конечно... - Он стукнул себя в грудь.
- А что покупатели?
- Они ничего не знают. Чего вы боитесь, принцесса?
- Мой сын, ну, он очень чувствительный!
- Сардукары не раскрывают своих секретов, - сказал он.
- А также и мертвые, - Она полилась вперед и нажала на красную кнопку
под освещенным экраном.
В тот же миг Лазанские тигры подняли головы. Они вскочили на ноги и
посмотрели на вершину холма, на Левенбрега. Одновременно они повернулись и
начали быстро карабкаться вверх по склону холма.
Поначалу выглядя совершенно спокойно, Левенбрег нажал кнопку на своем
пульте управления. Его движения были уверенны, но по мере того, как кошки
продолжали подбираться к нему, он все сильнее и яростнее нажимал на
кнопку. И вдруг осознание происходящего сковало черты его лица, и он рукой
потянулся к ножу, который висел у него на поясе. Но он спохватился слишком
поздно. Сильная лапа с растопыренными когтями ударила его в грудь и сбила
с ног. Когда он упал, другой тигр зубами схватил его за шею и встряхнул.
Его позвонки хрустели.
- Не упускай малейших деталей, - сказала принцесса. Она повернулась,
резко выпрямилась, когда Тайканик достал свой нож. Но он показал ей лезвие
ножа, держа его в руке перед собой.
- Наверное, ты предпочла бы воспользоваться моим ножом, чтобы
обратить внимание на другую деталь, - сказал он.
- Верни его назад, в ножны, и хватит дурачиться! - воскликнула она в
гневе. - Когда-нибудь ты, Тайканик, ухитришься меня...
- Это был хороший человек, принцесса. Один из моих лучших людей.
- Один из _м_о_и_х_ лучших людей, - поправила она его.
Он глубоко, взволнованно вздохнул и убрал в ножны нож.
- А как быть с транспортным пилотом?
- Это можно представить как несчастный случай, - сказала она. - Ты
предупредишь его, чтобы он был очень осторожен, когда этих тигров повезет
к ним. И конечно, когда он доставит на транспорте наших любимцев людям
Джавида... - Она взглянула на нож.
- Это приказ, принцесса?
- Да.
- Тогда, может быть, мне упасть на мой нож, или ты позаботишься об
этой... э-э-э, подробности?
Она заговорила притворно спокойным, твердым голосом:
- Тайканик, если бы я не была абсолютно уверена, что ты не упадешь на
свой нож по моей команде, ты не стоял бы сейчас здесь, рядом со мной,
вооруженный.
Он молча выслушал ее и уставился на экран. Тигры все еще ели.
Она отказалась смотреть на экран, она не отвела глаз от Тайканика и
сказала:
- Ты также скажешь нашим покупателям, чтобы они больше не привозили
нам подобранные пары детей, такие, которые подходят необходимым
требованиям.
- Как прикажешь, принцесса.
- Не говори со мной таким тоном, Тайканик.
- Да, принцесса.
Ее губы вытянулись в тонкую линию. Потом она добавила:
- Сколько пар костюмов у нас еще осталось?
- Шесть пар, а также стилсьюты и обувь для песка, все это помечено
знаками Атридесов, которые вытканы на ткани.
- Ткань такая же богатая, как и на той паре? - она кивнула в сторону
экрана.
- Вполне соответствующая королевской, принцесса.
- Внимание к детям, - сказала она. - Одежду следует отправить на
Арракис в качестве подарков для королевских близнецов. Это будет подарком
от моего сына, ты понимаешь меня, Тайканик?
- Вполне, принцесса.
- Пусть напишет что-то вроде сопроводительного письма. В нем должно
говориться, что он посылает эту пустяковую одежду в знак своей преданности
Дому Атридесов. Что-то в этом духе.
- А по какому случаю?
- Ну, хотя бы по поводу дня рождения, праздника или еще чего-нибудь,
Тайканик. Это я предоставляю тебе. Я доверяю тебе, мой друг.
