Польши вошли земли, которые до Первой мировой войны входили в состав
Российской империи. Советская страна была слаба и не смогла в ту пору
отстоять даже прежних границ царской России с Австро-Венгрией. Поляки,
заимев эти и другие территории, населенные украинцами и белорусами,
расположили по границе польское население, назвав этих лиц осадниками. Были
среди них и крестьяне, тоже опора варшавской власти на границе с СССР.
Воссоединение народов Украины и Белоруссии и вхождение затем
восточноприбалтийских государств в состав Советского Союза -- эти события
советский народ воспринял правильно, и они вылились во всенародное
торжество. Мы тогда безоговорочно прославляли прозорливость Сталина, его
государственную мудрость, его заботу о государстве, умение решать вопросы
укрепления СССР и создания еще большей неприступности наших, советских
границ. Шутка ли сказать, мы вышли к Балтийскому морю, перенесли на запад те
границы, которые проходили близ Киева. Ну, а то, что мы заключили с немцами
пакт о ненападении, то, думаю, абсолютное большинство членов партии
воспринимало это как тактический шаг. Это было правильное понимание, хотя мы
об этом не могли говорить и не говорили открыто. Даже на партийных собраниях
не говорили. Многие люди не могли допустить, что у нас, у коммунистов, чьи
идеи противоположны фашистским, могут быть какие-то договоренности, хотя бы
о возможности мирного сосуществования, с Гитлером. С немцами вообще -- да,
но с Гитлером подобное невозможно.
Сталин же считал, что с подписанием договора война минует нас на
какое-то время. Он полагал, что начнется война между Германией, с одной
стороны, Францией и Англией -- с другой. Возможно, Америка тоже будет
втянута в войну. Мы же будем иметь возможность сохранить нейтралитет и,
следовательно, сохранить свои силы. А потом будет видно. Говоря "будет
видно", я имею в виду, что Сталин вовсе не предполагал, что мы останемся
нейтральными до истечения этой войны: на каком-то этапе все равно включимся
в нее. Вот мое понимание событий того времени при взгляде на них из
настоящего, вернее -- уже из будущего.
Если уж говорить здесь о национальных интересах украинцев, то они еще
не были полностью удовлетворены названным договором. Известен и другой
договор, который был подписан после Первой мировой войны бывшими союзниками
царской России. Он определял западные границы России как члена Антанты и их
союзника и называвшиеся линией Керзона6. Линия Керзона относительно линии,
обозначенной по договору Риббентропа -- Молотова, проходила западнее.
Поэтому украинцы считали, что
они кое-что недополучили из тех своих земель, которые были признаны за
Украиной даже со стороны бывших союзников России в результате разгрома в
первой мировой войне германского блока. А пока что временно завершился
первый этап военно-политической напряженности, которую мы переживали, и для
нас наступила некоторая разрядка. Мы считали, что данный этап закончился в
пользу СССР, хотя мы и не получили всего, что нам исторически полагалось.
"Лишнее" же было у нас, кажется, только где-то у Белостока, где издавна жило
польское население.
После разгрома гитлеровской Германии во Второй мировой войне граница
была там исправлена, и этот район мы передали Польше. Впрочем, к ней отошли
и отдельные земли с чисто белорусским и украинским населением. Видимо,
Сталин для того, чтобы "задобрить" польское самолюбие, уступил их: тут, я бы
сказал, имел место акт большой политической игры на новой основе, чтобы
ослабить неприятный осадок, который остался у польского народа в результате
договора, подписанного нами с Риббентропом. Ведь мы вроде бы отдали Польшу
на растерзание гитлеровской Германии и сами приняли в этом участие. Правда,
Польша приобретала одновременно на западе более жирный, грубо выражаясь,
кусок: огромные и богатые территории, значительно перекрывавшие те, которые
вернулись к Украине и Белоруссии; это западные районы по границе вдоль рек
Одер и Нейсе, а кроме того, еще город Штеттин, который расположен на левом
берегу устья Одера. Он тоже отошел к Польше в результате нажима на наших
союзников со стороны СССР при переговорах на Потсдамской конференции.
А в 1939 г. мы были уверены, что польский народ -- рабочие, крестьяне и
интеллигенция правильно поймут необходимость советско-германского договора.
Не наша была вина, что мы подписали такой договор: то вина неразумного
тогдашнего польского правительства, ослепленного антисоветской ненавистью и
враждебного также к рабочим и крестьянам собственного государства. Оно
боялось войти в контакт с Советским Союзом, чтобы не поощрить свободолюбивые
идеи и не укрепить Коммунистическую партию Польши, которой оно боялось
больше всего. Ведь если бы мы объединили тогда свои усилия с Польшей и
столкнулись с войной против Германии, то судьба польского правительства
зависела бы от польского народа. Я тоже считаю, что договор 1939 г.,
подписанный Молотовым и Риббентропом, был для нас неизбежен в сложившейся
ситуации. И не потому, что он был выгоден для Советского Союза: то был
шахматный ход. Его так и
надо рассматривать, потому что если бы мы этого не сделали, то все
равно началась бы война против нас, но, может быть, в обстановке, менее
благоприятной для нас. Атак война уже начиналась, мы же пока стояли в
стороне, нам была предоставлена передышка. Полагаю, что это было правильным
шагом, хотя и очень болезненным.
Особенно больно было то, что оказалось совершенно невозможно
вразумительно разъяснить людям выгоду этого договора. Ведь что это лишь
шахматный ход, нельзя было сказать открыто, потому что надо было играть с
Германией. Игра же требовала не раскрывать своих карт перед Гитлером.
