было таможенных барьеров, раздельных денежных систем и всех остальных
препятствий на пути свободного движения людей и товаров. Только в силу этих
барьеров сфера действия разнообразных выгод и потерь, затрагивающих в первую
очередь какую-то конкретную группу людей, будет в основном ограничиваться
жителями данного государства, распространяясь почти на всех живущих в его
границах. Такие экономические барьеры создают общности интересов на
региональной основе, причем самого тесного характера: они приводят к тому, что
все столкновения интересов становятся конфликтами между одними и теми же
группами людей вместо конфликтов между группами с постоянно меняющимся
составом. Отсюда -- вековечные конфликты между жителями отдельных государств,
взятых как целое, вместо того чтобы конфликты происходили между различными
индивидами, оказывающимися иногда с одной группой людей против другой, а
временами, по иному вопросу, -- со второй группой против первой. Нам не надо
подчеркивать здесь тот крайний, но тем не менее важный довод, что национальные
ограничения повлекут за собой значительные изменения в уровне жизни населения
объединенного государства, состоящего из нескольких частей. [Только потому,
что вследствие подобных условий уровень жизни всех жителей страны начинает
меняться в одном и том же направлении, такие понятия, как уровень жизни или
общий уровень цен в стране, перестают быть просто статистическими абстракциями
и становятся вполне конкретными реалиями.] Сам факт, что все будут вновь и
вновь обнаруживать, что их интересы тесно связаны с интересами одной
постоянной группы и антагонистичны по отношению к интересам другой группы,
должен вызывать резкие трения между группами как таковыми. Неизбежно то, что
всегда будут общности интересов (communities of interest), и на членов каждой
такой общности определенное событие или определенная мера будет воздействовать
одинаковым образом. Однако явно в интересах единства более крупного целого,
чтобы эти группировки не были постоянными и, еще более, чтобы разнообразные
общности интересов не расползались территориально и чтобы с ними никогда не
идентифицировали себя надолго жители того или иного конкретного региона.
Мы рассмотрим позже, как в существующих федеративных образованиях, даже если
составляющие их отдельные государства и не владеют такими тяжелыми орудиями
протекционизма, как тарифы и собственная валюта, более скрытые формы
протекционизма ведут к возрастающим трениям, цепной реакции мести и даже
применению силы между отдельными государствами-членами федерации. И нетрудно
представить, какие формы это приняло бы, если бы отдельные государства могли
свободно использовать весь арсенал протекционизма. Представляется достаточно
очевидным, что политический союз между некогда суверенными государствами не
просуществует долго, если ему не будет сопутствовать союз экономический.
2
Отсутствие тарифных барьеров и свободное движение людей и капитала между
государствами-членами федерации имеет определенные важные следствия, которые
часто не замечаются. Они в значительной мере ограничивают сферу экономической
политики отдельных государств. Если товары, люди и деньги могут свободно
пересекать межгосударственные границы, отдельное государство лишается всякой
возможности влиять своими действиями на цены различных товаров. Союз
становится одним единым рынком, и цены в разных его частях начинают отличаться
только из-за транспортных расходов. Любое изменение в любой части Союза
условий производства любого продукта, поддающегося транспортировке в другие
части, будет оказывать влияние на его цены повсюду. Точно так же любое
изменение возможностей инвестирования или оплаты труда в любой части Союза
более или менее быстро повлияет на предложение капитала и рабочей силы и на их
цены во всех остальных частях Союза.
Сейчас почти вся современная экономическая политика, направленная на поддержку
определенных отраслей, пытается делать это путем воздействия на цены. Будь то
советы по торговле или ограничительные схемы, принудительная "реорганизация"
или уничтожение избыточных мощностей в тех или иных отраслях, цель всегда
состоит в том, чтобы ограничить предложение и таким образом повысить цены. Все
это явно станет невозможно для отдельных государств в рамках Союза. Весь
арсенал советов по торговле и других форм монополистической организации
различных отраслей перестанет находиться в распоряжении правительств отдельных
государств. Если они все же захотят поддержать конкретную группу
производителей, им придется делать это, прямо предоставляя субсидии из
средств, собранных путем обычного налогообложения. Однако уже нельзя будет
пользоваться такими методами, с помощью которых, например, в Англии в
последние годы были защищены все производители сахара и молока, бекона и
картофеля, хлопчатобумажной пряжи, угля и железа от "разрушительной
конкуренции" изнутри и извне.
Станет также ясно, что государства в рамках Союза не смогут проводить
независимую денежную политику. При общей денежной единице широта полномочий,
предоставленных национальным центральным банкам, будет ограничена во всяком
случае настолько же, насколько при жестком золотом стандарте -- а возможно, и
гораздо сильнее, поскольку даже при традиционном золотом стандарте колебания в
торговле между странами были больше, чем между различными частями одного
государства, и чем было бы желательно допустить в рамках Союза. [По вопросам,
возникающим в связи с этим, ср. мою работу: Monetary Nationalism and
International Stability (London, 1937).] Действительно, представляется
сомнительным, чтобы в Союзе с единой денежной системой продолжали существовать
независимые национальные банки; вероятно, они должны реорганизоваться в своего
рода Союзную Резервную Систему. Но в любом случае национальная денежная
политика, которая исходила бы преимущественно из экономических и финансовых
условий отдельного государства, неизбежно вела бы к подрыву единой денежной
системы. Ясно, таким образом, что денежная политика должна быть целиком делом
федерации, а не отдельных государств.
