за Петра Кочевикова, даже если он совершенно ни в чем невиновен. Саша же
нес полную ответственность и за дядю Федора, и за тетку Иленку, которые
приютили его именно тогда, когда никто другой не рискнул бы этого
сделать...
Но мальчик чувствовал всем сердцем, что он не хочет видеть Петра
пойманным и убитым.
Он надеялся придумать что-то.
Он надеялся, что ничего страшного не произойдет.
Но он знал, что такие надежды редко сбываются.
3
Мальчик пришел только под самый вечер, захватив с собой пару вареных
репок и большой кусок хлеба, увидев который Петр очень обрадовался. Работа
на кухне не прекращалась весь день: с утра доносились запахи
свежеиспеченного хлеба, а к вечеру пахло тушеным мясом. По бревенчатой
дорожке не прекращался топот ног приходящих и уходящих людей,
сопровождаемый криками, смехом и хлопаньем дверей в трактире.
Но за все это время пока никто, слава Богу, не заявился в конюшню за
лошадьми, и Петр мог позволить себе проспать несколько часов, пока голод
не разобрал его. Он был бы рад, если бы кто-нибудь предложил ему то
маленькое блюдце молока с кусочками хлеба, которое все еще оставалось
около стойла после вчерашнего завтрака, наверное, какой-нибудь черной или
белой кошки.
Прежде всего Саша отломил кусочек хлеба и положил его на блюдце. Он
оставлял его не для кошки, а для того, кто доглядывал за домом и за
конюшней.
- В трактире говорят, - сказал Саша, откусывая хлеб, - будто за тебя
объявлена награда от боярыни и ее родни.
Петр почувствовал, что теряет присутствие духа.
- Так, так. И сколько же?
- Они говорят, - голос Саши перешел на правдиво-доверительный тон, -
шестьдесят серебром.
- Могу только сказать, что я немного обижен.
Саша недоверчиво посмотрел на него, будто почувствовал вырвавшуюся
наружу горечь, а возможно, и от той мысли, что он не должен был бы
заводить этот разговор.
Но почему же он все-таки заговорил об этом? Петру было очень важно
это узнать. Возможно, мальчик хотел выяснить, сколь более высокую цену
могут предложить ему друзья Петра?
- Почему они так думают о тебе? - спросил мальчик. - Я имею в виду
колдовство.
"Может быть, он боится меня?" - подумал Петр, пытаясь спорить с самим
собой. Это обстоятельство открывало пред ним новые возможности и позволяло
по-иному взглянуть на отношения с мальчиком. "Может быть, только по этому
этот малый не отправился до сих пор за стражей?"
- Вполне возможно, что я знаю кое-кого, кто занимается колдовством, -
сказал Петр.
- Кто же это?
И это спросил тот самый мальчик, который выставлял блюдечко с хлебом
и молоком, чтобы задобрить домовых, охраняющих конюшни и амбары, и который
никогда и никому не поверил бы, если бы ему сказали, что все это обычно
съедает кошка. Он немедленно возразил бы на это точно так же, как обычно
делают старики: кошка не может съедать оставленное всякий раз.
- Я наверное был бы недостаточно сметливым, если бы сказал это. Разве
не так?
Саша закусил губу и нахмурился, а Петр почувствовал, что дальнейший
разговор в этом направлении может оказаться небезопасным, учитывая
глубокое выражение горя, которое он увидел на детском лице. Он потерял
появившуюся было нить разговора и теперь не знал, в какую сторону лучше
направить его. Любое неосторожное слово может или заставить мальчика
помочь ему, или вынудит побежать за сторожами.
- Но ведь если ты знаешь такого колдуна, - сказал Саша, - почему же
он не помог тебе?
Любая мысль погибала от той туповатой монотонности, с которой Саша
Васильевич задавал вопросы.
- Я не верю в то, что ты сделал это, - продолжал он. - Мне кажется,
что скорее это сделали родственники боярыни. И они наверняка все врут. Его
родственники говорили, что Юришев знал о том, что ты должен прийти в дом,
и устроил ловушку. Но теперь их не видно и не слышно, а служанка боярыни
повесилась, ее нашли еще вчера утром. Они говорят, что она помогала
тебе...