Приходилось разъяснять дело так, как тогда у нас разъясняли: газетным
языком. И это было противно, потому что никто разъяснениям не верил.
Некоторые люди проявляли прямое непонимание: они действительно считали, что
Гитлер искренне пошел на договор с нами, а нам нельзя было объяснить через
органы печати, что не надо верить ему. Одним словом, сложилась очень тяжелая
обстановка для нашей пропаганды. А Гитлер тоже шел на тактический шаг,
подписывая с нами договор, с тем чтобы выиграть время и поодиночке
расправиться с противниками. Сперва он хотел расчистить себе путь на восток,
уничтожив Польшу, и таким образом войти в соприкосновение с нашими войсками,
с советской границей. Он считал, видимо, что когда он молниеносно
расправится с Польшей, то Англия и Франция не посмеют объявить войну
Германии, хотя у них был договор с Польшей, в котором говорилось, что если
Германия нападет на Польшу, то они придут ей на помощь.
И действительно, Англия и Франция объявили войну Германии. Именно это
послужило началом Второй мировой войны, но в ней мы еще не участвовали, а
только продвинули свои войска западнее и заняли новую границу, то есть, как
тогда мы объясняли людям, взяли под свою руку, под свою защиту братские
народы Западной Украины и Западной Белоруссии.
Итак, началась Вторая мировая война, но "большой" она еще не стала.
Последовал период "странной войны". Французы и англичане объявили Германии
войну, сконцентрировали свои войска, подтягивали резервы. Англия
перебрасывала войска с островов на континент, демонстрировалось проведение
плановых военных операций. Французы же, видимо, были очень уверены в
неприкосновенности своей укрепленной "линии Мажино". Они строили ее много
лет, и она действительно имела большое значение для организации обороны
страны. Но одна оборонительная линия не обеспечивает безопасности, это лишь
материальное средство. Оборонять страну должны люди, которые занимают эту
линию. Гитлер тоже построил свою линию, которую назвал "линией Зигфрида".
Таким образом, их войска стояли друг перед другом. Гитлер пока не
предпринимал активных шагов против Англии и Франции, а они не предпринимали
активных военных операций против Германии. Германия бросила войска на
восток, против Польши, и ей нужно было время для их перегруппировки.
Потом Муссолини открыл военные действия против Греции и завяз в них.
Далее Гитлер напал на Югославию и расправился с ней, потому что Германия
была сильнее; почти без выстрелов оккупировал Данию и Норвегию, практически
без сопротивления захватил Голландию, вторгся в Бельгию, в 1940 г. захватил
большую часть Франции. Так он обеспечил себе на довольно большом
пространстве морскую линию, защиту от английского флота и на севере подошел
вплотную к нашему Мурманску. Естественно, что Советское правительство тем
временем реализовывало меры, вытекавшие из договора, подписанного Молотовым
и Риббентропом. Мы начали осенью 1939 г. переговоры с Эстонией, Латвией и
Литвой и предъявили им свои условия. В сложившейся тогда ситуации эти страны
правильно поняли, что им не устоять против Советского Союза, и приняли наши
предложения, заключив с нами договоры о взаимопомощи. Потом произошла смена
их правительств. Само собой разумеется! Некоторые их руководители, например
президент Литвы Сметона7, бежали в Германию. Это уже было не столь важно.
Одним словом, там были созданы правительства, дружески настроенные к
Советскому Союзу. Коммунистические партии этих стран получили возможность
легально действовать. Прогрессивные силы шире развернули работу среди масс
рабочих, крестьян и интеллигенции за твердую дружбу с СССР. Кончилось это
тем, что через какое-то время в этих странах была установлена Советская
власть.
А в Западной Белоруссии и Западной Украине сразу приступили к
организации советских органов в районах, которые в 1939г. вошли в состав
СССР. Сначала новая власть была еще юридически не оформлена, потому что
только что пришли наши войска. Поэтому мы создавали временные революционные
местные органы. Народ западных областей Украины встречал нас очень хорошо.
Правда, польское население чувствовало себя угнетенным, но украинское
население чувствовало себя освобожденным. На собраниях, которые мы
устраивали, украинцами произносились весьма революционные речи, хотя,
конечно, не всеми, потому что
в этих областях была сильна националистическая прослойка. Она возникла
еще в рамках Австро-Венгрии и теперь вела борьбу против коммунистов, против
советского влияния, особенно во Львове, где имелась многочисленная
украинская интеллигенция. Во Львове действовал даже как бы своеобразный
филиал украинской Академии наук. Возглавлял его, кажется, академик
Студинский8. В эту же группу лиц входил сын писателя Ивана Франко Петр, на
мой взгляд, он был самым неудачным произведением украинского классика, очень
неразумным человеком. Он держался в отношении нас довольно неустойчиво: то
вроде бы поддерживал нас, то склонялся к нашим противникам.
Во Львове и других западноукраинских городах была также большая
еврейская прослойка, как среди рабочих, так и среди интеллигенции. Не помню,
чтобы от этой части населения исходило что-либо отрицательное,
антисоветское. Среди еврейских рабочих и интеллигенции было много
коммунистов. Организация коммунистов называлась КПЗУ (Коммунистическая
партия Западной Украины). В нее входили и украинцы, и евреи. А когда мы
собрались на митинг во Львовском оперном театре, то пригласили туда и
украинцев, и евреев, и поляков, в основном рабочих, хотя пришла и
интеллигенция. Выступали там среди других и евреи, и нам странно было
