- Вы были один. А может быть, они почуяли...
Холлоран размышлял о том, почему поляк не закончил свою фразу.
- Они не любят дневного света и обычно прячутся где-нибудь в тени,
пока не стемнеет, - вступила в разговор Кора, полуобернувшись на своем
сидении. - Ночью они не спят, рыщут по лесу, бегают повсюду. Они
полудикие, и предпочитают обходить людей стороной.
- Да, а ночью становятся хорошими сторожами. Если в поместье
проникнет кто-то чужой, они вынюхивают следы нарушителей и крадутся за
ними.
- И много ль их уже было, - спросил Холлоран, - нарушителей?
Палузинский хихикнул. На вопрос Холлорана ответила Кора:
- На моей памяти чужие люди переходили границу этих земель только
один или два раза. Они были очень напуганы и тут же убрались обратно.
- Да, им повезло, если их не растерзали на клочки, - откликнулся
Холлоран.
- Нет, шакалы их не тронули. Чужаки испугались... не зверей, а
чего-то другого.
- Я не понял вас. Чего именно они испугались?
Палузинский снова издал короткий смешок:
- Леших, лесных чертей, "пан" Холлоран. Вам никогда не приходилось
слышать о леших?
Впереди показался особняк; красный цвет кирпича, из которого были
сложены его стены, казался более темным и тусклым в пасмурную погоду. Кора
повернулась обратно, словно не хотела больше участвовать в разговоре, но
Холлоран наклонился вперед и положил руку на плечо девушки, чтобы привлечь
ее внимание.
- Какие лешие? Что он имеет в виду, в конце концов?
- Ничего особенного, Лайам. Ничего такого, из-за чего стоит
волноваться.
- Но все-таки расскажите ему об этом, пожалуйста, - попросил
Палузинский, и в его голосе прозвучала добродушная насмешка. Поляк
украдкой кинул на Холлорана быстрый взгляд; его глаза за стеклами очков в
тонкой металлической оправе превратились в две узкие щелочки.
- Всего лишь плоды воображения, - быстро сказала Кора. - Феликс может
создавать эти воображаемые образы благодаря уникальным способностям своей
психики. И может заставлять людей видеть то, чего на самом деле нет.
Да, в этих способностях Клина Холлоран уже имел возможность убедиться
на собственном опыте, когда во время утренней лодочной прогулки по озеру
перед его глазами предстали неожиданные, причудливые, странные образы.
- Феликс чувствует, когда собаки чем-то встревожены, - продолжала
Кора. - Я точно не могу сказать, каким образом он узнает об этом -
возможно, между ним и зверями существует что-то вроде телепатической
связи. Обычно ему не требуется даже слышать их вой или лай - когда кто-то
переходит границы поместья, Клин сразу узнает об этом, даже если стая
шакалов находится в это время далеко от дома.
Холлоран начал понимать, почему Клин чувствует себя достаточно
надежно защищенным в своем загородном поместье - по крайней мере, у него
есть веские основания больше доверять стае сторожевых собак, чем доброй
дюжине агентов безопасности в своих городских апартаментах. Этот человек
сам являлся системой, чувствительно реагирующей на малейшую тревогу, на
любое приближение опасности. Если учесть, какой силой обладал Феликс Клин,
то неудивительно, что он внушал своим подчиненным чувство, весьма похожее
на страх.
Автомобиль остановился возле дома, и Кора обернулась и наклонилась
через спинку своего сиденья, чтобы разбудить Клина.
- Феликс, - тихо позвала она, затем, не дождавшись ответа, повторила
его имя громче.
- Феликс, мы уже приехали, - в третий раз сказала Кора, приподнявшись
со своего места и протянув руку вперед, дотронулась до колена Клина.
Темноволосый человечек, удобно свернувшийся в углу заднего сиденья
"Мерседеса", вздрогнул, но не проснулся. Она настойчиво потрясла его
колено и еще раз громко произнесла его имя.
Клин шевельнулся, вытянул ноги вперед. Пробормотав что-то
невразумительное, он выпрямился на мягких пружинистых подушках
"Мерседеса".
