отчаянно боролся против возвращения Бурбонов, инстинктивно чувствуя, что они
все же в конце концов потребуют отчета за те два слова la mort, которыми он
отправил на гильотину Людовика XVI. Он безрассудно надеялся обмануть их,
прокравшись в ряды роялистов и замаскировавшись под верного слугу короля.
Однако на этот раз он обманул не других, а лишь самого себя. Не успел он еще
приказать обить новыми обоями свои покои в Дрездене и обставить их, как во
французском парламенте уже разражается буря. Никто не говорит больше о
герцоге Отрантском, все забыли, что сановник, который носит этот титул, с
триумфом ввел в Париж их нового короля Людовика XVIII; речь идет только о
господине Фуше, regicide Жозефе Фуше из Нанта, который в 1792 году
приговорил к смерти короля, о Mitrailleur de Lyon, и подавляющим
большинством голосов - 334 против 32 - человеку, "который поднял руку на
помазанника божьего", отказано в каком бы то ни было прощении, и он осужден
на пожизненное изгнание. Само собой разумеется, это означает также и
постыдное увольнение с должности посланника. Безжалостно, злорадно и
презрительно "господина Фуше" попросту пинком выставили за дверь; он уже не
"превосходительство", не коммодор Почетного Легиона, не сенатор, не министр
и не сановник; одновременно саксонскому королю официально дается понять, что
дальнейшее пребывание в Дрездене этого субъекта Фуше нежелательно. Тот, кто
сам отправил в изгнание тысячи людей, следует теперь за ними двадцать лет
спустя, как последний из борцов Конвента, лишенный пристанища и проклинаемый
всеми изгнанник. И ныне, когда он бессилен и объявлен вне закона, ненависть
всех партий так же единодушно обрушивается на низложенного, как прежде
симпатии всех партий окружали властелина. Уже не помогают ни уловки, ни
протесты, ни уверения: властелин без власти, провалившийся политик,
проигравшийся интриган - всегда самые жалкие существа на земле. Поздно, но с
огромными процентами заплатит ныне свой долг Фуше за то, что никогда не
служил какой-либо идее, нравственной и человеческой страсти, но всегда был
лишь рабом преходящей милости людей и минуты.
Что же теперь делать? Вначале это не беспокоит изгнанного из Франции
герцога Отрантского. Разве он не любимец русского царя, не доверенный
Веллингтона, победителя при Ватерлоо, и не друг всесильного австрийского
министра Меттерниха? Разве не обязаны ему Бернадоты, которых он посадил на
шведский престол, равно как и баварские князья? Разве он уже многие годы не
в близких отношениях со всеми дипломатами и разве не добивались все князья и
короли Европы его благосклонности? Ему достаточно (так думает поверженный)
лишь слегка намекнуть, и каждая страна будет настойчиво добиваться чести
принять изгнанного Аристида. Но по-разному обращается мировая история с
низложенным и с власть имущим. Несмотря на многократные намеки, русский
двор, так же как и Веллингтон, не присылает приглашения; Бельгия
отказывается - там уже достаточно старых якобинцев, Бавария осторожно
уклоняется, и даже старый друг, князь Меттерних, держится удивительно
холодно. Да, конечно, если герцог Отрантский во что бы то ни стало желает,
он может направиться в Австрию, где великодушно готовы ничего не иметь
против, но ему ни в коем случае нельзя приезжать в Вену, нет, там в его
присутствии нет никакой необходимости, также и в Италию ему ни при каких
обстоятельствах не следует ехать. В крайнем случае он может поселиться
(предполагается хорошее поведение!) в каком-нибудь маленьком провинциальном
городке, но только не в Нижней Австрии, не близ Вены. Да, он не Слишком
гостеприимен, старый добрый друг Меттерних, и даже то, что обладающий
миллионами герцог Отрантский предлагает вложить все свое состояние в
австрийские земли или государственные бумаги и предлагает отдать своего сына
на службу в императорскую армию, не смягчает сдержанного тона австрийского
министра. Когда же герцог Отрантский сообщает о своем намерении посетить
Вену, его просьбу вежливо отклоняют: нет, ему лучше тихо и без шума
отправиться в Прагу.
