его не хватает.
Никому и никогда не найти этот зуб с его слабеньким датчиком
сигнала. Если они вернутся и найдут купол пустым, это будет концом этой
аферы. Для прочесывания всей этой, очевидно, враждебной территории
просто не хватит бюджета. На планете пока не проявляется наличия
достаточного количества полезных ископаемых, чтобы вызвать у кого-нибудь
желание исследовать ее, поэтому никто не станет тратить деньги на поиски
наших зубов-рекордеров. Мы войдем в легенды плати и забудемся или будем
представлены искаженными до неузнаваемости.
Для них это хорошо. Если бы тут было что-то полезное для нас, то мы
бы сыграли ту же роль, что и антропологи у эскимосов, о которых нам
рассказывала Мария; записать тайны расы и приговорить их к уничтожению
только самим фактом этой записи. Но, кажется, перед плати еще миллионы
- 38 -
лет безмятежной эволюции. Может быть, за это время они научатся хотя бы
застольным манерам.
Я их боюсь, но не могу по-настоящему на них злиться. Даже после
случая с Дереком. Они такие, какие есть - это мы должны были вести себя
осторожнее. Возможно, теперь - в последнее мгновение - из меня получился
бы настоящий ксенолог. Дерек сказал бы, что я пытаюсь привести себя в
состояние всепрощения. Перед лицом смерти.
Меня всегда злило, что у него на все был готов ответ. А у меня
только вопросы.
Еще последний двухдневный марш, и мы должны оказаться в
безопасности купола. Пища, фильмы, книги - и, наконец, выбросить копья.
Может быть, я слишком много читал и писал, поэтому неизбежны примеры. Мы
стоим у ворот смерти. У главного входа в смерть. Если нам удастся
добраться до купола - мы нарушим правила.
Успокойся. Может быть, я проецирую, считая, что узнаю примеры из
книг. Здесь есть только реальные вещи; причины, следствия, случайности,
энтропия... Твоя смерть, как падение листа; это маленькая, но
необходимая трагедия. Если бы все жило вечно, вселенная скоро
переполнилась бы.
Хватит выдумывать. Дело в реальности, а не в философии. Мы
отдыхаем, поэтому можем бодрствовать. Если мы будем достаточно бодры, мы
сможем противостоять девственному лесу. Мы сможем противостоять плати,
которых здесь нет. Это все лишь в моей голове. На ближайшие два дня мне
нужно освободить голову от этих кружащихся мыслей. Только рефлексы.
Чуять, слышать, наблюдать. Реагировать достаточно быстро, чтобы остаться
в живых.
Только не могу я не думать о Дереке. Он так никогда и не узнает,
кто его убил.
БРЕНДА
Габ попросил меня немного понаблюдать за обеими берегами, чтобы
самому тем временем случиться с Марией, пока не стемнело. Трудно
наблюдать сразу за обеими берегами, имея еще желание наблюдать и за ним.
В такой перспективе мужчины кажутся такими уязвимыми, когда их задница
покачивается вверх-вниз; это новая для меня перспектива. Я никогда не
была заядлой зрительницей - кроме головидения. Но это не одно и тоже.
Допустим, я ревную к ней. Она на пятнадцать лет старше меня и не
скрывает этого. Но в этот последний раз он желает лишь ее. Я услышала
это в тоне его голоса. Мне кажется, что он в известном смысле испуган не
меньше меня.
Если он считает, что это последний раз, то он плохо знает женщин.
Мария поручила мне разбудить его, когда кончится наша вахта. Если бы я
могла ждать так долго. Я наблюдала за ним, пока он спал. У него период
отдыха, как у двенадцатилетнего. Чтобы быть точней: я по собственным
наблюдениям знаю, что он может совершать это дважды подряд, и все равно
во сне у него появляется эрекция. В теперешних условиях у нас нет
никакой личной сферы.
Какой-то странно знакомый звук; его не слышишь, если производишь
сам... что это было? Шелест?
