карманного фонаря и обвел им небольшой дворик, ожидая увидеть сточную
канаву и частокол, каким обычно огораживают площадку, где держат зверей.
Однако ничего подобного во дворе не было. Как ни всматривался Холлоран в
темные углы двора, шакалов не было видно - возможно, они бродили по роще
или рыскали на поросших кустарником холмах. Но возле стены дома какой-то
странный предмет блеснул в тонком луче света.
Холлоран повернул головку фонарика - теперь свет бил широким веером.
Он направил лучи фонаря туда, где только что заметил слабое мерцание
отраженного света. Там лежал один из металлических сосудов, которые вчера
привезли из особняка Кайед и Даад. Отведя луч чуть в сторону, Холлоран
обнаружил и остальные сосуды. Все они были откупорены и перевернуты набок,
крышки валялись рядом - наверняка их содержимое вылилось на землю.
Холлоран подошел ближе, светя себе под ноги фонариком, чтобы случайно не
наступить на кучу кала - весь двор был усеян этими кучами. Подойдя к
одному из сосудов, он нагнулся, чтобы посветить фонарем внутрь. Под ногой
у него что-то хрустнуло. Холлоран сделал маленький шаг в сторону и перевел
луч фонаря на землю у себя под ногами, - на небольшом пятачке вокруг
контейнеров валялось множество раздробленных, обглоданных костей. Заглянув
в ближайший сосуд, Холлоран увидел на самом дне темные куски мяса, на
которых уже копошились сотни белесых червеобразных личинок навозных мух.
Из сосуда исходил нестерпимый смрад.
Холлоран выпрямился, почувствовав легкую тошноту. Он был рад, что
пожиратели падали бродили где-то далеко от сторожки. Подняв карманный
фонарик, он посветил широким лучом на окна дома - яркое пятно скользнуло
по кирпичной кладке и исчезло в темном провале окна, затем двинулось
дальше по стене, к следующему ряду окон. Луч света, проникший сквозь
стекло, мог выдать его присутствие на заднем дворе притаившемуся в комнате
наблюдателю, однако, Холлоран и не думал прятаться: он знал, что,
подъезжая к дому на машине, нечего и рассчитывать на то, что его ночной
визит будет неожиданностью для сторожа, охраняющего въездные ворота.
Поэтому, выйдя из машины, он первым делом подошел к двери сторожки и
громко постучал, но, как и в прошлый раз, никто не вышел на крыльцо, из
дома не донеслось ни звука. Конечно, сторож мог обходить поместье со
сворой диких собак, но инстинкт подсказывал Холлорану, что в доме кто-то
есть. Он все время чувствовал чей-то пристальный взгляд.
Луч фонаря скользнул вниз, и скоро Холлоран разглядел заднюю дверь
двухэтажного домика. Двигаясь ловко и осторожно между разбросанных костей
и куч собачьего кала, Холлоран подошел к двери и потряс ее - как он и
ожидал, дверь была крепко заперта. Осторожно пробравшись вдоль стены к
ближайшему окну, он попробовал открыть его - окно не поддавалось, но
открыть его было гораздо проще, чем дверь. Поставив свою сумку на
подоконник, он вытащил складной нож и сунул его лезвие в щель, нащупывая
оконную задвижку. Когда нож уперся в шпингалет, Холлоран повернул его
лезвие в сторону - упругая, пружинистая сталь двигалась с трудом, но
задвижка все-таки поддавалась. Открыв ее, Холлоран вынул лезвие ножа из
оконной щели и, аккуратно сложив нож, спрятал его в карман куртки. Затем,
ухватившись рукой за самый низ оконной рамы, он потряс ее. Раздался треск
- очевидно, древесина рамы ссохлась, - и окно приоткрылось с резким,
пронзительным скрипом.
Холлоран поднял сумку и перенес одну ногу через подоконник. Спрыгнув
на пол, он быстро сделал шаг в сторону, от окна, на фоне которого его
темный силуэт был слишком заметен. Прислонившись к стене, Холлоран замер и
ждал, пока его глаза не привыкнут к окружающей темноте, затаив дыхание и
прислушиваясь.
