ноги и сдвинув панаму на затылок, покачивался на стуле и
пытался войти в роль эдакого заправского гуляки. А ночью,
когда уснувшая Дорис тепло дышала возле него, сквозь мрак и
истому во всем теле к нему пробрались космические чувства,
владевшие им в тот вечер - всего лишь две недели назад, -
когда он принял такое важное решение. Итак, ту
торжественную клятву постигла участь многих других его
решений. Безрассудство восторжествовало, он поддался
первому же зуду желания. Безнадежный, совершенно
безнадежный человек.
Он долго лежал с закрытыми глазами, размышляя над своим
позором. Дорис шевельнулась во сне, мистер Хаттон повернул
к ней голову. В слабом свете, проникавшем с улицы сквозь
неплотно задернутые занавески, виднелась ее обнаженная до
плеча рука, шея и темная путаница волос на подушке. Она
была такая красивая, такая соблазнительная. Стоит ли ему
сокрушаться о своих грехах? Какое это имеет значение?
Безнадежный? Ну и пусть, надо извлечь самое лучшее из своей
безнадежности. Ликующее чувство свободы вдруг охватило его.
Он свободен, он волен делать все что угодно. В порыве
восторга он привлек Дорис к себе. Она проснулась
растерянная, почти испуганная его грубыми поцелуями.
Буря желания утихла, перейдя в какую-то бездумную
веселость. Все вокруг словно переливалось неудержимым
беззвучным смехом.
- Кто, ну кто любит тебя больше, чем я, котик? - Вопрос
прозвучал еле слышно, он донесся сюда из далеких миров
любви.
- А я знаю кто, - ответил мистер Хаттон. Подводный смех
вскипал, ширился и, того и гляди, мог вырваться на
поверхность тишины.
- Кто? Скажи мне. О ком это ты? - Теперь голос звучал
совсем близко, настороженный, тревожный, негодующий, он был
не от мира сего.
- А-а...
- Кто?
- Ни за что не отгадаешь. - Мистер Хаттон продолжал
ломать комедию, пока это не наскучило ему, и тогда назвал
имя: - Дженнет Спенс.
Дорис не поверила своим ушам.
- Мисс Спенс, та, что живет на вилле? Та самая старуха?
- Это было просто смехотворно. Мистер Хаттон тоже
расхохотался.
- Нет, правда, правда, - сказал он. - Она без ума от
меня. - Вот комедия! - Он повидает ее сразу же, как только
вернется, - повидает и покорит. - По-моему, она метит за
меня замуж, - добавил он.
- Но ты... ты не собираешься?
Воздух словно дрожал от его веселья. Мистер Хаттон
захохотал во весь голос.
- Я собираюсь жениться на тебе, - ответил он. Ничего
комичнее он в жизни своей не придумывал.
Когда мистер Хаттон уезжал из Саутэнда, он снова стал
женатым человеком. Между ними было решено держать это в
секрете до поры до времени. Осенью они уедут за границу, и
тогда пусть все знают. Пока же он возвращался домой, а
Дорис к своим.
На следующий день после приезда он пошел навестить мисс
Спенс. Она встретила его обычной Джокондой:
- А я ждала вас.
- Разве я могу подолгу не видеться с вами? - галантно
ответил мистер Хаттон.
Они сидели в садовой беседке. Это было маленькое
сооружение в виде древнего храма, приютившегося среди густых
зарослей вечнозеленого кустарника. Мисс Спенс и тут
оставила свою печать: над скамьей висел бело-синий рельеф с
мадонной Делла Роббиа.
- Хочу поехать осенью в Италию, - сказал мистер Хаттон.
Веселость бродила в нем, как имбирное пиво в бутылке, из
которой, того и гляди, вылетит пробка.
- Италия... - Мисс Спенс в экстазе закрыла глаза. -
Меня тоже влечет туда.
- Ах, не знаю. Как-то нет ни сил, ни охоты
путешествовать в одиночестве.
- В одиночестве... - Ах, этот рокот гитар, гортанное
пение! - Да, в одиночестве путешествовать скучно.
Мисс Спенс молча откинулась на спинку кресла. Глаза у
нее все еще были закрыты. Мистер Хаттон погладил усы.
Молчание длилось и начинало затягиваться.