Он молча посмотрел на нее.
Ее лицо ожесточилось.
- Ты наверняка должен знать это? Кому еще я могу довериться с тех
пор, как умер мой муж?
Он пожал плечами и подумал, что с ней очень опасно быть в тесных
отношениях, особенно после того, как он только что убедился на примере
Левенбрега, что может произойти.
- И еще, Тайканик, - сказала она, - еще одна деталь.
- Да, принцесса.
- Моего сына учат управлять. Наступит время, когда он будет готов
взять власть в свои руки. Ты узнаешь, когда наступит этот момент. Я хочу,
чтобы меня немедленно об этом поставили в известность.
- Как прикажешь, принцесса.
Она откинулась назад и понимающе посмотрела на Тайканика.
- Ты не одобряешь меня, я знаю это. Но для меня не имеет значения,
сколько времени ты будешь помнить этот урок с Левенбрегом.
- Он хорошо обращался с животными, но вполне заменимый слуга, да,
принцесса.
- Я совсем не это имела в виду!
- Разве? Тогда... я не понимаю.
- Армия, - сказала она, - формируется, по возможности, из полностью
заменимых частей. Вот это и есть урок Левенбрега.
- Заменимые части, - сказал он. - Включая высшее командование?
- Без высшего командования. В армии для этого редко возникает
причина, Тайканик. Вот почему ты немедленно овладеешь религией Махди, и в
то же время начнешь обращать в нее моего сына.
- Я готов, принцесса. Я полагаю вы не хотите, чтобы я ограничил его
образование по другим военным искусствам ради этой, э-э-э... религии?
Она вскочила со стула, обошла его кругом, остановилась у двери
сказала, не оборачиваясь:
- Когда-нибудь, Тайканик, ты выведешь меня из терпения. - С этими
словами она вышла.
10
Или мы отказываемся от почитаемой долгое время теории
относительности, или мы перестаем верить, что можем
вовлечь себя в непрерывное точное предсказание будущего. В
самом деле, зная, что будущее поднимает множество
вопросов, на которые невозможно ответить, придерживаясь
традиционного подхода, если, во-первых, не отделять
Наблюдателя от Времени и, во-вторых, не сводить к нулю
развитие. Если вы принимаете теорию относительности, то
может быть видно, что Время и Наблюдатель должны
находиться в тесной связи, иначе вкрадутся ошибки.
Казалось бы, можно сказать, что невозможно вовлечься в
точное предсказание будущего. Тогда как мы объясним
продолжающиеся поиски этой призрачной цели уважаемыми
учеными? Тогда как объясним Муад Диба?
Харк ал-Ада. Лекция по Предвидению.
- Я должна тебе кое-что рассказать, - сказала Джессика, - хотя даже я
знаю, что этот мой рассказ напомнит тебе о многих случаях из нашего общего
прошлого и что это подвергнет тебя опасности.
Она замолчала, чтобы посмотреть, как Ганима воспринимает это.
Они сидели одни, вдвоем, расположившись на низких диванных подушках в
палате съетча Табр. Понадобилось значительное умение для проведения этой
встречи, и Джессика была совсем не уверена, что не она одна прикладывала
усилия для подобной встречи. Казалось, Ганима предвидела и продумывала
каждый шаг.
Было почти два часа пополудни, и волнения, связанные с узнаваниями,
были уже позади. Джессика заставила себя сконцентрировать внимание на этой
комнате со стенами из скал, с ее темными занавесями и желтыми подушками.
Чтобы преодолеть накопившееся напряжение, она мысленно перенеслась, в
первый раз за многие годы, во времена, напоминавшие ей о Литании. Против
Страха из ритуала Бене Джессерит.
"Я должна бояться. Страх убивает разум. Страх - это маленькая смерть,
которая несет полное забвение. Я буду смотреть в лицо моему страху. Я
позволю ему овладеть мною и пронзить меня насквозь. И когда он уйдет, я
внутренним зрением прослежу его путь. Там, куда уйдет страх, не будет
ничего. Только я останусь".