- Мы дома? - невнятно спросил он глухим, усталым голосом, так что
едва можно было разобрать его слова.
- Да, Феликс, мы в Нифе, - ответила Кора.
- Хорошо, - сказал он, и, помолчав несколько секунд, повторил еще
раз: - Хорошо.
Он сел, чуть повернувшись направо, и взялся за ручку дверцы
автомобиля.
Пальцы Коры, сильно сжавшие его колено, удержали Клина на месте.
Девушка глядела на него широко раскрытыми, испуганными глазами.
Холлоран замер.
Клин удивленно переводил свой взгляд с Коры на Холлорана, и пока он
делал это, небольшие хлопьевидные кусочки шелушащейся кожи слетали с его
лица. Вся поверхность его лица была покрыта вздутыми пупырышками; мертвая
ткань во многих местах отслаивалась и свободно свисала со щек и лба.
Он сдвинул брови, и омертвелые участки кожи, похожие на чешуйки,
посыпались на его плечи и колени. Клин задрожал всем телом.
32. ПЕРЕМЕНА КОЖИ
Револьвер оказался в руке Холлорана за несколько секунд до того, как
дверь полностью открылась.
На пороге стояла Кора. Ее смутил вид наведенного на дверь оружия.
- Прошу прощения, - дрогнувшим голосом произнесла она. - Я должна
была постучаться.
Он жестом пригласил ее войти, поднимаясь с постели и присаживаясь на
ее край. "Браунинг" лег обратно на тумбочку у изголовья кровати.
- Как чувствует себя Клин? - спросил он.
Кора закрыла дверь и прислонилась к ней, сложив руки спереди - пальцы
сплетались "замком".
- Он не выходил из своей комнаты с тех пор, как мы приехали в Ниф.
- За доктором послали?
Девушка отрицательно покачала головой:
- Феликс не разрешил. Он сказал, что болен псориазом - редким кожным
заболеванием; обострения повторяются через каждые несколько лет. Он
сказал, что причин для беспокойства пока нет.
- Значит, болезнь... Однако мне показалось, что он относится к ней не
столь уж спокойно и пренебрежительно, как ты говоришь. Он был испуган и
взволнован, когда Палузинский помогал ему добраться до постели. Ты не
помнишь, за последние несколько лет, которые ты провела рядом с ним, у
него случались подобные обострения?
- Нет.
- Надо бы послать за доктором, чтобы он осмотрел Клина.
- Он строго-настрого наказал нам не делать этого. Распорядился, чтобы
его не тревожили и попросили Кайеда и Даада подняться к нему, как только
они приедут из Лондона - у них есть какие-то специальные притирания,
которые помогают при его болезни, - она растерянно посмотрела на
Холлорана. - Но мне, наверное, не следовало тебя беспокоить. Ты устал.
- Ну, душ и переодевание освежили и взбодрили меня. Мне даже удалось
перекусить бутербродом, - он протянул руку. - Кора, мне нужно поговорить с
тобой. Иди ко мне.
Казалось, она колеблется. У Холлорана мелькнула мысль, что девушка
сейчас повернется и уйдет, но она подошла к его раскрытой постели и
остановилась рядом с ним.
- Садись рядом, - сказал он.
Она села так близко, что Холлоран сперва удивился, но девушка
придвинулась еще ближе, прижалась, положив голову ему на плечо, и он обнял
ее, радуясь, что стена недоверия между ними, кажется, разрушена.
- Лайам, - шепнула она, - у меня такое странное чувство, словно я
чем-то напугана или мне угрожает опасность...
- Я понимаю. Мне и самому становится как-то не по себе, стоит мне
очутиться здесь.
Она чуть приподняла голову и посмотрела ему в лицо.
- У тебя тоже?
- Может быть, мы все заразились этим неврозом от Клина. Он
сумасшедший, ты знаешь это?
- Иногда мне хочется, чтобы и на самом деле было бы так - вдруг легче
станет... Но это не так. У Клина неустойчивая психика, он, как ты сам
сказал, неврастеник, но он не помешанный, Лайам... "не совсем" помешанный.
