меня.
Жилка на ее шее быстро забилась. Вивиан хотела что-то сказать, но не
издала ни звука, лишь сглотнула слюну.
- И это с расстояния полутора-двух метров, - продолжал я. - Милое
маленькое создание, эта ваша сестра, а? Увы, я зарядил револьвер холостыми
патронами, - ехидно улыбнулся я. - Так как знал, что она сделает, если ей
представится случай.
Голос у нее был глухой, исходящий, казалось из самых глубин ее
естества.
- Вы страшный человек, - прошептала она. - Страшный.
- Угм. Вы ее старшая сестра. Что вы собираетесь предпринять?
- Вы не сможете все это доказать.
- Чего не смогу доказать?
- Что она в вас стреляла. Вы сказали, что были там одни... возле
скважины. Вы не сможете доказать ни слова из того, что рассказали.
- Разумеется, - усмехнулся я. - Не буду даже и пытаться. Я думаю лишь
о том, что в предыдущий раз патроны в маленьком револьвере были не
холостые.
Ее глаза казались озерками темноты. Более черными, чем сама чернота.
- Я думаю про тот день, когда исчез Риган. Дело было под вечер.
Кармен поехала с ним туда, к старым нефтяным скважинам, чтобы учиться
стрелять. Он поставил ей старую банку и сказал, что надо целиться в нее.
Но она целилась не в банку. Она направила оружие в него и застрелила его
так же, как сегодня хотела застрелить меня, и по той же причине.
Вивиан шевельнулась, револьвер соскользнул с ее колена. Голос ее
перешел в едва слышимый шепот.
- Кармен!.. Боже мой, Кармен!.. Почему?
- Я в самом деле должен сказать вам, почему она в меня стреляла?
- Да... - Взгляд ее был по-прежнему жутким. - Я... Боюсь, что должны.
- Позавчера, придя домой, я нашел ее в своей комнате. Она обманула
администратора, сказав ему, что я велел ей подождать. Она лежала в моей
кровати. Голая. Я выгнал ее. Догадываюсь, что Риган тоже когда-то сделал
это. А с Кармен нельзя себе это позволить.
Вивиан пыталась облизнуть губы. Какое-то мгновение она была похожа на
перепуганного ребенка. Рука ее медленно поднималась вверх, как протез,
пальцы крепко сжали меховую оторочку воротника. Она теснее стянула его на
шее и сидела так, глядя на меня в упор.
- Деньги, - прохрипела она. - Вам, наверное, нужны деньги.
- Во сколько вы это оцениваете? - иронически спросил я.
- Пятнадцать тысяч.
Я кивнул.
- Приличные денежки. Это был бы один из самых больших моих гонораров
до сего времени. Столько было в кармане у Расти, когда его застрелили. Но
Эдди надеется однажды получить несколько больше, верно?
- Ты сукин сын, - прохрипела она.
- Угм. Я прожженный тип без всяких угрызений совести и проявляю такую
жадность к деньгам, что за двадцать пять долларов в день и текущие расходы
- на бензин и виски, распутываю то, что возможно распутать. Рискую всем
своим прошлым, вызываю ненависть к себе полиции и Эдди Марза с его
гориллами, уклоняюсь от пуль и говорю: "Большое спасибо, если у вас еще
когда-нибудь будут неприятности, надеюсь, вы обо мне не забудете" - и на
всякий случай просто оставляю свою визитку. И все это за двадцать пять
долларов в день... И, может, затем, чтобы оградить гордого калеку-старика
от мысли, что в жилах его детей течет отравленная кровь, чтобы он думал,
что две его девочки, может, немного и диковатые, но не извращенные и не
убийцы. Именно поэтому я сукин сын. Ладно. Это меня не трогает, я получал
и худшие характеристики от людей разного рода, не исключая вашу младшую
сестричку. Она, кстати, обозвала меня гораздо хуже, когда я выкидывал ее
из постели... Я получил от вашего отца пятьсот долларов, которые не
просил, но которые он считал необходимым выплатить мне. Мог бы получить
еще тысячу за отыскание Расти Ригана. А теперь вы жертвуете мне пятнадцать
тысяч. Это моя удача! За пятнадцать тысяч я могу купить дом, машину и
четыре новых костюма. Могу даже поехать в отпуск. Все это прекрасно. А за
что, собственно, вы хотите платить? За то, что я сукин сын или за то,
чтобы я стал джентльменом, вроде того блондина, например, который лежал
пьяный в машине в Лас-Олиндас?
