С четырнадцати лет я ношу на пальце кольцо с алмазами, которым уже не раз
пользовалась для разрезания стекла. Два алмаза в нем немного торчали.
Как-то с помощью своего кольца я даже сделала стеклянный макет люблинской
электростанции. Правда, то стекло было толщиной всего в два миллиметра, а
это, на этажерке, пожалуй, все шесть.
Откатив этажерку в такое место, откуда мне было видно все помещение,
я принялась за работу. Через четверть часа мне удалось изобразить на
стекле длинный прямоугольник. Перечеркнув его для верности еще два раза
поперек, я без труда выдавила стекло. С легким звоном оно упало внутрь.
Вытащив все маленькие ключи, в том числе и ключи от "ягуара", я взяла
их с собой, а остальные спрятала под подушку дивана в этой же комнате.
В притоне я играла в этот вечер с переменным успехом. Часа через два
я опять принялась хвататься за голову, делая вид, что иногда забываю о
голове, увлеченная игрой, а иногда забываю об игре из-за головной боли.
Надо было добиться того, чтобы мою головную боль они обязательно
запомнили. Я выжидала более-менее заметного выигрыша, чтобы покинуть
притон в соответствии со своими привычками, лишь в крайнем случае решив
воспользоваться головной болью как причиной.
Мне повезло, я два раза подряд выиграла на один и тот же номер.
Выиграла не так уж и много, по кучка жетонов передо иной издали выглядела
вполне приличной. Я сгребла их, обменяла на деньги, подержалась за голову
и вышла.
Черные бандиты молча проводили меня до вертолета. Пилот послушно
поднял вертолет, и через несколько минут мы уже были на террасе.
Теперь мне предстояла чрезвычайно интенсивная деятельность.
Раздвижные двери диспетчерской были подогнаны идеально, но я все-таки
обнаружила узенькую, миллиметра в два, щель между дверью и стеной.
Приготовленный раствор - цемент с песком - я затолкала в эту щель пилкой
для ногтей, начиная с пола, до такой высоты, насколько могла достать. К
утру раствор должен затвердеть, так что двери не раскроются и понадобится
какое-то время, чтобы выколупать цемент.
Патлатый еще не вернулся. Об этом свидетельствовало и отсутствие
третьего вертолета, и обычное в таких случаях ослабление дисциплины.
Стража на террасе спала мертвым сном. Правда, один из часовых лег у самого
выхода, видимо, из тех соображений, чтобы проснуться, если мне вздумается
перелезать через него.
Бесшумно вывела я машину из гаража. Теперь я уже ее не проверяла
перед выездом - ехать было недалеко. До намеченного места я добралась так
же бесшумно. На небе светили звезды и кусочек луны, и этого освещения
оказалось совершенно достаточно, чтобы без приключений проехать такую
короткую трассу, тем более что я ее предварительно хорошо изучила. Съезжая
с шоссе к намеченной скале, я приоткрыла дверцу, чтобы успеть выскочить из
машины, если бы "ягуару" пришла охота свалиться в пропасть. Не пришла,
свалилось только немного камней.
Спрятав машину, я пешком вернулась в резиденцию, прихватила вещи
из-под пальмы и направилась к яхте. К этому времени я уже вполне сносно
научилась передвигаться по скалам на четвереньках и могла бы с успехом
выступать в цирке.
Вода стояла высоко, борт яхты почти сравнялся с помостом. Каждую
минуту мог начаться отлив.
В соответствии с планом я насыпала немного камней в желоб, по
которому двигались ворота, и аккуратно зацементировала их остатком
раствора. Канат на корме я перерезала пружинным ножом, потом перерезала
канат на носу и принялась тянуть за него. Боюсь, что я немного
поторопилась и опередила отлив, так как яхта не могла двинуться с места.
Эта темная громадина сидела в воде как прикованная и даже не пошевелилась.
Я еще подумала, может, корабль стоит на якоре, и на всякий случай
осмотрела то место, где, по моим предположениям, должен находиться якорь,
но там ничего не висело. Я вернулась на причал, уперлась покрепче ногами,
натянула канат изо всех сил, и яхта дрогнула! Дрогнула, пошевелилась и
потихоньку сдвинулась с места.
