впалых щек и грустных глаз. Из темноты доносилось завывание койота, тонкое
и безнадежное, как крик потерянной души, бродящей по сухим и голым
пустыням. Покрывало из облаков лопнуло, и полная луна уставилась на них
сверху из-за края тупых, похожих на сломанные зубы западных холмов.
Руди было интересно, что же видел в пламени Ингольд?
Был ли это Кво, полный теплой красоты того последнего лета, не имея
понятия об ужасе, застывшем под его сердцем? Пустые глаза Лохиро? Вещи,
которые могли бы случиться, если бы Ингольд вздумал послать им
предупреждение о Дарках? Или Убежище, чернеющее посреди снегов под
далекими и холодными звездами? А всех колдунов в мире теперь можно
сосчитать буквально по пальцам одной руки.
"Ингольд, Бектис, Кара и мать Кары, - перечислил про себя Руди
угрюмо, - какой же, к черту, мы имеем шанс против всех сил Тьмы? Какой
шанс имеет хоть кто-нибудь?"
Не удивительно, что Ингольд напоминал странствующий призрак, молча
бредущий по пустынной дороге.
Только изредка колдун поднимался, чтобы дать уроки по энергии,
которые были их единственным средством общения в течение многих дней.
А его преподавание было, как все остальное, хрупким, резким и
жестоким. Казалось, его мало заботило, выучил Руди что-нибудь или нет. Для
него, чувствовал Руди, уроки были просто способом временного забытья: он
создавал необъяснимые миражи или нарочно оборачивался в маскировочные
заклинания и бросал Руди на вожжи. Два дня он держал Руди с "завязанными
глазами", вынуждая его полагаться на другие чувства. Без предупреждения
Ингольд вызвал ослепляющие стремительные потоки ветра и дождя, сверкающие
приливы волн, с которыми Руди должен был справиться. Презрением, сарказмом
и злобой он заставил молодого человека изучить самые сильные заклинания,
обучил его хитрым, ужасным секретам ворожбы на воде и костях. Ингольд учил
его всему. Об остальном он вовсе не утруждал себя говорить.
Экспериментируя, пальцы Руди брали аккорды - терции, квинты. Тоны
арфы звучали верно.
"Арфа колдуна, - думал он, - принесенная из города колдунов.
Сохранили ли заклинания, оберегающие ее от повреждений, также и ее
настройку?"
Осторожно, проиграв сначала только мелодию, затем нащупывая аккорды,
он подобрал самую грустную и самую прекрасную балладу Леннона и Маккартни,
мыслями и телом прильнув к арфе. Его глаза устремили взгляд на огонь,
звездный свет падал на его руки и струны. Музыка была чистой, прозрачной и
потрясающе нежной, как звезда, отраженная в кристалле. И он ненавидел
собственную неуклюжесть и невежество, считая себя недостойным такой
красоты.
В пустыне снова завыли койоты - полноголосый хор в ветреную ночь.
Руди поднял глаза и увидел, что Ингольд исчез. Луна уже взошла. Руди не
чувствовал присутствия Дарков, равно как и других существ в пустынях камня
и потрескавшейся обожженной глины, кроме тех, кто избрал это место своим
домом. Че дремал на привязи.
Руди сел рядом с арфой и произвел медленную, тщательную проверку
лагеря. Все было спокойно и безопасно в пределах кругов заклинаний. Посох
Ингольда исчез, как и лук.
Выслеживание колдуна при звездном свете было одним из самых сложных
испытаний при такой жизни. Но жестокая тренировка Ингольда окупилась
сполна: Руди подобрал согнутую ветку, увидел разбросанный песок, лежащий
не по направлению ветра. Это указывало на возможную нить поиска. Он
пристегнул свой меч и подобрал посох, когда-то принадлежащий
Лохиро-Архимагу, взявшему свои привычки из пещеры в горах, а облик и
походку от земли. Руди спокойно выступил за пределы лагеря. Затем,
обернувшись назад, он наложил заклинание на все снаряжение.
Миновав несколько футов, он оглянулся и не увидел никаких следов
ослика, костра или поклажи.
