Некоторое время они молча глядели на меня. Дэк со вздохом сказал:
- Да выкладывай уж все, Родж. Или давай я.
Я ждал. Клифтон вынул изо рта сигару:
- Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад был удар. Его ни в коем
случае нельзя беспокоить.
Я оцепенел. В голове вертелась старая песенка: "Там шпили башен
терялись в облаках, дворцы сияли неземною красотою..."
Немного придя в себя, я спросил:
- А с головой у него как?..
- Полный порядок, но он измучен до смерти. Та неделя в плену совсем
его подкосила, мы и не ожидали такого. Он двадцать четыре часа пробыл в
коме. Сейчас пришел в себя, но полностью парализована левая сторона лица
и, частично, - тела.
- А что говорит доктор Чапек?
- Полагает, все должно пройти, стоит тромбу рассосаться. Но и после
его придется беречь от нагрузок. Шеф, он действительно серьезно болен.
Завершать кампанию придется нам самим.
Я чувствовал, что выжат, как лимон, - то же было со мной, когда умер
отец. Правда, я не видел Бонфорта, даже ничего не получал от него, кроме
нескольких небрежных поправок в текстах. Однако, все это время я учился у
него. И многое делало возможным для меня его присутствие за стеной...
Глубоко вздохнув, я проговорил:
- О'кей, Родж. Постараемся.
- Постараемся, шеф, - он поднялся, - собрание скоро начнется. Как с
этим решим?
Он указал кивком на список по "тихим" округам. Я задумался. Может,
Бонфорт и впрямь хотел бы утешить Билла, подарив ему право добавлять к
фамилии "Достопочтенный"? Просто так - чтобы сделать его счастливым.
Бонфорт на такие вещи мелочен не был - не заграждал ртов волам
молотящим... В одном эссе о политике он писал: Не то, чтобы у меня был
такой уж высокий интеллект. Весь мой талант в том, что я нахожу способных
людей и не мешаю им работать.
- Родж, давно Билл у него работает?
- Уже четыре с лишним года.
Значит, его работа Бонфорта устраивала...
- С тех пор одни всеобщие выборы уже прошли, так? Почему же Бонфорт
еще тогда не ввел Билла в ВА?
- Почему... Не знаю. Не поднимался как-то такой вопрос.
- А когда Пенни стала Достопочтенной?
- Три года назад. На дополнительных.
- Ну что ж, Родж, вот вам и ответ!
- Не совсем вас понимаю...
- Бонфорт в любое время мог сделать для Билла место в парламенте.
Однако не стал. Так что - ставьте в список "подмену". Если мистер Бонфорт
сочтет нужным, всегда успеет назначить дополнительные выборы после
выздоровления.
Выражение лица Клифтона не изменилось. Он взял список, сказав лишь:
- Хорошо, шеф.
В тот же день Билл уволился - вероятно, Родж сообщил ему, что фокус
не удался. Но узнав о его уходе, я чуть инфаркт не схватил: только теперь
сообразил, что своим упрямством, возможно, поставил под удар всех. Я
сказал об этом Роджу. Он покачал головой.
- Но он же знает все! Это с самого начала был его план! Он же столько
грязи в стан Партии Человечества приволочет...
- Забудьте вы о нем, шеф. Тля он, конечно, раз бросил все в разгар
компании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так
не поступили. Но - не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайн
клиентов, даже если навсегда распрощались.
- Ваши бы слова да богу в уши...
- Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.
Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал
Билла лучше, чем я. О нем никаких вестей не было; кампания близилась к
концу и становилась все напряженнее. На разоблачение - ни намека. Я начал
забывать об инциденте и с головой ушел в составление речей, выкладываясь
целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся.
Мистер Бонфорт шел на поправку, однако док Чапек прописал ему полный
покой.
Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на
Землю - некоторые дыры издалека не залатать. Голоса уже, в основном,
распределились, и работа на местах значила теперь больше, чем изготовление
речей. Тем не менее, речи также были нужны, выступления на
пресс-конференциях - тоже. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни.
Конечно, с приходом опыта стало легче - на многие вопросы я отвечал
теперь, даже не задумываясь.
Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции,
проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя
справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и
тихонько вскрикнула.
- Еще в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но,
как обычно, оглядев присутствующих, сказал:
- Доброе утро, джентльмены!
- Доброе утро, господин министр, - отвечали многие.
- Доброе утро, Билл, - добавил я, - вот уж не думал вас здесь
встретить. Кого вы нынче представляете?
Воцарилась тишина. Каждый здесь знал, что Билл ушел от нас, а может,
его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:
- Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я - от синдиката Крейна.
Я уже сообразил, для чего он здесь, но изо всех сил постарался унять
тревогу и не дать ему порадоваться моим испугом.
- Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они вас оплачивают по заслугам.
Итак, к делу. Вначале - письменные вопросы. Пенни, они у вас?
С этим я разделался в два счета, ответы были обдуманы заранее; потом,
опустившись на стул, сказал:
- Ну что ж, джентльмены, будем закругляться? Или еще вопросы?
Задали еще несколько вопросов, и лишь однажды мне пришлось ответить:
"Разъяснений не будет". Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал
честное "нет". Поглядев на часы, я заметил:
- На сегодня - все, джентльмены.
Но не успел подняться с места...
- Смайт! - крикнул Билл.
Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.
- Эй, "мистер Бонфорт"! Самозванец! Я к тебе обращаюсь, Смайт!
Билл был зол и кричал в полный голос.
На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному
политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою
сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свеклу:
- Ты самозванец! Актеришка! Обманщик!
Представитель лондонской "Таймс", сидевший справа от меня, шепнул:
- Сэр! Может, мне за охраной сбегать?
- Не нужно, - ответил я, - он, похоже, не опасен.
Билл нехорошо заржал:
- Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! С-час поглядим!
- Так я сбегаю все же, сэр, - настаивал "Таймс".
- Сидите, - резко ответил я. - Довольно, Билл. Уйдите лучше
по-хорошему.
- Ага, сейчас; разбежался!
И он взахлеб принялся излагать основные детали всей истории. О
похищении, равно как и о своем участии в подмене он ни словом не
обмолвился, зато ясно дал понять, что увольнение его впрямую связано с
нежеланием способствовать нашим махинациям. Подмена, по его словам,
вызвана была болезнью Бонфорта, а сама болезнь - скорее всего - нашими
происками.
Я слушал терпеливо. Большинство репортеров попервости сидели с видом
сторонних наблюдателей семейного скандала, однако вскоре некоторые начали
делать заметки в блокнотах, либо вытащили диктофоны.
Когда Билл замолк, я спросил:
- Билл, у вас все?
- А тебе мало?!
- Достаточно. Весьма сожалею, Билл. Это все, джентльмены. Теперь мне
пора работать.
- Минуту, господин министр! - попросил кто-то. - Опровержение будет?
- А возбуждение судебного преследования за клевету?
Первый вопрос я решил обсудить позже.
- Нет, никакого преследования. Не хватало на старости лет судиться с
больным человеком!
- Кто, я больной! - Билл так и взвыл.
- Успокойтесь, Билл. Что касается опровержения - не понимаю, что мне
следует опровергать. Я видел, некоторые из вас делали записи, однако
сомневаюсь, что ваши издатели опубликуют такую дичь. А если и найдется
такой издатель - от моего опровержения весь этот анекдот станет только еще
смешней. Вы, может, слышали о профессоре, потратившем сорок лет жизни на
то, чтобы доказать: "Одиссею", вопреки общему мнению написал вовсе не тот
самый Гомер, а другой древний грек, оказавшийся просто тезкой великого
слепца?