Я думаю, это просто ящер. Вот теперь шум прекратился. Последние два
дня мы наблюдали за краем леса, за ними. К вечеру и в свете костра. Они
не заходят в воду. Что будет завтра ночью? Ни острова, ни костра... Я бы
не хотела такой смерти - быть разорванной стаей ящеров. И я бы не
- 39 -
хотела, чтобы сентиментальный дикарь откусил мне голову. Я хочу стать
бабушкой, сидеть на веранде, рассказывать врачебные истории и спокойно
умереть.
Почему они не нападают? Я же знаю, что они подстерегают нас там.
Если бы они пришли сейчас, я могла бы умереть с легкостью. Я уже знакома
с этим чувством; полсотни или сотня их против нас троих с двумя
гразерами. Может, это и нехорошо, но Бог сделал хорошо; адреналин по
всем жилам, с головы до ног. Ожидание и страхи. Это воодушевляет.
Я раскладываю для просушки сырые дрова. Это немного меня отвлекает,
пока эти двое подходят к своей высшей точке. Из-за моей чувствительности
они стараются делать это как можно тише; а может, из-за своей. Только
тяжелое дыхание и все ускоряющийся чмокающий звук.
Я следую неписаному закону; мы уже не единое целое - после того
источника воды. Она имела его с тех пор семь раз, я только четыре.
Насколько я знаю. А почему я, собственно, это подсчитываю? Они будто
давно созданы друг для друга. Стальной мужчина, железная женщина.
Я была один-два раза влюблена и знаю, что у них это как-то иначе.
Не только секс; я тоже это пережила. Частью - истерия, но не в
старомодном значении этого слова, которое приписывало истерию только
женщинам. Власть материнского чрева. А тут истерия уверенности в смерти,
если использовать новый термин. Это совсем не то, что неприкрытый страх.
Это как... как... я не знаю. Как будто никогда до этого не пробовал воды
или не различал красок - и вдруг наткнулся на холодный источник или
увидел радугу. Исключая радость. Только что-то первичное, непохожее ни
на что известное. Есть в этом какой-то смысл? Мы уже неизвестно сколько
времени в постоянной опасности. Но это не то же самое. До сих пор все
время была надежда. Сейчас мы всего лишь в двух днях от укрытия, и по
какой-то непонятной причине я знаю, что у нас ничего не выйдет.
Я припоминаю лекции на занятиях по психологии, где речь шла о
людях, которые, казалось, знали, когда они умрут. Не о больных; о
солдатах, искателях приключений, внезапная и насильственная смерть
которых вызывала какой-то обратный во времени резонанс - они сообщали
своим друзьям, что каким-то образом точно знают, как это случится; и, о
Боже, это случалось именно так. Можно назвать это случайностью или
сконструировать логическую цепь причин и следствий - они нервничали,
были невнимательными и потому умерли - но сейчас, здесь я думаю, что за
этим скрывалось нечто большее. Если я смогу попасть в купол, я опубликую
опровержение. Но сейчас я чувствую свою смерть так же отчетливо, как
тягу к этому мужчине.
МАРИЯ
Нам как-то удалось пережить это.
Мы уже находились в этом лесу около двенадцати часов, начало
смеркаться, когда на нас напала стая ящеров, или лучше сказать, две стаи
- одна спереди, другая сзади. Ширина тропы не более двух шагов - и это
спасло нас. Тела громоздились друг на друга и сдерживали нападающих. Мы
убили около сорока штук, они были ростом с человека или чуть ниже и не
принадлежали к тому виду, который мы уже видели дальше внизу.
Неужели у них достаточно интеллекта, чтобы координировать
нападение, или это своего рода инстинктивный узор? В любом случае, это
было ужасно. Мы растратили массу энергии. Если это случится еще
несколько раз... ну, тогда это случится. Нет смысла об этом думать.
