Я заставила построить лодки такими, чтобы каждая из двух могла
вместить все двенадцать человек, на случай, если вдруг с какой-то из них
случится несчастье. В качестве дополнительной меры безопасности мы
предприняли пробный заплыв, гребли день и ночь и встали на якорь близ
реки. Потом приняли последнюю ванну в пресной воде, наполнили кувшины,
перетащили все на борт и на закате солнца вышли в море.
Мы намеревались грести всю ночь с десятиминутными передышками через
каждый час и после восхода солнца продолжать путь еще несколько часов,
пока по солнцу можно надежно определять направление. Затем хотели
вставать на якорь (глубина моря нигде не превышала десяти-двенадцати
метров) и весь день прятаться от солнца под матерчатым навесом;
рыбачить, спать и посвящать себя возвышенным разговорам и беседам.
Продолжать движение мы собирались только при достаточно низко
опустившемся солнце, по которому можно было бы ориентироваться.
Много дней все шло по плану, а потом изменилась погода.
Появилась лишь легкая дымка, но и ее было достаточно, чтобы
полностью связать нас. У нас не было никаких навигационных приборов, и
мы полностью зависели от треугольника из слабо видимых звезд,
обозначающего южный полюс неба. Нет звезд - нет движения.
Это как раз и оказалось той ситуацией, в которой я поняла, что
хорошо подобрала людей. Когда две ночи спустя небо снова прояснилось,
никто не выразил желания вернуться, хотя каждый был в состоянии
сосчитать кувшины и прикинуть, на какое время хватит воды. Еще несколько
дней безветрия - и возникла бы серьезная опасность умереть от жажды, так
как земли нигде не было видно.
Я рассчитала, что за ночь мы преодолевали около двадцати пяти
километров. Мы гребли все яростнее и сократили перерывы на отдых до пяти
минут; кроме того, мы гребли час после восхода солнца, рискуя сбиться с
курса.
Дни проходили в невеселом молчании. Кто не спал, убивал время
ловлей рыбы тем самым способом, о котором я уже рассказала. Это был
метод эскимосов, хотя мы сидели не у проруби: поднимешь руку с копьем и
направляешь взгляд на точку прямо под поверхностью воды; как только рыба
появляется в пределах досягаемости по ту сторону этой точки, бросаешь
копье. Ни один эскимос не предавался этому занятию с большим вниманием;
и ни один из них не бил рыбу не столько ради мяса, сколько ради воды.
За эти дни, проведенные в море, мы научились различать, какие виды
рыб имеют достаточно сочное мясо, чтобы его можно было бы высосать, а
каких из-за солоноватой крови, пропитывающей их ткани, следует избегать.
- 11 -
Вода распределялась очень строго, и такими маленькими порциями, что
ее хватило бы даже в том случае, если бы каждая третья ночь была
туманной.
Но, как оказалось, туманных ночей больше не было, и когда мы,
наконец, увидели землю, воды оставалось еще почти на четыре дня. Мы
преодолели искушение выпить все, празднуя показавшуюся землю; ведь
сначала еще нужно было найти реку.
Я твердо запомнила карты и фотографии со спутников, но ландшафт в
натуре выглядит совсем иначе, поэтому нам пришлось несколько часов
грести вдоль берега, прежде чем я смогла определить, где мы находимся.
Счастливым образом приметой оказался широкий ровный поток.
Прежде чем выбросить гразер и его энергетические заряды, мы
воспользовались им, чтобы разжечь огонь. Когда плати путешествуют, они
носят с собой тлеющие угли от костра прошедшей ночи, присыпанные пеплом
в сосуде из толстых растительных волокон. Мы намеревались делать так же;
это было намного лучше, чем каждый день тратить час и тереть друг о
друга два куска сухого дерева.
Мы вытащили наши каноэ на берег и утащили их на несколько сотен
метров вглубь суши, в кусты, где и оставили, предварительно
замаскировав. Шанс, что мы спустя год снова будем здесь, был невелик, но
это все же было лучше, чем оставить их на виду.
