окружал радужный ореол. У него на глазах одна серо-голубая точка умножила
свое сияние до такой степени, что свет обжег сетчатку. Еще одна новая!
Каждая стадия звездной эволюции была так богато представлена, что,
казалось, сжимается время, - что за астрофизическая лаборатория! Однако
человек тут не протянул бы и года: космическая радиация струилась через
пространство, через свистопляску частиц, крутящихся в газе среди буйства
магнетизма атомов и солнц.
Диск солнца, большой и мрачно-оранжевый, испускал жар, от которого не
защищали ни термостат, ни скафандр. Оптика позволяла разглядеть огромные
продолговатые языки пламени, лижущие небо и дающие отблески такой красоты,
что замирало сердце. Необычное зрелище для типа "Ка", но в поле зрения не
было нормальной звезды. Возникало общее впечатление неустойчивости и
падения.
Он приближался к планете. Температура поверхности - около пятидесяти
градусов Цельсия - еще не ощущалась, потому что атмосфера была разреженной
и состояла, главным образом, из инертных газов. На всей планете не
набралось бы воды, чтобы заполнить приличных размеров озеро. Отраженный
свет окружал воздух ослепительным кольцом.
Сани ударились об атмосферу, но Лаури не обращал внимания на гром и
содрогание, поглощенный тем, что помогал автопилоту провести маленькую
лодку вниз. В конце концов ему удалось выравнять машину. Горы одиноко
высились на горизонте. Камень был черным и блестел, как антрацит. Солнце
стояло высоко в темно-пурпурных небесах. Он сделал индукционную пробу,
удостоверился в том, что земля твердая - по сути дела, невероятно твердая,
- и приземлился.
Когда он вышел, гравитация налила свинцом его тело. Планета имела
меньший диаметр, чем самая маленькая из тех, на которых жил человек, но
такую высокую плотность, что сила тяготения приближалась к 1,22
стандартных "же". Неожиданно сильный ветер толкнул его в грудь. Воздух,
хотя и был разрежен, перемещался быстро. Он слышал завывание сквозь шлем.
Издалека донеслось ворчание, и дрожь пробежала по коже. Оползень?
Землетрясение? Невидимый вулкан? Он не знал, что и подумать. Вероятно, и
самый опытный эксперт не взялся бы судить об этом. Миров, подобных этому,
наука еще не знала. Радиация от поверхности была выше, чем это могло ему
понравиться. Надо поскорее убираться отсюда! Он достал инструменты и
приборы. Запустив мощный бур, он стал собирать пироанализатор, в который
вкладывал образцы породы. Перемолотый стальными челюстями минерал отдавал
тепло пару, и сообщал о своем строении оптическому и массовому
спектрографам. Лаури изучил запись и с удовлетворением кивнул. Присутствие
атмосферы не изменило дела - все то же обилие тяжелых металлов и высокая
радиоактивность. Оставалось изучить картину молекулярной и кристаллической
структур, чтобы увериться, что они экстрагируются так же легко, как на
других планетах; впрочем, он и так в этом не сомневался.
"Что ж, - подумал он, чувствуя голод и боль в ногах, - нужно
отдохнуть немного в кабине, поесть чего-нибудь и поспать, а потом
исследовать еще несколько мест - просто чтобы убедиться, что они обещают
такие же богатые перспективы, а потом..."
Небо взорвалось.
Он лежал на животе, закрыв лицо ладонями. Он еще не успел понять, что
случилось. Скитальцам было известно об атомном оружии. Когда через минуту
ударная волна прошла и стихли все звуки, кроме шума поднимающегося ветра,
Лаури осмелился сесть и осмотреться.
Небо сделалось белым. Солнце не походило больше на оранжевый фонарь -
оно напоминало расплавленную латунь. Он даже не мог смотреть в его
сторону. Радиация сгустилась вокруг него, жара поднялась, как только он
выпрямился. "Новая", - подумал он с ужасом и пожалел, что не может хоть на
мгновение увидеть Грайдал, пока еще не превратился в газ.
