашу, не имея никакого представления о
происходящем и не в силах обрести здравый смысл в таком месте, где простая
куча старых листьев может попытаться сбежать вместе с твоими вещами, а
девушка, которую ты уже едва ли не полюбил, стояла, непрерывно то теряя,
то вновь обретая свои черты, и терпела настоящее бедствие от своего отца,
единственным доказательством добродетели которого были его собственные
спокойно сказанные слова о том, что он не убивал ее мать.
Саша подошел, чтобы помочь ему, и, усевшись на корточки, начал
собирать разбросанные горшки и кастрюли.
- А где Малыш? - едва слышно спросил его Петр. - Ты не можешь
пожелать, чтобы он вернулся обратно?
- Это...
- ...очень глупое желание. Человек в таком окружении очень часто
оказывался неправ.
- Опасное, - прошептал Саша, поднимаясь с земли. - Петр, не подходи
близко к ней, пожалуйста, не подходи к ней! Я не знаю, я не вполне уверен,
но мне не нравится то, что я слышал...
- Ну у меня и компания... - Он ухватил Сашу за плечо, ощущая
твердость мускулов как что-то единственно реальное в этом лесу. - Саша,
послушай меня, с ней все в порядке, да еще есть ты. Нас здесь будет трое,
если мы будем все делать вместе, ведь только Бог знает, что являет ее
мать, на самом деле.
Саша взглянул на него так, будто Петр сказал нечто внушающее сильное
беспокойство, и крепко сжал его руку.
- Петр, Ууламетс прав, ей нельзя верить, на нее нельзя полагаться...
- Думаю, что еще больше нельзя верить ее отцу, приятель. Я надеюсь,
что ты заметил, как он обходился со своим последним учеником. - Петр
сложил одеяла и добавил, будто имел все время какую-то постоянную цель: -
Так куда же, ради Бога, скажи мне, мы все-таки отправляемся?
- Я не знаю.
- А знаешь, что я думаю? Я думаю, что мы сейчас находимся не так уж и
далеко от реки. Мне кажется, что мы просто-напросто сделали большую петлю
вдоль берега. Ведь водяной не очень-то ходит по земле. Я думаю, что мы
собираемся вверх по реке, и это почти совпадает с тем направлением,
которого мы придерживались, когда шли сквозь чащу, если никто из нас не
сбился со следа.
- Это вполне может быть, - согласился с ним Саша. Это можно было
рассматривать как, в некотором смысле, реабилитацию. Петр нагнулся и
связал одеяла, пока Саша собирал мелкие вещи.
- Поторопитесь! - закричал на них Ууламетс.
Петр побормотал, обращаясь к Саше:
- А ты, случаем, не мог убить дворовика?
- Не знаю, - сказал Саша, плотно сжав рот, и в отблесках костра его
лицо вовсе не напоминало бывшего конюшего из Воджвода. - Я очень
беспокоился о тебе и об Ивешке. Запомнил, что мы обещали друг другу?
Ничего не делать без предупреждения?
От этих слов Петр почувствовал какое-то беспокойство. В его душе было
уже готово противоположное мнение, которое он держал при себе, пока Саша
не заговорил об этом.
- Обещай мне... - Петр едва уже не закончил фразу, добавив "не влиять
на меня", но подумал, что, может быть, сейчас это будет очень глупо, и не
сказал ничего.
- Петр, - продолжал Саша, - ради Бога, предупреди меня, если ты
соберешься что-то сделать. Ну, по крайней мере, доверяй мне. Хорошо?
Петр кивнул, и попытался было объяснить, что он чувствовал к Ивешке,
как он чувствовал себя под ее взглядом, что он думал по поводу любви, о
которой говорили люди, когда они только и хотели получить власть над
кем-то одним, или кто-то один хотел получить эту самую власть над ними, и
клялся самому себе, что никогда не будет ни таким вероломным, ни таким
глупым. Но, тем не менее, он был. Все ощущалось не так, как он себе
представлял. Бывали моменты, когда он испытывал даже головокружение, что
вполне могло быть проявлением власти русалки над ним. И тогда все, во что
он едва верил, могло оказаться самой настоящей правдой...