- Он считает, что ты продаешь секреты, принадлежащие корпорации.
Холлоран умышленно сообщил ей свою новость в столь резкой и
грубоватой форме. Это неожиданное замечание так или иначе должно было
смутить девушку, может быть, поразить ее или вывести из себя. Он ждал,
какова будет ее реакция на его слова.
- Ты подшучиваешь надо мной. Этого не может быть, - недоверчиво
сказала она.
Он взял ее руку в свои, теперь уже нисколько не сомневаясь в ее
верности Феликсу Клину.
- Боюсь, что в конце концов я окажусь даже слишком прав. Весь
сегодняшний шум в "Магме" поднялся именно из-за этого. Кто-то выдал вашему
главному конкуренту недавно открытые месторождения меди.
- Как, это опять случилось?
Он кивнул:
- И Клин указал на тебя, как на главное виновное лицо.
- Но почему? Я не...
Холлоран пожал плечами:
- Ближе тебя к нему не стоит никто.
Кора отстранилась от него; напряженно глядя в одну точку, она,
казалось, не видела ничего вокруг себя.
- Как он мог вообразить такое? Лайам, я...
Он снова прижал ее к себе.
- Я знаю, что ты здесь ни при чем, но может быть, Клин преследует
здесь собственные тайные цели и руководствуется одному ему понятными
соображениями. Кто может знать, что придет в голову такому
непредсказуемому человеку?
- Я до сих пор не могу понять, в чем он обвиняет меня.
- "Я" до сих пор не могу понять, что заставляет тебя быть столь
преданной этому недоношенному ублюдку.
Она долго молчала. Потом сказала, чуть не плача:
- Я завишу от него. Он... он для меня - словно наркотик, Лайам. Он
нужен мне, понимаешь?
- Я думаю, ты такая же сумасшедшая, как он.
- Нет! Не говори так, ты не знаешь...
- О чем же я не знаю, Кора? - спросил он со злостью. - О том, что за
ерунда происходит меж тобой и Клином?
Она всхлипнула.
- Помоги мне, Лайам, - тихо сказала девушка. - Пожалуйста... помоги
мне.
- Чем я помогу, если я не знаю, что случилось?
Кора начала дергать пуговицы на своей кофточке. Руки у нее дрожали.
- Сделай так, как ты делал предыдущей ночью. Возьми меня. Только будь
нежным, как в тот раз, когда... Я хочу, чтобы ты сделал это сегодня,
сейчас.
Сбитый с толку, растерянный Холлоран встал с постели и подошел к
двери. Он запер ее.
Плотные шторы были опущены, и в комнате царил полумрак. Разрозненные
предметы из коллекции древних редкостей казались темными массивными
фигурами, по непонятной причине попавшими в жилое помещение. От курильницы
с зажженными благовониями, стоящей в дальнем темном углу, исходил тяжелый,
приторный запах мускуса. Стены и деревянные предметы обстановки комнаты
были украшены знаками Зодиака, изображениями рогатых зверей и крылатых
тварей; некоторые предметы были помечены, словно клеймом, грубым знаком
ока. Книги в беспорядке были разбросаны по полу. Громадная кровать с
балдахином стояла возле одной из стен; занавеси из легкого материала
красивыми складками ниспадали с верхних перекладин навеса, которые
поддерживали четыре прочные деревянные столба, стоящие по углам кровати,
украшенные искусной и затейливой резьбой.
Из-за занавесей слышалось тяжелое, хриплое дыхание.
Клин лежал на кровати. Коже на его обнаженном теле потрескалась и
шелушилась. Мертвая ткань сходила с воспаленных, изъязвленных участков,
отпадая мелкими чешуйками, тонкими, как папиросная бумага.
Медленно, словно все силы покинули его, Клин поднял руку и поднес ее
ближе к глазам. Мрак под балдахином был еще гуще, чем в комнате, и поэтому
ему удалось разглядеть только глубокие трещины на коже, покрывающие
причудливым сетчатым узором всю поверхность его руки. Бессильно уронив
руку вдоль тела, Клин всхлипнул, и его плечи и грудь затряслись от