Раздался вежливый смех. Я тоже улыбнулся и пошел к выходу. Билл бегом
обогнул стол и ухватил меня за рукав:
- Шуточки шутить?!
Представитель "Таймс" - Экройд, кажется, - его оттащил.
- Спасибо, сэр. - Обращаясь к Корпсмену, я добавил:
- Билл, чего ты хочешь добиться? Я, как мог, старался уберечь тебя от
ареста!
- Зови охрану, зови, если хочешь, обманщик! И поглядим, кого из нас
скорее посадят! А как тебе понравится, если у тебя возьмут отпечатки
пальцев?!
Я вздохнул и мысленно подвел черту под своей жизнью.
- Кажется, это уже не шутка. Джентльмены, пора с этим кончать. Пенни,
милая, будь добра, пошли кого-нибудь за дактилоскопом.
Я понимал, что утоп. Но - черт возьми! - если даже ты тонешь на
"Биркенхеде", стой у штурвала до последнего! Даже негодяи стараются
умереть красиво.
Но Билл ждать не желал. Протянув руку, он сцапал стакан с водой, из
которого перед этим я пару раз отхлебнул.
- К дьяволу дактилоскоп! Этого хватит.
- Я уже говорил вам, Билл: следите за языком в присутствии дамы! А
стакан можете взять на память.
- Верно. Еще как возьму!
- Отлично. Берите и проваливайте. Иначе я в самом деле вызову охрану.
Корпсмен наконец убрался. Остальные хранили молчание.
- Извольте, я представлю отпечатки пальцев любому из вас!
Экройд поспешно ответил:
- Да к чему они нам, господин министр?!
- Как это "к чему"? Вам ведь нужны доказательства!
Я продолжал настаивать - Бонфорт поступил бы точно так же. К тому же
- нельзя быть "слегка" беременным или "малость" разоблаченным. И еще я не
хотел отдавать своих друзей в лапы Билла - хоть этим-то я еще мог им
помочь.
За дактилом посылать не стали. У Пенни нашлась копировальная бумага,
у кого-то из репортеров - "долгоиграющий" пластиковый блокнот, так что
отпечатки вышли превосходно. Я распрощался и покинул зал.
Стоило нам дойти до приемной, Пенни тут же упала в обморок. Я донес
ее до своего кабинета и уложил на диван, а сам сел за стол - и уж тут-то
дал своему страху отдушину!
Весь день не могли мы прийти в себя. Пробовали заняться делами, но
посетителей Пенни под благовидными предлогами отваживала. Вечером
предстояло еще выступать по стерео, я уж всерьез подумывал отменить
выступление. Однако в "Последних Новостях" за весь день ни слова не было о
той злосчастной пресс-конференции. Я понял: репортеры тщательно проверяют
отпечатки; рисковать не хотят - все же премьер-министр, необходимы самые
серьезные доказательства. Тогда я решил все же выступить - не зря ж речь
писал, да и время уже отведено. И даже с Дэком я не мог посоветоваться -
он поехал зачем-то в Тихо-Сити...
Я сделал все, что мог, словно клоун на сцене объятого пламенем
театра, старающийся не допустить в зале паники. Едва выключили запись, я
спрятал лицо в ладони и разревелся. Пенни гладила меня по плечу, стараясь
успокоить. С ней мы за весь день не сказали ни слова об утреннем
происшествии.
Родж прибыл ровно в двадцать ноль-ноль по Гринвичу, то есть, сразу
после моего выступления. Он тут же прошел ко мне, и я ровным, спокойным
голосом выложил ему все. Слушал он меня тоже на удивление спокойно,
пожевывая потухшую сигару.
Завершив рассказ, я умоляюще посмотрел на него:
- Родж, я должен был дать им отпечатки, понимаете? Не в характере
Бонфорта отступать!
- Да вы не волнуйтесь, - ответил Родж.
- Что-о?!
- Не волнуйтесь, говорю. Ответ из Бюро Идентификации в Гааге принесет