Но он остался жив, один на равнине во власти яростного света и
миражей. Ветер запел еще сильнее. Он ощущал, как поток воздуха толкает
его, и как давит гравитация, и как сух рот, и как напряжены мускулы.
Свечение причиняло боль глазам, но его силу умеряли особые свойства
стекла, защищающего лицо. Инфракрасное излучение заставило пот выступить
на коже, но он не сварился.
Пришла уверенность. Случилось нечто величественно-страшное. Оно,
впрочем, еще не убило его. Просто чтобы проверить, без особой надежды, он
включил радио. Шум ворвался в его уши.
Сердце его дрогнуло. Он не мог сказать, испуган он или нет. В конце
концов, он еще так молод. Проснувшаяся воля помогла ему подавить
разноголосицу чувств. И хотя они не замолчали вовсе, он принялся
методически собирать оборудование, стараясь осмыслить случившееся.
Это не взрыв новой. Главные звезды последовательности новыми не
становятся. Они также не изменяются за секунды... но каждая звезда здесь
необычна. Возможно, если бы он проверил спектр этой звезды, он бы увидел в
нем указания на то, что она собирается переместиться в другую фазу
зубчатого внешнего цикла. Или, возможно, не понял бы, что означают эти
указания. Кто изучает астрофизику при подобных обстоятельствах?
То, что случилось, могло быть сродни феномену Вульфа-Рейера. Звезды
вокруг него не располагались ординарными линиями. Они с самого начала
составляли странную композицию. А потом в них начинало падать вещество,
изменяя эту композицию, увеличивая их массы. Это могло вызвать
нестабильность. Каждый спектр, полученный им в сердце скопления, указывал
на огромные перемещения поверхностных слоев. То же относилось к точкам,
вспышкам, выпуклостям, свечениям. Звездная кора и ее атомные очаги могли
быть затронуты. Возможно, каждое солнце здесь было удивительно изменчивым.
Даже в менее плотной зоне звезды, должно быть, имели странные
траектории движения. Солнце Киркасана, очевидно, не меняло своих свойств в
течение пяти тысяч лет - или нескольких миллионов, что более вероятно, - с
тех пор, как планета обладала хорошо развитой жизнью. Но кто мог бы
поклясться, что это так и останется? Может статься, людей придется
эвакуировать. Нельзя позволять маленьким детям летать...
Лаури проверил радиометр. Игла поспешно ползла по диску. Вон там
солнце, испускающее икс-лучи. Планета не имеет озонового слоя, который мог
бы рассеять их. Он должен укрыться на корабле, за его защитными экранами,
до нашествия ионов. Несмотря на высокую плотность, планета не имела
магнитного поля, о котором стоило бы говорить. Возможно, кора состояла из
осмия и урана. Такая сверхъестественная смесь вполне могла быть скорее
твердой, чем расплавленной. Что бы там ни было, ему лучше отсюда убраться.
Ветер выл, вздымая вокруг него металлическую пыль. Пылинки собирались
в крутящиеся смерчи, щелкали о его шлем. Поспешно погрузив приборы, он
вошел в кабину и запер воздушный замок. Ракета задрожала под ударом
взрыва, а солнце сделалось кровавым и затянулось дымкой.
Он включил мотор и поднялся. Никакого чувства сопротивления воздуху.
Он был счастлив, что его относило на ночную сторону. Некоторое время он
набирал высоту, потом оказался выше бури, набрал орбитальную скорость и...
Он так никогда и не узнал, что же произошло. Предполагалось, что сани
способны выдержать самые жестокие удары, которые мог нанести этот мир. Но
кто мог предсказать свойства этого мира? Разреженная атмосфера, внезапное
увеличение радиации, спровоцировавшее эффект триггера, или пыль вызвали
смерч неправдоподобной мощи. Лаури не был силен в метеорологии.
Он уже торжествовал победу над смертью, когда на него обрушились тьма
и пронзительный визг, который едва не расколол череп. Вихрь подхватил его,
как лист, сорванный с дерева.