Когда полочка в скале закончилась и дальше я уже не могла идти, я
притянула яхту к себе, уперлась в борт и попыталась оттолкнуть ее вправо.
Сначала она поддавалась с трудом, потом все легче, так что я испугалась,
что ноги мои останутся на берегу, а руки на яхте, тела не хватит, и я
свалюсь в воду, а это совершенно не входило в мои планы.
Тем временем нос яхты почти коснулся противоположного берега пролива,
который был настолько узок, что яхта с трудом входила в него. Я быстро
перелезла через борт яхты и помчалась на нос. Теперь я отталкивалась
руками от берега и возникла прямо противоположная опасность; ноги мои
останутся на яхте, а руки на берегу. Опять нехорошо. Я вспотела, как мышь
под метлой, и сопела, как паровоз, я совсем выбилась ка сил, пытаясь
сладить с этой махиной. Как не хватало мне второй меня!
Теперь пролив сворачивал влево. Я металась по палубе то назад, то
вперед, отталкиваясь от скалы в нужном месте. Никогда в жизни не работала
я так тяжко и в таком темпе!
И вот передо мной открылся выход в океан! Тут я отдала себе отчет,
что боа мотора дальше двигаться нельзя. Скала, от которой я отталкивалась,
вот-вот кончится, и океанская волна втолкнет яхту обратно. Правда, отлив
еще продолжается, но теперь опасно полагаться на него. Отлив меня потянет,
а волна прибьет, и, того я гляди, яхта стукнется о скалы. Я бросилась в
рулевую рубку.
"Спокойней, спокойней, - уговаривала я себя, потому что у меня
тряслись руки. - Спокойно подбирай ключ".
Один за другим втыкала я все имеющиеся у меня ключи в то место, где,
по моим представлениям, включалось зажигание. Ведь должен же один из них
подойти! Если нет - конец... Обратно мне эту махину не затащить, тем более
теперь, во время отлива. Прилив заклинит яхту в проливе, меня обнаружат и
отнимут последнюю надежду на спасение. Не бежать же мне в самом деле через
горы!
У меня еще оставалась добрая половина ключей, когда один из них легко
вошел в скважину. На мгновение я замерла, а потом, затаив дыхание,
повернула ключ вправо. И свершилось чудо!
Пулы управления вспыхнул вдруг разноцветными огоньками, а все
пространство вокруг меня и подо мной наполнилось тихим урчанием. Чудесные
двигатели работали чуть слышно, их почти заглушал доносящийся из порта
неясный шум. Скалы надежно прикрывали яхту, и бандиты наверху просто не
имели права меня услышать.
Я перекрестилась и взялась за рукоятку. Переведя ее вперед, я от
страха закрыла глаза. А ну как взревет?
Не взревело, только немного усилился шум мотора, и яхта двинулась
вперед. Поспешно открыв глаза, я ухватилась за руль, совершенно не
представляя, как следует обращаться с ним. Вспомнилось мне, как когда-то
на Мазурских озерах я пыталась вести катер и какие загогулины выписывала
при этом на воде. Тогда рядом со мной стояли рулевой и матрос. Они чуть не
лопнули со смеху. А сейчас я совсем одна...
Теперь уже ничто на свете не заставит меня усомниться в правильности
народной пословицы: дуракам везет, - моя яхта сама по себе встала носом
точнехонько на выход из залива, так точно, что лучше и не надо. Мне ничего
не пришлось крутить, я только держалась за штурвал и как баран уставилась
вперед, туда, где под луной искрился и блестел океан. Я вышла из залива
идеально, под небольшим углом к волне, как и положено.
Пена хлестнула по носу, и это меня отрезвило. Что делать теперь:
передвинуть дальше тот же рычаг или ввести в действие другой? Поскольку я
любила симметрию, я и второй рычаг передвинула на один зубчик.