Мы прошли вглубь суши, пока в воде илистой реки не перестала
ощущаться соль, и начали плескаться в реке, как школьники. Потом мы с
Брендой разожгли костер, а остальные занялись поисками пищи.
Вблизи реки дичи было более чем достаточно, но мы оказались не
слишком ловкими охотниками. Невозможно было идти бесшумно по жесткой,
высотой до плеч траве. И так получилось, что больше всего повезло тем
охотникам, что на цыпочках прокрались по склону берега. Они вернулись с
пятью крупными змеями. Мы сняли с них кожу, выпотрошили и, наколов на
палки, поджарили над костром.
После двух недель сырого, сочащегося кровью мяса жирное змеиное
мясо показалось деликатесом, хотя у большинства из нас оно комом
вставало в горле.
Мы приготовили постели из мягкой травы, и большая часть хорошо
выспалась; ко мне, правда, это не относится. Комбинация забот и
трудностей с пищеварением едва позволила мне заснуть. Я была достаточно
бодрствующей, чтобы заметить, что многие парочки воспользовались
возможностью удалиться от берега; я завидовала и мучалась от чувства
отверженности. Я немного поиграла с идеей потребовать этого от
кого-нибудь, но вместо этого просто ждала, чтобы кто-нибудь сам
обратился ко мне, и это кончилось тем, что я полночи прислушивалась к
сладострастному сопению остальных.
Теперь личное замечание; если этот зуб выживет, его перед
публикацией записей нужно стереть. Оно касается Габриэля. Мы, женщины, в
эти последние две недели имели достаточно возможностей видеть его
обнаженное тело - что как пропорциями, так и оснащением было вполне
привлекательным - и я полагаю, что женщины помоложе меня строили в его
отношении куда дальше идущие планы, чем я. Поэтому я была несколько
растеряна, когда он вдруг собрался на берег реки с мужчиной - со своим
другом еще по Сельве Мариусом. Я тогда еще не знала, что их поколение на
Сельве очень просто относится к таким делам; но и без того я должна была
чувствовать себя в достаточной степени антропологом, чтобы быть
объективнее в этом вопросе. Ведь я и сама не была совершенно свободной
от моих собственных цивилизаторских проявлений моды; это касается также
- 12 -
(может быть, даже в большей степени) и земных мужчин нашего общества.
Как ученый, я могу понять факт, что гомосексуальность распространена
повсюду и естественна, а меняется лишь ее оценка. Земля в настоящее
время еще не совсем свободна от предубеждений к другим типам поведения;
я решила предупредить утром каждого отдельно. (Оба они не исключительно
гомосексуальны, как оказалось; в ту же ночь, только позднее, оба
покидали свои ложа и уходили с женщинами; Габриэль даже по меньшей мере
дважды.)
Перед тем, как улечься отдыхать, мы положили в костер два больших и
относительно сухих бревна - и расположили их так, чтобы легкий ветерок
раздувал огонь - и он весело горел всю ночь без всякого присмотра.
Это обстоятельство, вероятно, и спасло нам жизнь. Когда мы
следующим утром покинули лагерь и отправились на юг, с подветренной
стороны мы нашли сотни следов - отпечатков лап больших кошачьих. Какой
же идиоткой я была, что не назначила никакой охраны! Остальные тоже
хорошие бараны, так как не подумали об этом. Однотонные будни и суровое
напряжение последних двух недель убаюкали нас; но теперь мы были будто
наэлектризованы страхом. Мы внезапно поняли, что несмотря на все
тренировки на выживаемость у нас все еще инстинкты городских жителей, а
эти инстинкты были годны только для того, чтобы погубить нас.
Остров был почти круглым, около ста километров в диаметре, с
центральным кратерным озером. Мы решили идти вдоль этой реки до озера,
затем обойти его против часовой стрелки до третьей реки и по ней идти к
южному берегу острова. Затем - от островка к островку - мы перепрыгнем
архипелаг шириной около восьмидесяти километров и выйдем к большому
острову, который и был нашей целью.