Когда мистера Хаттона стали настоятельно приглашать к
обеду, он и не подумал отказаться. Самое интересное только
начиналось. Стол накрыли в лоджии. Сквозь проемы ее арок
им были видны садовые склоны, равнина под ними и далекие
холмы. Свет заметно убывал; жара и молчание становились
гнетущими. По небу ползла большая туча, издалека доносились
чуть слышные вздохи грома. Они звучали все явственнее,
поднялся ветер, упали первые капли дождя. Посуду со стола
убрали. Мисс Спенс и мистер Хаттон сидели в сгущающейся
темноте.
Мисс Спенс нарушила долгое молчание, задумчиво
проговорив:
- По-моему, каждый человек имеет право на свою долю
счастья, ведь правда?
- Безусловно.
Но к чему она клонит? Такие обобщения, как правило,
предваряют излияния на личные темы. Счастье. Он оглянулся
на свое прошлое и увидел безмятежное, мирное существование,
не омраченное ни невзгодами, ни тревогами, ни сколько-нибудь
серьезными горестями. У него всегда были деньги, он всегда
пользовался свободой и, в общем, мог делать почти все что
угодно. Да, пожалуй, счастье улыбалось ему - больше, чем
многим другим людям. А теперь он не только счастлив - в
чувстве безответственной свободы перед ним открылся секрет
жизнерадостности. Он уже собрался распространиться на эту
тему, но тут мисс Спенс заговорила сама:
- Такие люди, как вы и я, - имеем же мы право испытать
счастье хоть раз в жизни.
- Такие, как я? - с удивлением переспросил мистер
Хаттон.
- Бедный Генри? Судьба была не очень-то милостива к нам
с вами.
- Ну что вы? Со мной она могла бы обойтись и похуже.
- Вы просто бодритесь, и это, конечно, мужественно с
вашей стороны. Но знайте, эта маска ничего от меня не
скроет.
Дождь шумел все сильнее и сильнее, мисс Спенс говорила
все громче. Ее слова то и дело тонули в громовых раскатах.
Она не умолкала, стараясь перекричать их.
- Я так понимаю вас, я давно, давно поняла вас. Ее
осветила вспышка молнии. Она целилась в него, напряженно
подавшись всем телом вперед. Глаза как черные грозные жерла
двустволки. И снова темнота.
- Ваша тоскующая душа искала близкую душу. Я знала, как
вы одиноки. Ваша супружеская жизнь. - Удар грома оборвал
конец фразы. Потом голос мисс Спенс послышался снова:
- ...не пара человеку вашего склада. Вам нужна родная
душа.
Родная душа - ему? Родная душа! Боже! Какая
несусветная чепуха! "Жоржет Леблан - когда-то родная душа
Мориса Метерлинка". На днях он видел такой заголовок в
газете. Значит, вот каким рисует его в своем воображении
Дженнет Спенс - охотником до родной души? А в глазах Дорис
он кладезь ума и сама доброта. Что же он такое на самом
деле? Кто знает...
- Сердце мое потянулось к вам. Я все, все понимала. Я
тоже была одинока. - Она положила руку ему на колено. - Вы
были так терпеливы! - Вспышка молнии. Мисс Спенс
по-прежнему опасно целилась в него. - Ни слова жалобы! Но
я догадывалась, догадывалась...
- Как это мило с вашей стороны. - Так, значит, он ame
incomprise (3). - Только женская интуиция...
Гром грянул, прокатился в небе, затих где-то вдали и
оставил после себя лишь шум дождя. Гром - это был его смех,
вырвавшийся наружу, усиленный во сто крат. Опять молния,
удар - теперь прямо у них над головой.
- А вы не чувствуете, что эта буря сродни вам? - Он
будто видел, как она подается всем телом вперед, произнося
эти слова. - Страсть сближает нас со стихиями.
Каков же будет его следующий ход? По-видимому, надо
сказать "да" и отважиться на какой-нибудь недвусмысленный
жест. Но мистер, Хаттон вдруг струсил. Имбирное пиво,
бродившее в нем, вдруг сразу выдохлось. Эта женщина не
шутит - какие там шутки! Он пришел в ужас.
- Страсть? Нет, - с отчаянием в голосе ответил он. -
Страсти мне неведомы.
Однако его ответ то ли не расслышали, то ли оставили без
внимания, ибо мисс Спенс говорила все взволнованнее, но так
быстро и таким жгуче-интимным шепотом. что ее с трудом
можно было расслышать. Насколько он понимал, она
рассказывала ему историю своей жизни. Молния сверкала
теперь реже, и они подолгу сидели в кромешной тьме. Но при
каждой вспышке он видел, что она по-прежнему держит его на
прицеле и так и тянется к нему всем телом. Темнота, дождь -
и вдруг молния. Ее лицо было близко, совсем близко.