Он пытался рассказать Саше именно это.
Но в итоге смог лишь сказать:
- Я попытаюсь. Клянусь, я буду по крайней мере стараться...
Ему удалось пробормотать это прежде, чем Ууламетс в очередной раз
закричал им, чтобы они шевелились, и Саша опрометью бросился тушить
костер.
27
Не было ни огня, ни завтрака. Обычно в такой час, Петр вспоминал,
беседуя сам с собой, он еще лениво валялся в мягкой и теплой постели, и
никакой волшебник не выгнал бы его оттуда. А сейчас он не мог даже
припомнить, когда последний раз ему удалось основательно отогреться. Его
рука вновь болела, и ко всему он еще промочил левый сапог, тот самый, на
котором разошелся шов, когда он переходил через болотистое место.
Ууламетс, раз уж он решил отправиться в путь, шел очень быстро, с
силой раздвигая ветки своим посохом, и очень часто даже не обращал
внимания, когда отпускал их назад, в то время как Ивешка двигалась через
кусты гораздо быстрее, чем могло двигаться человеческое тело, состоящее из
плоти и крови, отыскивая дорожку, которая совпадала с тем путем, которого
придерживался ее отец, указывала им ее и надолго исчезала из виду.
Это вызывало опасения. Петр беспокоился из-за тех частых перебежек,
которые делала Ивешка, и из-за ее долгих исчезновений. Она делала это все
чаще и чаще. Он только мысленно отмечал очередные подъемы и спуски с
холмов, но не имел ни малейшего представления о том, куда они шли, кроме
того, что это имело прямое отношение к Черневогу, а место, где находился
тот, хорошо знал старик.
Так что же все-таки мы будем делать с ним, когда поймаем? Что вы
сделаете с человеком, который может заставить ваше сердце разорваться
прямо в вашей груди, или, собрав свою волю, обрушить прямо на вас
дерево...
- Не так быстро! - сказал Петр едва слышно, видя, как Ууламетс уходит
все дальше и дальше впереди них. Ууламетс не заботился о том, задевает ли
отпущенная им ветка лицо идущего сзади человека, и продолжал идти не
оборачиваясь назад, а Петр чувствовал, что он отстает все больше и больше,
уворачиваясь от веток, которые, казалось, со всех сторон хлестали его,
стараясь не делать этого по отношению к Саше, который шел сзади него и к
тому же тащил достаточно тяжелый для его возраста груз. - Не так быстро! -
попросил он в очередной раз Ууламетса, но если старик и обратил на него
внимание, то весьма мимолетно.
Он выругался, пытаясь заботиться и о себе и о Саше, когда увидел что
проход впереди них начал расширяться, и забеспокоился о том, что старик
вместе со своей поклажей может уйти от них далеко вперед, ведь знание леса
давало большое преимущество особенно в такой темноте.
- Ивешка! - позвал он, беспокоясь по мере того как свободнее
становилось идти, и надеялся что она может помочь их затруднительному
положению.
Но она исчезла из поля зрения, а Саша вдруг остановился, зацепившись
своим грузом за ветку.
- Подожди! - крикнул Петр Ууламетсу. - Саша зацепился! - Он бросил
взгляд через плечо на старика, чтобы запомнить направление в котором тот
двигался, пока сам Петр приостановился на мгновенье и отодрал колючую
ветку от сашиного груза, в очередной раз поранив свою руку, а Ууламетс все
продолжал удаляться в темноту, похожий на исчезающее серое пятно, так и не
обратив на них никакого внимания.
- Пошли, - сказал он Саше и попытался было следовать за стариком, но
не смог отыскать путь, по которому ушел вперед Ууламетс, а проход лесной
чаще становился все шире и шире: он мог различать очертания старика далеко
впереди, но он не мог точно сказать, где именно он шел и куда нужно было
идти им, и от этого становилось еще хуже.
