когда они трещали и ломались, цепляясь за его кафтан. Случай, казалось,
был самым обычным, но здесь он показался весьма примечательным, возможно
потому, что после всего случившегося с ними, был бы не менее
примечательным и всякий другой случай, на этом заколдованном участке
берега, в такую лунную ночь, когда в дело вступают волшебные силы. Но
ничего, кроме странного бормотанья старика больше не нарушало привычную
тишину, и Саше даже показалось, что Ууламетс разговаривает сам с собой,
напевая очень тихую, даже нежную песню.
"Этот волхв, этот колдун", говорил сам себе Саша, "этот волшебник
заставлял их сохранять тишину и говорить шепотом. Он наверняка сам мог
поддерживать и окружавшую их тишину и даже успокоить саму реку". Старик
продолжал негромко петь, и журчащие звуки его слегка гнусавого голоса,
казалось, словно укутывали их в полупрозрачную ткань из безжизненных веток
и мертвого лунного сияния. Он, видимо, и сам не мог очнуться скорее всего,
даже и не имел такого желания. Земля и покрывавшие ее листья пахли влагой
и гнилью, серебряное лезвие ножа поблескивало в лунном свете и монотонно
врезалось в хитросплетения корней, которые бежали от куста к самой кромке
берега.
Но ведь в этих корнях не было никакой силы. Саша никогда не слышал
ничего подобного этому и подумал, что, скорее всего, было еще нечто, чего
хотел Ууламетс...
Так что же здесь нужно отыскать? Этот вопрос Саша готов был задать,
когда повернулся в сторону Ууламетса. Внезапно он потерял дар речи, когда
краем глаза заметил какое-то странное движение. Оно тут же исчезло, как
только он взглянул в том направлении. Там по-прежнему стояли облитые
лунным светом только Ууламетс и Петр, и оба не отрываясь смотрели в его
сторону...
Петр, казалось, был чем-то встревожен и порывался сказать, что
опасность была где-то совсем рядом...
- Саша! - закричал он, и мальчик повернулся в сторону, вновь замечая
краем глаза все то же странное движение: будто что-то белое, почти
невесомое, парило в воздухе недалеко от Петра. Но виденье исчезало, как
только Саша поворачивался прямо в том направлении, где стоял Петр, с
поднятыми руками, словно белый призрак был виден лишь ему одному, и
Ууламетс, крепко сжимавший свой посох, опираясь на него. Его губы
непрерывно двигались, но никаких звуков не было слышно...
Саша вскочил на ноги и в тот же миг увидел, как Петр неожиданно
свалился на землю, словно его лишенное костей тело больше не могло
поддерживать само себя. Саша бегом преодолел разделявшее их пространство
и, приблизившись, почувствовал, как в воздухе пронеслось что-то холодное,
холодное столь смертельно, что сам воздух, который он вдохнул, казалось,
отдавал зловредной сыростью и гнилью.
- Петр! - закричал Саша и бросил взгляд в сторону Ууламетса,
рассчитывая на помощь. Виденье вновь пронеслось в пределах его углового
зрения, словно след белого облака, которое тут же исчезло, как только он
захотел взглянуть прямо на него: он опять видел только одного Петра... Но
как только он чуть перевел взгляд, чтобы попытаться определить, куда
все-таки исчезал этот странный призрак, то своим боковым зрением он вновь
увидел, как тот медленно двигался вокруг Петра. Тогда Саша понял, что
может видеть его лишь только так, краем глаза, и было ясно, что видение
никуда не исчезало и не перемещалось: оно непрерывно парило вокруг и над
Петром, кружась и укутывая его белым туманом...
- Остановите это! - взмолился он, хватая за рукав Ууламетса. -
Остановите это, разве вы не видите? Помогите ему!
- Помочь ему? - Слова прозвучали так, словно старик почувствовал себя
оскорбленным, и ударил посохом по земле, прямо между своими ногами. - Черт
с ним! Не он первый!