"Боже мой", - подумал Петр, - "они убили эту бедную девочку..."
- Люди боятся, - сказал Саша.
Петр рассек рукой воздух.
- Если есть колдун, - продолжал мальчик, - значит, он сделал и это?
- Нет никакого колдуна! - едва не закричал Петр. - Я не виделся с
женой Юришева, а боярин решил устроить ловушку, чтобы поймать меня. Должно
быть, с ним случился припадок, и теперь вся его семья хочет доказать факт
прелюбодейства и требует конфискации приданого жены, а ее родственники
хотят вернуть все назад. Им нужны деньги эти деньги, на которые Юришев
построил мельницу! И вот теперь они убили служанку. Ты думаешь, они не
убили бы и меня, и кого угодно еще, если бы это свидетельствовало в пользу
Юришева? Здесь замешаны деньги, Саша Васильевич, и из-за них они готовы
убить и тебя, точно так же, как и меня. Пожалуйста, не будь дураком на это
счет!
Саша выглядел испуганным.
- Мои друзья делают сейчас все возможное, - сказал Петр. - Но дело
требует времени. Должно быть, у них назначены необходимые в таких случаях
встречи, а возможно, они уже и виделись с нужными людьми. А пока все это
продолжается, все, что ты должен сделать, так это достать мне какую-нибудь
одежду.
- Одежду?
- Ты же видишь, что я весь перемазан кровью, и даже обычной грязью.
Если же на мне будет чистая одежда, шапка или что-то в этом роде, то
любой, кто войдет сюда, не будет приглядываться ко мне. Мне нужно
что-нибудь большое, объемистое, похожее на то, что обычно носит твой дядя.
- Мой дядя!
- Да мне не нужны хорошие вещи, я вполне обойдусь каким-нибудь
старьем... И, может быть, каравай хлеба...
Саша выглядел так, словно у него было несварение желудка.
- Ведь для всех будет только лучше, - сказал Петр, - если я смогу
убраться из города недели две или около того, а для этого мне нужна твоя
помощь, Саша Васильевич.
- Я...
Мальчик неожиданно умолк, а где-то совсем рядом послышались шаги.
- Кто-то идет! - прошептал он. - Укройся!
Петр отодвинулся в свой угол и осторожно подгреб на себя солому, а
Саша вновь укрыл его сверху попоной и вышел из стойла. Петр слышал легкий
скрип соломы под его ногами.
- Что ты здесь делаешь? - раздался чей-то голос.
- Ужинаю, - сказал Саша. - Сейчас я просто решил минутку передохнуть.
- Мальчик был явно напуган: Михаил стоял в проходе между стойлами, с
головы до ног покрытый грязью.
Саша решил не спрашивать, как это случилось. Он и без того
почувствовал слабость и пустоту в желудке. Утреннее раздражение уже
прошло, и сейчас он чувствовал только ужас от того, что его тайное злое
пожелание сбылось и доказательства пришли прямо к нему в дом...
"Слава Богу, что я не подумал тогда о чем-нибудь более худшем", -
мелькнула в его голове навязчивая мысль.
- Хватит стоять с открытым ртом, - едва не закричал Михаил. - Дурак!
Разве не понятно, что я не могу войти в дом в эдаком виде! Принеси мне
воды и сухую одежду. Ты слышишь, что я сказал?
- Я сейчас же вернусь, - ответил Саша и быстро пошел к дверям
конюшни, выбежал на бревенчатые подмостки, поднялся на крыльцо и скрылся
внутри дома. Пройдя сзади кухни и ведущей наверх лестницы, он добрался до
комнаты Михаила, которая запиралась только тогда, когда в доме находились
посторонние. Он открыл дверь и, сорвав висевшую на деревянных вбитых в
стену колышках первую попавшуюся одежду, побежал назад.
- Куда ты собрался, Саша? - бросилась было за ним тетка Иленка. -
Саша Васильевич, что это ты такое делаешь?
Он остановился уже за порогом, подпрыгнув на месте.
- Михаил упал в лужу, - сказал он и выбежал на улицу прежде, чем
Иленка смогла хоть что-нибудь понять.