Так, не будучи собственно приглашенным, без почестей, скорее лишь
терпимый, чем желанный, перебирается Жозеф Фуше из Дрездена в Прагу, чтобы
обосноваться там: началось его четвертое-последнее и самое
жестокое-изгнание.
В Праге также не слишком восхищены прибытием, высокого, вернее круто
скатившегося со своей высоты гостя. Особенно неприязненно относится к
внезапному пришельцу потомственная аристократия. Богемские дворяне читают
французские газеты, которые в эти дни изобилуют мстительными и яростными
выпадами против "господина" Фуше: в них очень часто и подробно описывается,
как в 1793 году этот якобинец опустошал церкви в Лионе и обчищал кассы в
Неверс. Все ничтожные писаки, которые прежде трепетали перед тяжелым кулаком
министра полиции и были вынуждены сдерживать свое негодование, теперь
безудержно оплевывают его, беззащитного. С бешеной скоростью закрутилось
колесо. Тот, кто в свое время надзирал за полмиром, теперь сам под надзором;
все полицейские приемы, рожденные его изобретательным гением, применяются
его учениками и подчиненными против своего бывшего учителя. Каждое письмо,
адресованное герцогу Отрантскому или исходящее от него, попадает в Черный
кабинет, где вскрывается и списывается; полицейские агенты подслушивают и
докладывают о каждом его разговоре, шпионят за его знакомыми; каждый шаг
Фуше контролируется, он повсюду чувствует, что за ним наблюдают, что его
окружают и подслушивают; его собственное искусство, созданная им самим наука
жестоко и успешно испытываются на нем - на том самом искуснике, который их
изобрел. Напрасно ищет он защиты от этих унижений. Он пишет королю Людовику
XVIII, но тот не отвечает поверженному, так же как в свое время Фуше не
ответил свергнутому Наполеону. Он обращается к Меттерниху, который, в лучшем
случае, отвечает ему через низших канцелярских служащих односложным "да" или
"нет". Он должен спокойно сносить все надругательства и перестать, наконец,
шуметь и подавать жалобы. Некогда всеми любимый только из страха, он
презираем всеми с тех пор, как его больше не боятся: величайший политический
игрок окончательно проигрался.
Двадцать пять лет ускользал он, гибкий и неуловимый, от судьбы, столько
раз уже почти настигавшей его. Теперь, когда он окончательно прижат к земле,
рок безжалостно обрушивается на поверженного. Не только как политик, но и
как частное лицо переживает Жозеф Фуше в Праге свою самую мучительную
Каноссу: ни один романист не сумел бы изобрести более остроумного символа
его морального унижения, чем маленький эпизод, имевший место в 1817 году. К
трагическому присоединяется теперь ужаснейшая карикатура на всякое несчастье
- комическое. Унижен не только политик, но и супруг. Вне всякого сомнения,
не любовь сочетала эту двадцатишестилетнюю красивую аристократку с
пятидесятишестилетним вдовцом, у которого такое голое и бледное лицо
мертвеца. Однако этот мало соблазнительный кавалер был в 1815 году вторым
богачом Франции, обладателем двадцати миллионов, превосходительством,
герцогом и всеми уважаемым министром его христианнейшего величества;
миловидной, но обедневшей провинциальной графине, естественно, улыбнулась
заманчивая возможность блистать на всех придворных балах и среди знатнейших
женщин Франции Сен-Жерменского предместья, и действительно, начало было
очень многообещающим: его величество соблаговолил собственноручно подписать
ее брачное свидетельство, дворяне и придворные спешили принести свои
поздравления; пышный дворец в Париже, два имения и княжеский замок в
Провансе соперничали в том, кто даст приют новой госпоже, герцогине
Отрантской. За подобное великолепие и за двадцать миллионов честолюбивая