Она проделала это молча и глубоко, спокойно вздохнула.
- Иногда это помогает, - сказала Ганима. - Я имею в виду Литанию.
Джессика закрыла глаза, чтобы скрыть потрясение от этой способности
проникновения в чужие мысли. Прошло много времени с тех пор, как
кто-нибудь был способен прочитать ее сокровенные мысли. Осознание этого
всегда приводило в замешательство, особенно, когда эта способность
подкреплялась интеллектом, который скрывался под маской детства.
Посмотрев в лицо своему страху, Джессика открыла глаза и уже знала
источник беспорядка: "Я боюсь моих внуков". Ни один из этих детей не
показал позор Мерзости, который Алия выставляла напоказ, хотя Лито выдавал
каждый признак какого-то ужасающего уживания. Вот по какой причине он
очень искусно отстранен от этой встречи.
В порыве гнева Джессика отбросила в сторону свои привычные застарелые
эмоциональные маски, зная, что здесь от них не будет никакой пользы, они
всего лишь препятствие в общении. С тех пор, когда у нее была любовь с
Герцогом, она не убирала препятствия, и она обнаружила, что это ей
принесло одновременно облегчение и боль. Остались факты, которые ни
проклятья, ни молитвы, ни Литания не могли бы убрать из этой жизни. От
этих фактов нельзя было убежать. Их нельзя было проигнорировать. Элементы
видений Пола были восстановлены и были подхвачены его детьми. Они были
магнитом в пустоте: жестокость и все самые серьезные злоупотребления
властью притягивались к ним.
Ганима, наблюдавшая за сменой эмоций на лице своей бабушки, была
очень удивлена, что Джессика потеряла над собой контроль.
Абсолютно синхронно, как бы улавливая движения друг друга, обе
повернулись, глаза их встретились, и они уставились друг на друга,
проникая глубоко друг в друга. Они обменялись между собой мыслями, не
произнося слов.
Джессика: "Я хочу, чтобы ты видела мой страх".
Ганима: "Теперь я знаю, что ты любишь меня".
Это был быстро проходящий момент их внутреннего доверия.
Джессика сказала:
- Когда твой отец был еще мальчиком, я доставила на Келадан
Преподобную Мать, чтобы протестировать его.
Ганима кивнула. Память об этом была слишком яркой: "Мы, последователи
Бене Джессерит, были очень осторожны, чтобы увериться в том, что дети,
которых мы воспитывали, были людьми, а не животными. Никто никогда не мог
определить это по внешнему виду".
- Это тот метод, с помощью которого вас обучали, - сказала Ганима, и
память устремилась в ее разум: это старая Бене Джессерит, Ганус Хэлен
Моахим. Она прибыла в замок Келадана со своим ядовитым Гом Джаббаром. И
ящичком жгучей боли. Рука Пола (собственная рука Ганимы в разделенной
памяти) была в агонии от этого ящичка, в то время как старуха спокойно
говорила о мгновенной смерти, если он вытащит руку из ящика с болью. И не
было сомнений в том, что смерть подкрадывалась к горлу ребенка, а
старческий голос монотонно бубнил свое разумное объяснение:
- Ты слышал о животных, которые перегрызают себе ногу, чтобы
выбраться из капкана. Это свойственно животным. Человек же останется в
капкане, будет терпеть боль, ощущая смерть, потому что он может убить
того, кто ставил капкан, и подвергнуть его наказанию.
Ганима затрясла головой при воспоминании о боли. Жжение! Жжение! Полу
казалось, что от его кожи, из подверженной боли руки идет черный дым
внутри ящика, мясо скручивается и отваливается, и остаются только одни
обгоревшие кости. Но это был обман - рука была невредима. Хотя на лбу
Ганимы выступил пот при этом воспоминании.
- Разумеется, ты помнишь это так, как я не могу, - сказала Джессика.
На мгновение воспоминания отступили, и Ганима увидела свою бабушку в