Он продвигался сквозь ветреную темноту, как призрак. Распространяя
свои чувства, как сеть, он случайно нашел следы старика: лисенок
необъяснимо странно изменил направление бега, и легкая царапина осталась в
пыли на скале. Он не слышал никаких звуков, не видел ничего двигающегося
во всей громаде замерзших скал. Но дважды взгляд его возвращался к
сгорбленной черной тени в том месте, где голые валуны разбивали серебряные
жилы в пластах глины. Это нарушение порядка вещей указывало на следы
Ингольда. Он не видел колдуна в этом смешавшемся в беспорядке обнажении
пород скалы. Но долгая медитация дала ему способность различать жизнь и
безжизненность. И однажды ветреной пустынной ночью Руди заметил очертания
души Ингольда. Это было незабываемо. Тем не менее ему пришлось подойти
очень близко, прежде чем он окончательно в этом убедился.
Он подкрался к Ингольду тихо, как дуновение ветра в ночи. Так он
обычно подкрадывался к своим друзьям-зайцам.
К этому времени у него уже был определенный опыт охотника. Но прежде
чем Руди достиг скал, он увидел, что Ингольд шевельнулся, слегка повернув
голову. Глаз его сурово сверкнул в темноте. Затем колдун отвернулся снова,
не заинтересовавшись.
Руди выступил из укрывающей тени:
- Ты собираешься вернуться в лагерь?
- Тебе какое дело?
Руди оперся на свой посох с наконечником-полумесяцем, раздраженный
этим непреклонным высокомерием.
- Да, я хотел бы знать, не собираются ли Дарки проглотить тебя?
- Не будь глупцом. Мы скорее найдем фиалки в этой пустыне, чем
встретим Дарков. Или ты не заметил?
- Я заметил, - их голоса звучали низко, только для ушей друг друга.
Их тела сливались со скалой и тенью. Путник в десяти футах прошел бы мимо,
ничего не увидев.
- В чем дело, Руди? - Ингольд презрительно усмехнулся. - Ты думаешь,
я не смогу одолеть Дарков?
- Да.
Ингольд отвернулся.
- Если уж дело дошло до этого, то я предпочитаю стать добычей Дарков,
- холодно продолжал Руди. - Тогда тебе не придется идти назад и говорить
Алвиру, что вся эта затея провалилась. А твоя репутация останется
незапятнанной, как у человека, не бросающего начатого.
Ингольд вздохнул.
- Если ты думаешь, что я займусь таким неприятным делом, как это,
через кого-то столь же тривиального, как Алвир, то твое чувство меры такое
же убогое, как и игра на арфе.
Он взглянул вверх, затем нетерпеливо продолжил, будто бросая кусок
голодной собаке:
- Да, я собирался вернуться сегодня вечером.
- Тогда зачем ты ушел?
Ингольд молчал.
- Или ты считал, что я настолько оперился, что смог бы обойтись без
тебя?
- Думай, что хочешь, - зло огрызнулся старик. - У тебя есть все, что
хочешь: ты - маг или настолько маг, насколько мне удалось сделать им тебя.
Возвращайся и строй иллюзии, будто твоя энергия дает возможность или право
менять исход вещей. Возвращайся и наблюдай за людьми, которых хочешь
умертвить собственной рукой или посредством твоего проклятого жалкого
вмешательства. И посмотри, что это даст тебе через шестьдесят три года. А
пока не суди меня.
Руди сложил руки и стал разглядывать старика при свете звезд. Скрытое
в тени капюшона лицо Ингольда, казалось, было просто собранием острых
костей, синяков и рубцов, окруженных грязной гривой белых волос.
Он на полпути, чтобы снова стать пустынным отшельником, думал Руди. А
почему бы и нет? Все пошло прахом. Магов нет. Что бы Лохиро ни сказал,
если Дарки действительно отпустили его, Ингольду конец.
Руди спокойно спросил:
- Ну так что мне сказать людям, которые ждут и надеются?
Ингольд пожал плечами:
- Что хочешь. Скажи, что я умер в Кво. В любом случае в этом будет
доля истины.
- И это то, что я должен сказать Джил? - продолжал Руди голосом,
подрагивающим от едва сдерживаемой злобы.