Бескровная зеленоватая маска: огромные глаза, крохотное
жерло ротика, густые брови. Агриппина... или нет,
скорее... да, скорее Джордж Роби.
Планы спасения, один другого нелепее, зароились у него в
мозгу. А что, если вдруг вскочить, будто он увидел
грабителя? "Держи вора, держи вора!" - и броситься во мрак,
в погоню за ним. Или сказать, будто ему стало дурно -
сердечный приступ... или что он увидел призрак в саду -
призрак Эмили? Поглощенный этими ребяческими выдумками, он
не слушал мисс Спенс. Но ее пальцы, судорожно вцепившиеся
ему в руку, вернули его к действительности.
- Я уважала вас за это. Генри, - говорила она.
Уважала? За что?
- Узы брака священны, и то, что вы свято чтили их, хотя
ваш брак не принес вам счастья, заставило меня уважать вас,
восхищаться вами и... осмелюсь ли я произнести это слово?..
Грабитель, призрак в саду! Нет, поздно!
- ...и полюбить вас. Генри, полюбить еще сильнее. Но,
Генри, теперь мы свободны!
Свободны? В темноте послышался шорох - она опустилась на
колени перед его креслом:
- Генри! Генри! Я тоже была несчастна.
Ее руки обвились вокруг него, и по тому, как вздрагивали
ее плечи, он понял, что она рыдает. Словно просительница,
молящая о пощаде.
- Не надо, Дженнет! - воскликнул он. Эти слезы были
ужасны, ужасны. - Нет, только не сейчас. Успокойтесь,
подите лягте в постель. - Он похлопал ее по плечу и встал,
высвободясь из ее объятий. Она так и осталась на полу возле
кресла, на котором он сидел.
Пробравшись ощупью в холл и даже не разыскав свою шляпу,
он вышел из дома и осторожно прикрыл за собой дверь, так,
чтобы не скрипнуло. Тучи рассеялись, в чистом небе светила
луна. Дорожка была вся в лужах, из канав и стоков
доносилось журчание воды. Мистер Хаттон шлепал прямо по
лужам, не боясь промочить ноги.
Как она рыдала! Душераздирающе! К чувству жалости и
раскаянию, которое вызывало в нем это воспоминание,
примешивалось чувство обиды. Неужели она не могла подыграть
ему в той игре, которую он вел, - в жестокой и забавной
игре? Но ведь он с самого начала знал, что она не захочет,
не сможет играть в эту игру, знал и все же продолжал свое.
Что она там говорила о страстях и стихиях? Что-то
донельзя избитое и в то же время правильное, правильное.
Она была как подбитая чернотой туча, чреватая громом, а он,
наивный мальчонка Бенджамин Франклин, запустил воздушного
змея в самую гущу этой грозы. Да еще жалуется теперь, что
его игрушка вызвала молнию.
Может, она и сейчас стоит там, в лоджии, на коленях перед
креслом и плачет.
Но почему сейчас он не мог продолжать свою игру? Почему
чувство полной безответственности вдруг исчезло, бросив его,
мгновенно отрезвевшего, на милость этого холодного мира?
Ответов на свои вопросы он не находил. В мозгу у него
ровным ярким огнем горела одна мысль - мысль о бегстве.
Бежать отсюда не медля ни минуты.
IV
- О чем ты думаешь, котик?
- Так, ни о чем.
Наступило молчание. Мистер Хаттон сидел, облокотившись о
парапет земляной террасы, подперев подбородок руками, и
смотрел вниз, на Флоренцию. Он снял виллу на одном из
холмов к югу от города. С маленькой террасы в глубине сада
открывался вид на плодородную долину, тянувшуюся до самой
Флоренции, на темную громаду Монте-Морелло за ней, а правее,
к востоку, на рассыпанные по склону белые домики Фьезоле.
Все это ярко освещалось в лучах сентябрьского солнца.
- Тебя что-нибудь тревожит?
- Нет, спасибо.
- Признайся, котик.
- Но, дорогая моя, мне не в чем признаваться, - мистер
Хаттон оглянулся и с улыбкой похлопал Дорис по руке. - Шла
бы ты лучше в комнаты, сейчас время, сиесты. Здесь слишком
жарко.
- Хорошо, котик. А ты придешь?
- Вот только докурю сигару.
- Ну хорошо. Только докуривай скорее, котик. -
Медленно, неохотно она спустилась по ступенькам в сад и
пошла к вилле.
Мистер Хаттон продолжал созерцать Флоренцию. Ему