Но даже в отношении менее грубых форм вмешательства в экономическую жизнь, чем
регулирование денежной сферы и цен, возможности отдельных государств будут
резко ограничены. Хотя они могли бы, конечно, контролировать качество товаров
и применяемые методы производства, нельзя упускать из вида, что при
невозможности для государства-члена федерации не допускать на свою территорию
товары, производимые в других частях Союза, любое бремя, возложенное на ту или
иную отрасль законодательством этого государства, ставило бы ее в крайне
невыгодное положение по сравнению с подобными же отраслями в других частях
Союза. Как показал опыт существующих федераций, даже такие законодательные
меры, как ограничение детского труда или продолжительности рабочего дня,
становится трудно осуществлять в отдельных государствах.
Что касается чисто финансовой сферы, то способы пополнения доходов
государств-членов также были бы для них несколько ограничены. Возросшая
мобильность между государствами заставит их избегать любых форм
налогообложения, выталкивающих капитал и рабочую силу в другие места. Однако
кроме этого возникли бы значительные трудности со многими разновидностями
косвенного налогообложения. В частности, если бы было решено избавиться от
лишних расходов, связанных с пограничным контролем, что, несомненно,
желательно, то тогда оказалось бы трудно облагать налогами и любые товары,
которые можно легко импортировать. Это устранило бы не только такие формы
государственного налогообложения, как, например, табачная монополия, но,
вероятно, и многие акцизные сборы.
У меня нет намерения более полно рассматривать здесь те ограничения, которые
федерация наложила бы на экономическую политику отдельных государств. Общий
эффект в этом направлении, надеюсь, уже достаточно проиллюстрирован всем
сказанным выше. Вероятно, чтобы предотвратить уклонения от фундаментальных
установлений, обеспечивающих свободное движение людей, товаров и капитала,
было бы на самом деле желательно, чтобы конституция федерации еще больше
стесняла свободу действий отдельных государств, чем мы до сих пор допускали, и
чтобы их полномочия на самостоятельную деятельность ограничивались
дополнительно помимо конституции. Нам еще придется вернуться к этому вопросу
позднее.
Пока стоит лишь добавить, что такие ограничения нужны не только по отношению к
государственной экономической политике членов федерации, но и по отношению к
экономической политике торгово-промышленных и профессиональных организаций,
распространяющих свою власть на территорию какого-то отдельного государства.
Как только границы перестают быть закрытыми и обеспечивается свободное
движение, все эти национальные организации, будь то профсоюзы, картели или
профессиональные ассоциации, утратят свои монополистические позиции, а значит,
и способность контролировать в качестве национальных организаций предложение
соответствующих услуг или товаров.
3
Читатель, следивший за аргументацией до настоящего момента, вероятно,
заключит, что если в рамках федерации экономические полномочия отдельных
государств будут так сильно урезаны, то федеральное правительство должно будет
взять на себя функции, которые более не смогут выполнять ее члены, и
осуществлять все то планирование и регулирование, которое им не под силу. Но в
этом пункте появляются новые трудности. В столь кратком обзоре будет
целесообразнее рассмотреть эти проблемы главным образом в связи с наиболее
устоявшейся формой государственного вмешательства в экономическую жизнь, а
именно тарифами. В главном наши замечания по поводу тарифов равно приложимы и
к другим формам ограничительных или защитных мер. Несколько отсылок к
конкретным примерам государственного регулирования будут добавлены позже.
Прежде всего, защита какой-нибудь отдельной отрасли в рамках всего Союза может
принести мало пользы тем, кто сейчас выгадывают от нее, поскольку
производители, от чьей конкуренции они захотят защититься, будут тогда внутри
Союза. Английский производитель пшеницы мало выгадает от тарифа,
распространяющегося и на него, и на канадского, и, возможно, на аргентинского
производителя пшеницы в рамках одной зоны свободной торговли. Английский
производитель легковых автомобилей получит мало преимуществ от таможенной
стены, окружающей также и американских производителей. Вряд ли стоит дальше
подробно рассматривать этот вопрос.
И даже в тех случаях, когда за пределами федерации окажутся крупные
производители, от чьей конкуренции захочет защититься определенная отрасль в
целом, возникнут особые трудности, не встречающиеся в той же степени в рамках
национальной тарифной системы.
Следует, вероятно, сначала указать, что для получения определенной отраслью
выгод от тарифа необходимо, чтобы тариф на ее изделия был выше, чем тарифы на
товары, приобретаемые производителями из этой отрасли. Единообразный тариф при
одинаковой ставке на весь импорт просто приносит выгоды всем отраслям,
конкурирующим с импортом за счет всех остальных; однако такие выгоды
распространяются совершенно беспорядочно и вряд ли могут пойти на пользу тем,
кому предназначается помощь. Хотя подобный тариф вел бы к уменьшению
материального благосостояния всех людей в рамках Союза, он, возможно, мог бы
использоваться для усиления политической сплоченности между членами федерации.
Представляется, следовательно, что здесь не возникает особых трудностей.
Они появляются, только когда тариф используется для содействия более быстрому
росту определенной отрасли, чем это происходило бы без него, или для ее защиты
от неблагоприятных воздействий, ведущих к ее возможному упадку. В этих
случаях, чтобы субсидировать одну определенную группу людей, всех остальных
производителей и потребителей неизбежно принуждают нести жертвы.
В национальном государстве нынешние идеологии помогают сравнительно легко