Кустарник прибрежной низменности скоро уступил место непроходимому
лесу, деревья в котором напоминали главным образом баньян - толстый
центральный ствол, поддерживаемый десятками или сотнями боковых стволов
в его задаче держать широкий балдахин из ветвей. Невозможно было
определить, где кончается территория одного дерева и начинается
территория другого, но некоторые самые большие претендовали на площать в
один-два ара. Кора была пепельно-бледной, белизна прерывалась цветными
пятнами лишайников. Сквозь листву не падал ни один прямой солнечный луч,
сквозь истлевший гумус пробивались лишь немногие и редкие тонкие кустики
с бледно-желтыми листьями. Кто бы или что бы ни пыталось подкрасться к
нам по земле - ему вряд ли это удалось бы, но мы слышали движение живых
существ над нашими головами. Я спрашивала себя, достаточно ли прочны
ветви, чтобы выдержать тех зверей, что подстерегали нас прошлой ночью, и
повсюду ощущала невидимые кошачьи глаза.
Мы сделали привал на обворожительной поляне, чтобы поесть. Что-то
уронило одно из гигантских деревьев; его сгнивший пень царил над всей
поляной, а останки более тонких боковых стволов стояли вокруг, как
призрачные стражи; большая часть их отмерла, но некоторые начали
одеваться зеленью. Я предполагаю, что один из них в конце концов займет
это место.
Насладившись холодным змеиным мясом, мы потренировались в метании
копий, использовав в качестве мишени трухлявый старый пень. Я была
верховным третейским судьей как в отношении дальности, так и точности
метания; как это бывало и на Сельве. В детстве я не проявляла склонности
к спорту, кроме как побеситься и поиграть в доктора.
И тут неожиданно развезся ад. Позади нас с лесного балдахина
спрыгнули три кошачьих зверюги и кровожадно помчались к нам.
Я бросила свое копье и поразила одну из них в плечо, но от сильного
броска не удержалась на ногах сама. Бренда прикончила беснующееся
- 13 -
животное хорошо нацеленным броском. Две остальные зверюги умерили свой
пыл и осторожно крались по кругу на должном расстоянии. Они уклонялись
от наших копий, и я крикнула остальным, чтобы они были поэкономнее с
копьями.
Мы с Брендой вытащили свои копья и вместе с Габриэлем и Мартином
напали на зверей и прижали их копьями к земле. За несколько мгновений мы
все двенадцать образовали вокруг зверей круг, и мне вдруг вспомнилась
старая английская поговорка, где речь шла о тигре, которого схватили за
хвост. Звери были вдвое меньше человека, но состояли, казалось, только
из мышц и зубов. Они рычали, пытались цапнуть, мотая головами туда-сюда,
а из пастей текла слюна.
- Давай, Габ! - рявкнула я. Он был лучшим метателем и бросил свое
копье в ближаюшую кошку. Копье глубоко вошло в ее бок, она опрокинулась,
жалобно взвизгивая и суча лапами в воздухе. Другой зверь увидел свой
шанс и прыгнул прямо на Габа, который инстинктивно пригнулся. Зверь
прыгнул ему на спину, а потом в безопасность густого лиственного покрова
деревьев. Шесть или семь копий без всякого результата с треском
воткнулись в землю позади него.
Под каждой лопаткой Габриэля остались по четыре раны от кошачьих
когтей. Бренда тщательно их промыла, но отказалась от какой-либо
импровизированной повязки из листьев и волокон. Просто держать в чистоте
- это всегда было хорошим советом.
Мы содрали с обоих кошек шкуры, выпотрошили туши и для пробы
нарезали мясо на длинные и узкие полосы, чтобы подвялить. Старый пень
давал для этого хороший огонь.
Когда стемнело, мы разожгли рядом новый, яркий костер.