Она стояла неподвижно, как изваяние.
- Хорошо, - с усилием произнес я. - Вы можете ее куда-нибудь увезти?
Куда-нибудь подальше отсюда, где умеют обращаться с людьми ее типа? И
держать подальше от нее револьверы, ножи и оглупляющие коктейли? Черт
побери, может, ее даже удастся вылечить... В конце-концов это возможно.
Вивиан подошла к окну. Она казалась совершенно обессилевшей.
- Он лежит там, в нефтяной скважине, - сказала она. - Это страшно. Я
сделала это. Сделала все так, как вы сказали. Я пошла к Эдди Марзу. Кармен
пришла ко мне, и как ребенок все рассказала. Она ненормальная. Я знала,
что полиция вытянет из нее все. Знала также, что если отец об этом узнает,
то сразу же вызовет полицию. Знала также и то, что однажды ночью он
умрет... Дело не в физической смерти, дело в том, что он будет перед этим
думать... Расти был неплохой человек. Я не любила его, но он был
порядочный и добрый. Так мне, по крайней мере, кажется. По сравнению с
моим отцом он не представлял для меня никакой ценности, живой или мертвый.
- И поэтому вы оставили ее на свободе, дабы она могла совершать новые
преступления?
- Я тянула время. Просто тянула время. Я выбрала плохой путь, это
правда. Мне казалось, что она сама забудет об этом. Я слышала, что так
бывает. Я знала, что Эдди Марз попортит мне порядочно крови, но это не
имело значения. Мне была нужна помощь, и я могла ожидать ее только от
кого-нибудь такого, как он... Иногда все это казалось мне лишь плохим
сном. А иногда мне необходимо было напиться... безразлично в какое время
дня. И напиться, черт возьми, как можно быстрее.
- Вы увезете ее отсюда и как можно быстрее, - сказал я.
Вивиан повернулась ко мне спиной и мягко сказала:
- А вы? Что будет с вами?
- Ничего. Я ухожу. Даю вам три дня. Если в течение трех дней вы
отвезете ее туда, куда следует, все будет в порядке. Если нет - шило в
мешке не утаишь. И не рассчитывайте на то, что я не сообщу полиции.
Она резко повернулась ко мне.
- Не знаю, что вам сказать... Не знаю, как начать...
- Заберите ее отсюда и проследите, чтобы она ни на минуту не
оставалась без присмотра. Даете мне слово?
- Слово чести. А Эдди?..
- Забудьте об Эдди. Я позабочусь о нем. Как только немного отдохну.
- Он захочет убить вас.
- Лучшего коня в его конюшне уже нет, - заметил я. - Других я не
боюсь. Норрис знает?
- Он никогда ничего не говорил.
- Мне кажется, он был в курсе всех дел.
Я отвернулся от нее, подошел к двери, отворил ее и вышел в коридор.
По лестнице спустился в холл. Никто не видел, как я выходил и на этот раз
никто не подал мне шляпу. Освещенный сад казался мне местом охоты; я
чувствовал себя так, будто из-за кустов за мной следили маленькие дикие
глаза, даже солнце светило как-то странно и загадочно. Я сел в машину и
уехал.
Какое имеет значение, где человек лежит после смерти? На дне грязной
нефтяной скважины или в мраморной башне на вершине высокой горы? Умершие
спят глубоким сном, не тревожась о таких мелочах. Что нефть и вода, что
ветер и воздух - все равно. Сон очень глубок, а тот кто спит не переживает
из-за того, как он умер или где его положили в могилу. Я ощущал себя
частью всей этой грязи, которая окружала меня. Я был ее частью гораздо
более, чем Расти Риган в своей жуткой болотистой могиле. Однако я избавил
от этого старого человека, который мог теперь уже спокойно лежать на своем
ложе, сложив бескровные руки на одеяле и ожидая. Его сердце стучит слабо,
неуверенно. Мысли его серые, как сигаретный пепел. И вскоре он тоже, как и
Расти Риган, уснет тем же глубоким сном.
По дороге в город я остановился возле бара и выпил две порции
двойного шотландского. Но это мне ничуть не помогло. Единственным
результатом было то, что я начал думать о "Серебряной головушке", которую
уже никогда не увижу.