В комнате пахло так, как пахнет обычно в нежилых, заброшенных
помещениях - сыростью и плесенью. В серебристом лунном свете, мягко
льющемся в комнату сквозь окно, можно было разглядеть некоторые детали
скудной обстановки: старое кресло с выпирающими из сиденья пружинами и
потертой обивкой, небольшой застекленный шкаф, стоящий у стены - не
слишком старый, но и не современный, - и старый половик. Больше в комнате
ничего не было. Там, где луна освещала пол, не прикрытый ветхой дорожкой,
было заметно, что паркет очень старый, шершавый и грязный, местами
покоробившийся от сырости. Холлоран снова включил фонарь и обвел комнату
широким лучом света. Обои отклеились и свисали со стен широкими полосами;
в углах стен и на потолке виднелись черные пятна плесени. В старинном
железном очаге лежали обгоревшие остатки дров и мелкие угольки; зола очень
плотно слежалась, и пепел не покрывал каминную решетку, словно уже много
лет в очаге не зажигали огонь. Справа от Холлорана была открытая дверь.
Холлоран подождал еще немного, прежде чем переступить с ноги на ногу
и перевести дыхание. Светя себе под ноги фонарем, чтобы не споткнуться о
выступающую половицу, он пошел к двери, не обращая внимания на громкий
скрип старого деревянного пола. Снова сфокусировав луч фонаря в тоненький
пучок, он внимательно осмотрел темный коридор, плавно водя лучом по полу и
стенам. Сквозь маленькие грязные оконца над дверью, ведущей на задний
двор, пробивались два тусклых лунных луча. Холлоран посветил фонарем в
другую сторону - коридор резко поворачивал в сторону. Холлоран догадался,
что за поворотом должны быть дверь, выходящая на крыльцо, и лестница,
ведущая на второй этаж.
Он выглянул из комнаты, держа фонарик в вытянутой руке. Перейдя на
противоположную сторону коридора и держась поближе к стене, он медленно,
осторожно двинулся вперед по коридору, туда, где был поворот, который, по
его расчетам, вел к парадному входу. Справа от него показалась дверь, но
он прошел мимо нее, даже не попробовав открыть, решив, что там, очевидно,
находится лестница, ведущая в подвал.
Почти добравшись до поворота, он резко остановился в нескольких шагах
от своей цели, и внимательно прислушался, задержав дыхание, - не раздастся
ли какой-нибудь подозрительный звук? Но в доме стояла мертвая тишина. А
запах плесени и сырости еще сильнее чувствовался в этом конце коридора.
Холлоран заметил выключатель на стене, рядом с тем местом, где он
стоял. Дотянувшись до кнопки, он нажал на нее одним пальцем, придерживая
корпус выключателя остальными, перенеся большую часть тяжести своего тела
на кисть, опирающуюся на стену. Свет не включился, но Холлорана это совсем
не удивило. Тот, кто жил в сторожке, очевидно, любил темноту.
Он двинулся дальше, завернув за угол, направив тонкий луч карманного
фонаря на массивную входную дверь, показавшуюся впереди. На ней было целых
два засова - вверху и внизу. Он заметил, что металл, из которого были
сделаны эти засовы, поржавел, словно уже много лет их не касалась ничья
рука. Слева от него показалась еще одна дверь, а справа - лестница,
ведущая наверх. Холлоран повернул налево, к двери.
Поправив длинный ремешок сумки на левом плече, он переложил фонарь в
левую руку и толкнул локтем дверь. Раздался громкий треск, прозвучавший
резко и неожиданно в глухой тишине темного дома.
Холлоран посветил фонарем в щель между дверными петлями, чтобы
узнать, не прячется ли кто-нибудь за дверью. Убедившись в том, что за
дверью никого нет, он перешагнул через порог. Комната была пуста - в ней
не стояло никакой мебели, а на окнах висели полинявшие, грязные занавески.
Затхлый, кисловатый запах особенно резко чувствовался здесь, в неподвижном
воздухе, а плесень и грибы-паразиты росли на стенах пышными гроздьями.