женщина может взять в придачу и трезвого, лысого, пергаментно-желтого
супруга пятидесяти шести лет. Но поторопившаяся графиня променяла свою
чистую молодость на золото дьявола - вскоре после медового месяца она
узнает, что стала супругой не высокоуважаемого министра, а женой самого
презренного, ненавидимого во Франции человека, изгнанного и лишенного
земель, презираемого всем миром "господина" Фуше. Герцог со всем своим
великолепием исчез, и ей остался лишь желчный, раздражительный, потрепанный
старик. Поэтому не кажется слишком неожиданным, что в Праге между этой
молодой женщиной и юным Тибодо, сыном тоже изгнанного старого республиканца,
завязывается amitie amoureuse50, о которой точно не известно,
насколько она была лишь amitie и насколько amoureuse. Дело доходит до весьма
бурных объяснений, Фуше отказывает молодому Тибодо от дома, и, к несчастью,
эта супружеская размолвка не остается тайной. Роялистские газеты, жадно
ловящие каждый повод, чтобы хлестнуть кнутом того, перед кем они дрожали
столько лет, печатают ехидные заметки о его семейных неурядицах, и, к
восторгу своих читателей, распространяют грубую ложь о том, что молодая
герцогиня Отрантская удрала в Праге от старого рогоносца со своим
любовником. Вскоре герцог Отрантский начинает замечать, что, когда он
появляется в пражском обществе, дамы с трудом подавляют смешок и иронические
взгляды сравнивают молодую, цветущую женщину с его собственной, далеко не
очаровательной фигурой. Старый распространитель слухов, вечный охотник за
сплетнями и скандалами чувствует теперь на собственной шкуре, каково быть
жертвой злостного уничтожения репутации, и понимает, что с злословием нельзя
бороться, а самое разумное - бежать от него. Только теперь, в несчастье,
осознает он всю глубину своего падения, и жизнь в Праге становится для него
адом. Он обращается к князю Меттерниху с просьбой разрешить ему покинуть
ненавистный город и избрать другой, в глубине Австрии. Его заставляют ждать.
Наконец, Меттерних милостиво разрешает ему отправиться в Линц: туда униженно
скрывается разочарованный и усталый человек, убегая от ненависти и насмешек
прежде подвластного ему света.
Линц - в Австрии всегда улыбаются, когда кто-нибудь называет его
"город", он совсем невольно рифмуется со словом провинция. Мещанское
население сельского происхождения, рабочие судоверфей, ремесленники - все
большей частью люди бедные, лишь несколько домов принадлежат местным
помещикам. Здесь нет, как в Праге, ни великих и славных культурных традиций,
ни оперы, ни библиотеки, ни театра, ни шумных дворянских балов, ни
празднеств - настоящий, довольно сонный, провинциальный городок, убежище
ветеранов. Там поселяется старик с двумя молодыми женщинами, почти
ровесницами,- супругой и дочерью. Он снимает великолепный дом и роскошно
обставляет его, к великой радости подрядчиков и купцов - ведь до сих пор в
их городе не селились такие миллионеры. Несколько семей пытаются завязать
знакомство с интересными и благодаря своему богатству важными чужестранцами;
знать, однако, явно предпочитает урожденную графиню Кастеллян этому
мещанскому отродью, "господину" Фуше, которому впервые Наполеон (в их глазах
такой же авантюрист) накинул на сухие плечи герцогскую мантию. Чиновничество
в свою очередь получило из Вены тайный приказ по возможности поменьше
общаться с ним; так и живет он, некогда столь деятельный, в полнейшей
изоляции, почти избегаемый. Один из современников Фуше очень образно
описывает в своих мемуарах посещение им одного из публичных балов: "Было
странно видеть, насколько любезно принимали герцогиню, и как никто не