- Он хочет, чтобы мы заблудились, - пробормотал Петр, продираясь
через заросли ежевики. Всегда плохо идти сзади, но с его больной рукой, да
еще не имея никакого представления, в какой стороне находится берег или в
каком месте водяной в очередной раз мог обмотать их скользкими упругими
кольцами, поэтому он не хотел терять Ууламетса ни на минуту.
Вдруг что-то слегка задело его руку, вызывая ощущение холода прямо
через кафтан. Он подумал было, что это могла быть Ивешка, которая решила,
что они сильно отстали, и вернулась на их поиски, и повернулся, чтобы
заговорить с ней...
И тут же увидел бледное лицо человека, обросшее бородой,
разложившееся лицо с неподвижными глазами.
Петр пронзительно закричал, когда тот схватил его, а холод будто
льдом сковал его руку.
- Отойди от него! - закричал Саша.
Призрак тут же отскочил в сторону с тихим воем, разнесшимся по лесу;
к нему присоединились еще трое, и все вместе исчезли в чаще.
- Что это было? - едва слышно произнес Петр, только сейчас вспомнив
про свой меч, но какой меч мог помочь против подобных существ?
Затем он подумал об этих призраках и о том, что их было трое.
- Ивешка, - крикнул он и начал отчаянно продираться сквозь кусты,
испуганный тем, что они могут причинить ей гораздо больше вреда, чем ему.
- Ивешка!
Саша был все время рядом, сзади него, и Петр надеялся, что это именно
он и подтолкнул его, когда со всех сторон вокруг них появились новые,
прятавшиеся до того, призраки, разнося вместе с собой тяжелый могильный
запах. Они напоминали по виду грубых и оборванных мужчин, вооруженных
мечами и кинжалами, и продирались через кусты не заботясь о колючках,
отрезая им путь вперед и назад живой изгородью с обнаженными призрачными
мечами.
- Разбойники! - сказал Саша.
- Мертвые, - пробормотал Петр, опуская руку на свой собственный меч,
сколь бы ни мала была его польза. Теперь призраки приближались со всех
сторон, поблескивая обнаженными мечами. - Ууламетс! - из всех сил крикнул
Петр, когда один из них появился прямо перед ним, усмехаясь ему в лицо. -
Саша!
Неожиданно здесь же оказалась Ивешка, словно яркое белое пятно в
самой середине темной массы, которая начала тускнеть и разбегаться по
сторонам, словно свора дворняжек.
- Прочь! - закричала она, раскинув в стороны руки, и темный частокол,
будто облако тумана, разлетелся на отдельные клочья, которые тут же
исчезли, унесенные ветром.
Петр смотрел на нее не отрывая глаз, пораженный и испуганный тем, что
неожиданное избавленье пришло от худенькой стройной девочки. Но не менее
пугающим было выражение ярости и гнева на ее лице, словно и он, и Саша
стояли следующими на очереди в ее намерениях.
Но выражение столь жестокой и беспощадной ненависти, на самом деле,
было обращено к лесу, туда, где раскачивающиеся кусты предвещали
приближение чего-то, на сей раз вполне материального, которое направлялось
прямо к ним. И в следующий момент из зарослей выбралась серая фигура
Ууламетса, а где-то среди верхушек деревьев, порхала черная птица, во
всяком случае шум ее крыльев не могли заглушить пыхтенье и потоки
ругательств, которые извергал старик.
- Отстали и теперь кричите на весь лес, а зачем? Здесь еще кое-что
может спать! А ты, девочка, не отворачивай от меня свое лицо. И не
притворяйся, что плохо слышишь меня!
- Я не хочу, чтобы ты сейчас был здесь, папа, я не хочу этого, и
оставь меня в покое!
- Какая глупость!
- Я хочу, чтобы они ушли отсюда! Оба! Прямо сейчас!
- И все потому, что ты боишься, что они увидят твое рукоделие? Они
уже видели твои жертвы, девочка, они видели их очень ясно и отчетливо!