Старик взбешенно посмотрел вверх, и впервые жизнь, которую Руди не
видел в нем в течение нескольких недель, загорелась в его глазах:
- Какое отношение имеет к этому Джил?
- Ты единственный, кто может помочь Джил вернуться в ее мир.
Пока Руди говорил, он не понимал, до какой степени рассвирепел.
- Ты единственный во всем мире знаешь путь через Пустоту. И ты, как
никто другой, в ответе за Джил. Ты не имеешь права загубить ее судьбу.
Он чувствовал, как ярость вскипала в старике. Ярость и другие эмоции
разбивали мрачную пассивность его самоистязания, в которую он впал со
времени событий в Кво. Но, как и его печаль, злоба Ингольда была
молчаливой. Спокойным, жестким голосом он сказал:
- Может, Джил предпочла бы остаться в этом мире.
- Бред какой-то, - фыркнул Руди, - что касается меня, то я не выбираю
один чертов путь или другой. Но у нее есть жизнь там, свое место в том
мире, карьера, в конце концов, которую она хотела бы сделать. Если она
останется здесь, то будет ничем, разве что солдатом, а ведь она мечтала
стать ученым. И теперь по твоей милости она застрянет здесь, пока ее не
доконают Дарки, холод или глупая война, в которую Алвир втянет Убежище.
Эта женщина мне не безразлична, Ингольд, и я не позволю тебе привязать ее
к этому миру навсегда против ее воли. У тебя нет такого права.
Колдун вздохнул, и жизнь, казалось, ушла из него снова, забрав даже
сильные вспышки гнева. Он медленно опустел голову и еле слышно сказал:
- Да, ты прав. Я должен вернуться.
Руди начал говорить что-то еще, но, не закончив, сделал глубокий
выдох. Ярость Ингольда озадачила его, а эта внезапная капитуляция
обескуражила. Но он ощущал, как разбиваются в старике оковы
ожесточенности, мрачной ненависти к самому себе, которая придавала ему
силы. Теперь не было ничего.
Он сказал спокойно:
- Я вернусь в лагерь. Ты сможешь найти дорогу туда?
Ингольд кивнул не глядя. Руди оставил его там и медленно зашагал
назад по своим невидимым следам. Двойные наконечники его посоха мерцали
при звездном свете пустыни. Один раз он оглянулся и увидел, что старик
даже не сдвинулся с места. Темный силуэт сливался со скалой, он был едва
различим, не более, чем темное пятно на фоне неясных, расплывчатых
очертаний земли за скалой.
Когда Руди возвращался в лагерь, он не мог припомнить, чтобы видел в
своей жизни кого-либо, настолько же одинокого и несчастного.
- Думаешь, кто-нибудь дома?
Свет луны дождем проливался на город, лежащий перед ними, похожий на
скопище маленьких глинобитных коробок, взбирающихся на холмы за дорогой.
Далекий звук текущей воды и густые кучки финиковых пальм, черные на фоне
ледяного сверкающего неба, отмечали место, где ручей стекал с холмов.
Несколько домов были взорваны и разрушены. При первом же взгляде
становилось ясно, что произошло это недавно.
Кирпичи растащили, чтобы привести в порядок те здания, которые
уцелели, превращая их в собственные маленькие крепости. С внешней стороны
от фундамента до деревянной крыши они были покрыты аккуратно выписанными
узорами, картинками и религиозными символами. В одном домике красивая
женщина стояла на спине подвешенного на крюк дьявола. Ее левая рука была
поднята и обращена к толпе неточно изображенных, похожих на рыб, Дарков.
Правая рука и плащ укрывали толпу коленопреклоненных просителей. При свете
убывающей, покрытой тучами луны рисунок пугал своей примитивной красотой.
Краски терялись в лунном свете, но очертания фигур проступали поразительно
четко. Почему-то эти рисунки напомнили Руди руны, изображенные на дверях
Убежища.
- Возможно, - заметил Ингольд в ответ на вопрос Руди. - Хотя вряд ли
они оставляют двери открытыми на ночь.
- Тогда нам придется идти в церковь, - вздохнул Руди и пошел по