Яхта перелезла через волну, взобралась на следующую, с которой
свалилась вниз так, что пена валила стекло рубки. Я испугалась, вспомнила,
что у берега волны всегда больше, и перевела оба рычага еще на один зубчик
вперед.
Моя величественная и несколько медлительная посудина сразу набрала
прыти и рванулась вперед, с шумом разрезая воду. Гул мотора усилился, и
звук стал выше. Я оглянулась: темная стена скал быстро удалялась, за
кораблем тянулся поблескивающий серебром след. Нос яхты уже не сваливался
с волн, просто не успевал, он разрезал верхушки волн и скользил по ним.
Безгранично счастливая, забыв обо всех опасностях, летела я вперед,
наслаждаясь чувством свободы и целиком отдаваясь быстрому движению.
Наконец я взглянула на небо. Южный Крест сверкал и переливался почти по
курсу. Ничего хорошего, выходит, я плыву почти на юг.
Звезды я любила с детства, знала их и умела по ним ориентироваться.
Глядя теперь на Южный Крест, я стала поворачивать штурвал влево. Южный
Крест сдвинулся и стал перемещаться назад. В тот момент, когда он оказался
по правую сторону от меня, я повернула штурвал слегка направо. Крест
поместился позади меня, несколько наискосок, и замер. Я поздравила себя с
мастерски проведенной операцией.
Ободренная успехом, я бесстрашно перевела оба рычага на последний
зубчик вперед. Тон и шум мотора опять изменились, теперь это был
приглушенный рев. Яхта прыгнула вперед так, что меня прижало к спинке
кресла, брызги воды летели вдоль бортов, как искры от паровоза. Неужели
это всего-навсего семьдесят километров в час? Корабль несся вперед, как
ракета, плеск и хлюпанье воды превратились в один сплошной шум, волны нам
теперь были нипочем. Нос яхты задрался вверх, и "Морская звезда" мчалась
по верхушкам волн, почти не касаясь их.
Скорость, с которой я удалялась от места моего заключения, меня
одновременно и радовала, и тревожила. Надо было как можно скорее взять
правильный курс, а для начала обойти порт и находящиеся в непосредственной
близости от него отдельные суда. Никто не должен меня заметить, иначе
утром будут уже знать, где я нахожусь. Потом я пойду прямо на восток, а
где-нибудь посредине океана поверну на север. А как узнать, где у океана
середина...
Стараясь плыть так, чтобы Южный Крест все время находился по правому
борту, я пыталась высчитать, сколько времени мне понадобится плыть в
принятом темпе, чтобы оставить за собой тысячи две километров. Скорость я
определила на глазок как восемьдесят километров в час. Очень нелегко было
с этим Крестом, он качался у меня, как пьяный, и никак не хотел стоять на
месте. Малейший поворот штурвала сразу отодвигал его то слишком далеко
назад, то излишне продвигал вперед. Далеко слева виднелись огни порта и
кораблей, передо мной же ничего не было видно, одна чернота, в которую я и
мчалась. После продолжительного балансирования Южный Крест замер наконец
неподвижно в нужном месте, а огни по левому борту переместились назад и
постепенно исчезли. Я посмотрела на часы и постаралась запомнить время.
Было три часа двадцать шесть минут...
О том, что происходило в покинутой мной резиденции, я узнала
значительно позже.
Патлатый вернулся только к завтраку. Где-то около четверти
двенадцатого, когда завтрак уже кончался, он поинтересовался, почему меня
нет, и спросил у лупоглазого, где эта зараза, на что тот ответил, что,
наверное, еще спит, так как вчера у нее болела голова.
- И что? Она отправилась спать раньше обычного? - встревожился
патлатый.
- Да нет, проглотила какой-то порошок, сказала, что ей стало лучше, и
весь вечер играла.
- А ты ее видел?
- Еще бы, собственными глазами. Она выиграла, сам видел, но хваталась
за голову, видно, опять разболелась.
- Только бы ее не хватила кондрашка. - На этом патлатый закончил
разговор.
Но, видимо, мое здоровье его все-таки беспокоило, через какое-то