Белый призрак был все еще там, легко и бесшумно двигаясь над Петром,
и вдруг... Петр начал следовать за ним, как будто мог отчетливо видеть
его. Ууламетс бросился вслед, волоча за собой Сашу, которого удерживал за
рукав, и раздвигая ветви кустов своим посохом. Он без устали бормотал одно
и то же:
- Так ты видел ее, малый? Ты хорошо разглядел ее?
Саша все время, пока они пробирались через лес, пытался уберечься от
веток и острых колючек. Теперь он уже понимал, что они преследовали
призрак... и он был почти уверен, что это был за призрак.
- Так ты видел ее?
- Да, - запинаясь проговорил Саша. Ему было трудно дышать, но желание
идти вперед и разглядеть загадочное виденье не оставляло его, и он
поминутно вертел головой, чтобы не терять из вида быстро идущего впереди
него Петра, который никогда бы не пошел в этот лес по собственной воле. -
Петр! - закричал он. - Остановись!
Но Ууламетс ухватил его, словно крысу и неожиданно ударил по голове
концом посоха.
- Пусть он идет! - прорычал он. - Пусть идет. Скажи мне только, когда
вновь сможешь увидеть ее!
Некоторое время он вообще ничего не видел ни в одном из направлений,
ослепленный неожиданным ударом посоха, но поклялся себе, что постарается.
Он несколько раз глубоко вздохнул и попытался уверить себя, что
обязательно увидит то, что требовал от него старик, потому что очень
боялся потерять Петра, если они вдруг остановятся прямо сейчас... Ведь ни
ему, ни Петру больше не от кого было ждать помощи, как от волшебства,
которым обладал Ууламетс, и от его же хорошего расположения, которое Саша
и был должен купить.
- Я вижу ее, - соврал он, а затем соврал еще раз, когда его зрение
восстановилось, и он наконец-то смог разглядеть фигуру идущего впереди них
Петра. - Она все еще там...
И старик заторопился вперед, увлекая мальчика за собой сквозь густо
сплетенные ветки, которые били его по лицу и по рукам. Так они шли, когда
Саша нечаянно споткнулся и буквально сел верхом на поваленное дерево.
В это-то момент он и потерял из виду Петра, который скрылся среди
густых кустов.
- Петр! - позвал он, замирая от испуга. - Петр!
- Замолчи! - сказал старик, ухватив его за воротник и пытаясь поднять
с дерева.
Петра нигде не было видно, когда он с трудом встал на ноги, ощущая
руку Ууламетса, который по-прежнему ухватив его за воротник, теперь
увлекал вдоль склона, усыпанного полусгнившими листьями. Здесь Саша едва
не упал еще раз, а потом они вместе со стариком, скользя по мокрым
листьям, начали спускаться вниз...
И тогда он увидел на дне лощины какое-то бледное пятно. Он бросился
вниз, а старик тяжело дыша старался не отставать, чертыхаясь и проклиная
его, когда им приходилось спотыкаться и терять равновесие.
Да, это был Петр, одиноко лежавший на земле, Петр, с абсолютно белым
холодным лицом и такими же ледяными руками...
- Но где же она? - закричал Ууламетс. - Где она?!
Саша обхватил Петра, пытаясь отыскать в нем хоть какие-то признаки
жизни. Его руки безжизненно падали, когда он пытался согреть их своими, а
лицо было холодным и мокрым, как будто он только что вышел из реки, хотя
вся его одежда была сухая. Каким-то образом на его голове все еще
оставалась шапка. Саша снял ее, тихо окликнул Петра, и от полного отчаяния
начал похлопывать ладонями по его лицу, а затем тряхнул:
- Петр Ильич, просыпайся...
Ууламетс, подталкивая его в бок, опустился рядом на колени и положил
свою ладонь Петру на лоб. Сердце у Саши едва не выпрыгнуло из груди, когда
он случайно прикоснулся к этой ладони и почувствовал, как она горяча. И
еще, должно быть, он ощутил и боль, хотя и не был уверен, потому что как
раз в этот момент Петр шевельнулся, и его глаза открылись. Тогда старик
неожиданно схватил его за горло и сжал, с дикой настойчивостью требуя
ответа:
- Куда она ушла? Дурак, куда она ушла?