Все свершилось слишком быстро, чтобы он успел это осознать. Бешенство
стихий разрушило сани, вскрыло кузов, разбросало груз, но не коснулось
кабины. Прочный скафандр предохранил человека от серьезной травмы. Он на
мгновение потерял сознание, но оно вернулось к нему - вместе с ужасной
болью в голове и кровью, наполнившей рот.
Ветер неистовствовал. Пыль свистела и клубилась. Она застлала
кровавый диск, хотя время от времени луч чистого огня пробивался сквозь
пелену и лизал металлические бока утесов.
Лаури с трудом поднялся на ноги. Надо найти хоть какое-то укрытие.
Бета-частицы могли появиться в любой момент, протоны - через несколько
часов. Они принесут смерть.
Он пришел в отчаяние, когда увидел, что оборудование исчезло, но не
осмелился отправиться на поиски, а побрел, спотыкаясь, во тьме.
Он не нашел пещеры - их не было на безводной планете, - но,
преисполнясь неестественного спокойствия, нисходящего на человека, когда
жизнь зависит только от работы мозга, он обнаружил в нагромождении валунов
узкую щель.
Теперь оставалось только лежать в тесном пространстве и ждать.
Свет в укрытии потускнел, а вой ветра звучал глуше. Он прислушивался
к нему, силясь определить скорость ветра. Периодически Лаури подползал ко
входу в укрытие и замерял уровень радиации. Скоро космос ринется на него и
за какой-нибудь час прикончит.
Он должен ждать. Но чего?
"Джаккаври" знала приблизительное место высадки. Она, конечно, будет
искать, как только это станет возможным. Детекторы обнаружат разбитые сани
- и все... Но он может различить ее и позвать, послать радиосигнал. Если
бы ей удалось захватить его силовым лучом и закружить...
Но все зависит от погоды: "Джаккаври" может перебороть любой ветер,
но пыль ослепит ее так же, как и его, лишит слуха и речи. У него был
проводниковый передатчик. Радио окажется бессильным. Лаури убедился в
этом, экспериментируя со встроенным в скафандр мини-радаром.
Итак, все зависело от того, что истощится быстрее - шторм или запас
энергии, питающей восстановитель воздуха. Энергии осталось примерно на
тридцать часов. Может поискать запасной аккумулятор или ручной зарядник?
Они, наверное, откатились всего метров на десять, не дальше. Нет, это надо
было делать раньше. Теперь и носа не высунешь из-за радиации.
Он вздохнул, выпил немного воды, съел кусочек из неприкосновенного
запаса и заснул с мечтами о стакане пива и удобной постели.
Когда он проснулся, ветер уже умерил свою ярость, но завеса пыли
скрывала великолепие звездной ночи, уже наступившей. Она отчасти послужила
преградой для радиации, хотя и не настолько, чтобы это облегчило его
участь. Почему тело планеты больше не помогает? Вероятно, ионы, нагревая
верхние слои воздуха вдоль терминатора, вызывают вторичные каскады,
которые неистово бомбардируют все вокруг.
Осталось двадцать часов. Он открыл коробку, которую достал из
рюкзака, вытащил санитарное оборудование и прикрепил его. Люди умирают не
так романтично, как это представляют на сцене. Тела слишком упрямы.
И разум - тоже. Ему следовало бы привести в порядок свои мысли,
которые перескакивали с одного предмета на другой. Он вспомнил родителей,
Грайдал, смешную маленькую таверну, которую когда-то посещал, одно
приключение, о котором предпочел бы забыть, и снова Грайдал... Он еще раз
поел, снова попил. Ветер снаружи все нес и нес пыль. И время сомкнулось
вокруг него, как ладони.
Осталось десять часов. Не больше?
Пять. Уже?
Какой же глупый конец. Страх затрепетал у края его сознания. Он
отогнал его. Ветер шумел. Сколько же времени может продолжаться песчаная
буря? И в его убежище проник кровавый дневной свет. Радиоактивное
излучение было таким плотным, что добралось и до него. Он расправил
затекшие мускулы и собрал остатки силы, жалея обо всем, что хотел и не