- 40 -
Во всяком случае, эта акция положительно повлияла на наше моральное
состояние. Эти двое излучали бессилие и страх, когда сегодня утром мы
отправлялись в путь. Они взаимно усиливали свое предчувствие судьбы. Я
не должна была подпускать ее к нему при смене вахты или нужно было их
подбодрить. Пусть бы лучше обладали друг другом, чем говорить на такие
темы. Это очень походило на прощание. В последнюю ночь я заметила это
чувство и у Габа, но я хоть попыталась его успокоить. Словами.
По моим оценкам нам еще идти от четырнадцати до восемнадцати часов
- зависит от того, как далеко мы сможем продвинуться в темноте. Конечно,
мы были против факелов. Обычно плати по ночам не охотятся, но они
непременно нападут на нас во тьме.
Естественный инстинкт приказывает нам взобраться на дерево и
дождаться там утра. Но это было бы самоубийством. Листва очень густая, и
в ней скрывается свой собственный и очень активный животный мир. Мы не
можем идти по воде, так как течение очень сильное; даже если бы мы
захотели мириться со змеями.
Мы сохраняем чувство локтя; Габ впереди, так как у него самый
острый слух. Бренда слышит лучше меня, поэтому ей приходится быть
замыкающей, но мне кажется, что ей лучше идти посредине; там она
чувствовала бы себя защищеннее. Кроме того, я хотела бы сама нести одно
из наших ружей.
ГАБРИЭЛЬ
Никогда больше не желал бы пережить такую ночь. Я так
разнервничался, что стрелял на каждый шорох. Но несколько раз нас
действительно кто-то подкарауливал на пути, и один раз это был не ящер.
Большой, мохнатый, выпрямившийся на задних ногах и поднявшийся над нами;
весь из зубов и когтей, и член размером с мою руку. Он был настолько
глуп, что не заметил, что уже мертв, и неутомимо двигался на нас даже
тогда, когда я перерезал ему ноги на высоте колен. Если бы мы прошли еще
несколько шагов до того, как я выстрелил, он убил бы меня, а может, и
всех нас. Свет гразера был почти ярким в черной, как смоль, темноте -
мерцающий брус света. Я полностью истратил заряд энергии и вынужден был
наощупь перезаряжать батарею.
По крайней мере, нам не нужно беспокоиться о плати. Ничто даже
отдаленно выглядевшее съедобным, не может пережить такую ночь без
лучевого оружия.
Когда я сказал об этом Марии, она ответила, что не уверена в этом.
Они будто бы уже преследовали нас в девственном лесу. Если это были не
те же самые. Но по сравнению с этим лесом, тот был почти парком.
Мы смертельно устали, но быстро двигались вперед, держа направление
к красному гранитному холму. Оттуда, в пятидесяти шагах вверх по реке,
направо ведет узкая тропка, по которой нужно пройти около полукилометра,
чтобы добраться до поляны, где стоит купол. Всего несколько часов.
БРЕНДА
Он там! Скала! Мне трудно... говорить... бежать...
- 41 -
МАРИЯ
Успокойся! Осторожно! Вот так-то лучше. Теперь совсем тихо.
ГАБРИЭЛЬ
О, нет! Дерьмо; нет!
БРЕНДА
Они его... сожгли?
ГАБРИЭЛЬ
Копья...
МАРИЯ
Возьми его ружье! В укрытие! Сюда!
БРЕНДА
Я... О-о-о!
МАРИЯ
Так... все кончилось. Габ умер минут десять назад; в самом начале
нападения. Копье вошло ему в затылок. Бренда была убита сразу после
него, тоже копьем, которое вошло ей в плечо и вышло в спине. Она прожила
несколько минут и надлежащим образом мстила, когда плати напали. Мне
кажется, мы убили их всех; по моим подсчетам их было тридцать семь. Если
кто-то из них был в лесу, он останется там на все времена.
Они, должно быть, обложили купол дровами и поддерживали огонь до
тех пор, пока энергетическое поле не перегрелось и, наконец, не вышло из
строя. Подобная кампания мести при его конструировании, очевидно, не
предусматривалась.
Из останков мало чем можно было воспользоваться. Запасы пищи
уничтожены, энергетические батареи взорвались от жара. Ящик с