Петр даже не пытался сопротивляться. Саша обхватил его руками,
стараясь оттеснить старика, и закричал, глядя вверх и указывая на гребень
лощины:
- Туда!
Ууламетс поднялся и некоторое время пристально смотрел в том
направлении, пока Саша крепко обхватив Петра руками, старался прижать его
к себе. Он чувствовал, что тот уже начинает дышать.
- Где? - вновь и очень резко спросил Ууламетс. И вновь раздался
тяжелый удар посоха о землю.
- Она исчезла, - сказал Саша, и прикрыл голову Петра своей рукой,
ожидая, что старик может нанести удар.
Но Ууламетс опустился на поваленный полусгнивший ствол почти рядом с
ними, прислонив к плечу посох.
- Что ты видел? - спросил он, и в голосе его чувствовалось утомление.
- Что ты видел, малый?
- Я не совсем уверен, - сказал Саша. Сейчас он дрожал с ног до
головы. Он должен был врать, но это у него всегда получалось очень плохо.
Он старался не отпускать от себя Петра, как единственную свою опору в этом
мрачном месте. А в этот самый момент его воображение рисовало жуткие
картины: ему чудилось, что кто бы сейчас ни был перед ним, пусть даже это
был и Петр, Саша должен был быть готов к тому, что в любое мгновенье может
быть разодран на куски когтями и клыками. О таких случаях часто
рассказывали путешественники: Петр на самом деле мог давным-давно
исчезнуть где-то в глухой лесной чаще, а Саша мог держать в своих руках
лешего или еще какое-нибудь более страшное существо, принявшее облик его
приятеля.
Но в этот момент Петр пробормотал что-то неразборчиво и грубо, и
начал поминутно вздрагивать, как и Саша, что окончательно доказывало, что
это наверняка был Петр Ильич, которого мальчик держал своими руками. Петр
даже взглянул на него, стыдясь своей слабости и пытаясь подняться. Затем
все-таки высвободился от удерживающих его рук и сел, не сводя глаз с
Ууламетса.
- Моя дочь предпочла тебя, - сказал старик грубым и хриплым голосом.
- Но я бы никогда не удивился этому. - Ууламетс потряс посохом в их
сторону, слегка задевая Петра по ногам. - Так куда же она ушла?
- Твоя дочь, - пробормотал Петр. Он покачивал головой и теребил
руками волосы. - Твоя дочь, старик...
- Куда она ушла? - едва не закричал Ууламетс. Петр подтянул колени
вверх, обхватив их руками, а Саша бросился между ними, думая, что старик
захочет ударить его. Но Петр, тем временем, глубоко вздохнул и поднял
руку, указывая прямо перед собой в сторону лесной чащи, а Ууламетс встал и
начал вглядываться туда, будто мог что-то увидеть кроме лунного света да
плотной стены безжизненных деревьев.
- Ты действительно смог разглядеть ее? - прошептал Саша, а Петр лишь
покачал головой и продолжал все так же сидеть, когда Ууламетс вернулся к
ним.
- Нам надо отправляться домой, - сказал старик, и Саша очень
обрадовался этому.
- Да, господин, - сказал он, подавая Петру руку, чтобы помочь встать
на ноги.
Петру было нечего сказать, и поэтому за все время пути он не произнес
ни слова. Он только один раз запротестовал, отказываясь от помощи и
уверяя, что может идти сам, хотя было видно, что он хромал, тяжело дышал и
часто терял равновесие на скользких местах.
- Помогите ему, - упрашивал Саша, обращаясь к старику, но Петр не
хотел помощи ни от того, ни от другого и продолжал ковылять, пока они не
дошли до крутого подъема, ведущего во двор.
В этот момент что-то ударилось о забор.
- Вероятно, кролик, - сказал Саша, увидев, что Петр остановился около
ворот и, казалось, застыл там. Он ухватил его за руку и потащил по дорожке
вслед за стариком. Он и сам боялся оглянуться назад, чтобы
поинтересоваться, что или кто может наблюдать за ними сквозь забор.
Теперь-то он знал, что все, что окружало их, было самой настоящей
реальностью. Он знал, что все что он видел и слышал, происходило на самом