Там, где пласты промокшей штукатурки отвалились от потолка, были видны
балки перекрытий меж этажами. Холлоран повернулся и вышел из комнаты,
оставив дверь распахнутой. Перед ним была лестница; мрак, царивший в доме,
мешал Холлорану рассмотреть ее более подробно.
Откуда-то сверху, оттуда, куда вели эти деревянные ступеньки,
доносился неприятный, гнилой запах - гораздо хуже и резче, чем тот запах
сырости и плесени, который чувствовался во всех комнатах и в коридоре
сторожки.
Холлоран начал взбираться наверх.
Матер остановил свою машину как раз перед главным входом в здание
"Магмы", не обращая внимания на знаки, запрещающие стоянку. Ковыляя вокруг
капота автомобиля, он рассматривал огромный небоскреб, удивляясь его
гигантским размерам, которые, однако, не отягощали и не уродовали форм
здания; блестящие бронза и стекло потемнели под пасмурным небом, закрытым
низкими свинцовыми тучами, набежавшими с востока. Воздух был тяжелым и
наэлектризованным - чувствовалось приближение грозы.
Двое охранников, дежуривших в главном вестибюле, заметили
приближающуюся машину, и один из них поспешил навстречу Матеру через
просторный холл первого этажа, а второй, оставшись на своем посту, поднял
телефонную трубку на пульте связи у конторки секретаря. Матер быстро пошел
вперед, к широким входным дверям.
Не доходя до центрального входа, охранник свернул в сторону и
приоткрыл маленькую боковую дверь, как только Матер подошел ближе.
- Господин Матер? - спросил он, и Плановик полез в свой бумажник за
удостоверением "Ахиллесова Щита".
- Сэр Виктор ждет. Я провожу вас прямо к нему.
Больше охранник не проронил ни слова - ни тогда, когда они быстро
поднимались на скоростном лифте на девятнадцатый этаж, ни во время долгого
пути по знакомому крытому мягким ковром коридору, - но Матер чувствовал,
что у человека, идущего рядом с ним, нервы предельно напряжены - почти так
же, как и у него самого. Дойдя до приемной президента "Магмы", Матер
остановился в комнатке секретарей, ожидая, пока охранник постучится в
кабинет самого Сэра Виктора. Из-за закрытой двери донесся приглушенный
ответ, и охранник осторожно открыл дверь и отступил в сторону, все так же
молчаливо пропуская старого Плановика вперед. Матер шагнул в кабинет и
услышал, как затворилась за ним тяжелая дверь.
Сэр Виктор даже не приподнялся с кресла навстречу своему гостю. Перед
ним стоял высокий бокал, до половины наполненный шотландским виски.
- Хорошо, что вы приехали так быстро, - сказал глава корпорации,
вялым взмахом руки приглашая Матера подойти ближе.
На первый взгляд президент "Магмы" выглядел вполне обычно - как
всегда, безупречно одет; серый двубортный пиджак безукоризненно сидит на
худощавой фигуре, брюки идеально отглажены, темно-синий галстук повязан
аккуратно и туго, - но почему-то Сэр Виктор показался Чарльзу Матеру
растрепанным и взъерошенным. Скорее всего, это впечатление создавалось
из-за тяжелого, усталого взгляда президента, чуть перекошенной, отвисшей
челюсти и выбившейся пряди седых волос, свисающей на лоб, размышлял про
себя Плановик. Если добавить к этому небрежность в манерах, столь
необычную для джентльмена того круга, к которому принадлежит Сэр Виктор
Пенлок, (ведь для воспитанного человека никак не поприветствовать
входящего человека и не предложить присесть пожилому гостю - образец
крайней неучтивости) - то получается весьма тревожная картина. Вряд ли это
означает возвращение к этикету каменного века, подумал Матер, но,
несомненно, показывает, что этот обычно весьма вежливый человек переживает
тяжелый стресс, под влиянием которого многие становятся рассеянными.
Только сейчас президент поднялся со своего кресла, но отнюдь не из-за
запоздалого проявления вежливости, и не из уважения к своему посетителю.
- Я хочу вам кое-что показать, - произнес Сэр Виктор, направляясь к
двери своего кабинета, - после чего мы с вами обсудим, что делать дальше.