Шаги, тем временем, приближались к стойлу. Петр старался даже,
насколько было возможно, сдерживать дыхание, потому что боялся малейшего
шороха соломы или неосторожного движения попоны.
Неожиданно человек остановился: кто-то еще, спотыкаясь на бегу,
появился в конюшне.
- Я нашел твою одежду, - раздался голос мальчика.
- Прежде подай мне воды, дурак!
- Я принес и воду, - сказал Саша. Послышался дребезг передвигаемого
ведра. - Я сейчас вернусь, в ты можешь пока раздеваться.
Шаги мальчика вновь удалялись.
Петр по-прежнему сдерживал дыхание, прислушиваясь к шагам в проходе
между стойлами и к странным звукам, похожим на удары по ограде стойла, как
будто ее раскачивали взад и вперед. Мгновенье спустя он понял, что означал
весь этот шум, сопровождаемый скрипом и глухим ворчаньем: Михаил снимал
свои сапоги, начиная таким образом приводить себя в порядок, как
посоветовал ему Саша.
"Боже мой, только не это", - подумал Петр, представив себе, как
замерзший и мокрый Михаил устроится со всеми удобствами на куче попон и
соломы, лежащих в углу стойла.
Как только шаги приблизились, его убежище было обнаружено тут же,
потому что Михаил, посвечивая фонарем, дернул попону в свою сторону.
Он закричал от неожиданности, отскакивая назад, а Петр, задыхаясь и
пошатываясь, вскочил на ноги и ухватился за меч. Михаил же продолжал
кричать, призывая на помощь и с шумом выбираясь из стойла в центральный
проход.
- Помогите! - кричал он, уже почти раздетый, скользя голыми ногами по
соломе. - Это он! Это он!
Петр выбежал из стойла вслед за ним, не выпуская из руки меч, пытаясь
догнать его. Он не обращал внимания на боль, которая укорачивала его
дыхание, и уже протягивал руку, чтобы схватить Михаила, думая только о
том, чтобы не дать ему выбежать из конюшни. Но он упустил эту возможность,
потому что был вынужден почти согнуться от неожиданно усилившейся боли, и
рука его бессильно опустилась. Михаил стрелой вылетел в темноту двора, с
криком и воплями спасаясь от погони.
- Проклятье, - задыхаясь произнес Петр, все еще продолжая бежать к
дверям, когда в конюшне появился Саша, размахивая пустыми руками. На лице
его застыл ужас.
- Останови этого дурака!
- Я пытался! - закричал в ответ мальчик.
- Мне нужно выбраться отсюда, - сказал Петр, хватая мальчика рукой. -
Достань мне лошадь!
- Но у нас уже не осталось на это времени! - вновь закричал Саша. -
Идем, идем!
Саша уверенно выдержал направление. Петр же почти ничего не видел. Он
лишь держался за руку мальчика и следовал за ним. Они бежали в сторону от
дверей, выходящих на западную часть дома, прямо в угол двора, где виднелся
сеновал и сад.
- Дурак! - сказал Петр, поворачивая назад от возникшего прямо перед
ним забора. Он уже слышал звуки колокола и поднявшуюся вокруг суматоху. -
Ведь здесь тупик!
- Нет, - сказал Саша, и Петру ничего не оставалось, как вверить свою
судьбу в руки мальчика и продолжать следовать за ним вдоль стогов сена, за
которыми в самом углу, на границе с соседним участком, забор, окружавший
территорию трактира, был слегка завален.
Саша проскользнул через отверстие.
- Тебе-то легко! - задыхаясь побормотал Петр и, разрывая рубашку о
края досок, проделал тоже самое. Он даже оставил на заборе часть кожи с
правой руки, но звуки погони, добравшейся уже до конюшни, придавали ему
силы. Он бежал, не обращая внимания на боль, согнувшись и прижимая руку с
мечом к ране в боку, а Саша вел его лисьими тропами, пробираясь через
соседский сад к воротам, откуда они выбрались наконец на узкую дорогу,
проходившую сзади "Петушка".
Колокол по-прежнему звонил, крики не стихали, и Петр бежал вслепую,
не понимая, то ли его глаза перестают видеть, то ли на дороге было
действительно очень темно.
