полусне Синяке казалось, что ему опять семнадцать лет, он снова
сидит на развалинах дома, и вновь уходят из Ахена великолепные
защитники города, оставляя его на милость Косматого Бьярни.
Звенят колокола, колыхаются знамена, сверкают шпаги,
развеваются перья на плюмажах - алое, золотое, синее, белое;
начищенные кирасы; лоснящиеся кони...
Синяка сильно вздрогнул и открыл глаза. В первое мгновение
он испытал облегчение от того, что находится в лесу, так далеко от
проклятого города. Но звон не уходил. Грозная бронза наполняла
гудением всю долину.
Над чародеем склонилась большая черная тень. Шершавая
ладонь царапнула его щеку.
- Господин Синяка, - прошептал великан, - чего это тут у них
такое, а? Может, удрать нам, пока не поздно?
Синяка сел. Великан озирался по сторонам, его глазки
тревожно бегали.
- Чего ты опять боишься, Пузан? - спросил Синяка, зевая.
- Я больше о вас забочусь, - обиделся великан.
- Ладно, не ворчи. Пойдем лучше, посмотрим, что случилось.
У огромного котла стоял один из воинов Фарзоя и изо всех сил
ударял по бронзовому днищу рукоятью меча. Вокруг уже собралось
почти все племя. Наконец, вперед вышел сам вождь, Фарзой, сын
Фарсана. Он тронул воина за плечо и произнес несколько слов,
которых Синяка не расслышал. Они дождались, пока утихнет
последний гулкий отзвук потревоженной бронзы, и воин,
подсаженный сильными руками, поднялся на котел.
Теперь он был хорошо виден. Злые черные брови,
разлетавшиеся под белыми волосами, подчеркивали его сходство с
той девушкой, что носила в прическе красные стрелы и в день
появления Синяки с великаном в поселке морастов помогала
Асантао выпекать хлеб. Ему было около сорока лет.
Он поднял руки к подбородку и дернул завязки плаща. Плащ
упал, прошуршав в полной тишине, и все увидели, что одежда
покрыта пятнами крови. Рядом с Синякой сжал губы Мела. Аэйта не
было видно.
Молчание нарушил тяжелый голос вождя.
- Говори, Фратак.
Фратак сказал:
- Сегодня они напали на нас у Дерева Восьми Клыков.
Ему не нужно было объяснять, кто такие "они". Мела отчетливо
скрипнул зубами.
- Нас было пятеро, их больше двадцати, - продолжал Фратак. -
Их вождь силен и полон дьявольского ума. - Внезапно плечи его
поникли. Казалось, он едва держится на ногах. - Они сожгли
дерево... - выговорил он с трудом.
Синяка почти физически ощутил, как волна ужаса
прокатилась по всему племени.
В эту минуту вождь выступил вперед и негромко, но очень
отчетливо спросил:
- Кто убит?
Фратак беззвучно пошевелил губами, прежде чем ответить:
- Алким, Афан, Кой и Меса...
Синяка ожидал горестного женского вопля, но все по-
прежнему молчали. Потом глухой мужской голос из толпы
проговорил:
- Зачем ты остался жив, если они погибли?
Фратак побледнел и пошатнулся, но ответил еще тише:
- Чтобы сказать вам об этом...
Но голос был неумолим:
- Как же ты уцелел?
Вместо Фратака ответил вождь:
- Он жив, и этого довольно.
Похоже, эти слова были приказом, потому что больше
вопросов не было. Фратак обессиленно опустился на землю. Возле
него уже стояла Асантао. Теплые карие глаза колдуньи быстро
отыскали в толпе Синяку.
- Помоги мне отнести его к дому, - сказала она так просто,
точно Синяка всю жизнь ходил у нее в помощниках.
Он не стал возражать.
Когда Фратак уже спал, измученный болью и усталостью,
Синяка спросил чародейку:
- Скажи, Асантао, эти убитые воины - Меса, Кой, Алким и... -
Он запнулся.
- Афан, - спокойно подсказала она, ничуть не удивленная тем,
что он запоминал их имена. - Что ты хочешь узнать о них?
- Разве в племени не осталось их близких?
- Почему же нет? Алким и Афан - братья, у них жив отец, у
Месы три сестры, а Кой был младшим из пятерых...
Синяка помолчал, собираясь с мыслями и не зная, как лучше
задать вопрос, а потом набрался духу и спросил прямо:
- Почему же никто не плачет по ним?
Асантао пожала плечами.
- Слезы прольются, беды остаются, - ответила она пословицей.
- Печаль не мочит, она жжет. - Глаза чародейки потемнели. -
Черная Тиргатао ходит по полю битвы с огненным рогом в руке.
Она выжигает радость из душ тех, кто остался в живых. Если бы
печаль поливала нас водой, мы перестали бы быть воинами. - Она
помолчала немного, а потом заключила: - Горькое это пламя. Кого
опалил огонь Тиргатао, тому вода уже не покажется сладкой.
Раненый застонал во сне. Асантао помогла ему лечь удобнее.
Синяка вспомнил об еще одной непонятной вещи.
- Что это за Дерево Восьми Клыков?
Асантао обтирала кровь раненого со своих рук.
- Это тайна, - коротко ответила она.
Синяка вздохнул.
- Тайна так тайна, - пробормотал он, решив не спорить.
Пузан, обдиравший перья с утки позади дома, обиженно
встрял:
- Вишь какие гордые... секреты все у них. Вы, господин
Синяка, только зря время тратите на эту мелюзгу. Верно замечено:
чем меньше нечисть размерами, тем больше в ней гонору и всякой
вредности...
- Заткнись, - оборвал его Синяка.
Асантао низко наклонила голову, убирая в свою корзину
коробки с порошками и травами, и Синяка заметил это.
- Он обидел тебя, - сказал он ей тихо. - Я убью этого
ублюдка!
Женщина вдруг улыбнулась.
- Он не отвечает. Мне довольно того, что ты думаешь не так,
как он.
- Не отвечает? Кое за что он сейчас ответит. - Синяка
возвысил голос. - Пузан, иди сюда!
Великан предстал с очень недовольным видом. Перья утки
прилипли к его локтям, кровавые пятна имелись на щеке и под
носом, где он, видимо, убил слепня.
- Чего? - спросил он. - Я делом занят. Для вас же стараюсь...
Он заметил, что Синяка по-настоящему сердится, и слегка
присел в испуге.
- Пузан, ты меня знаешь, - с легким нажимом проговорил
Синяка. - Если еще раз позволишь себе...
Великан быстро-быстро заморгал.
- Не... - сказал он жалобно, и его рот с готовностью
расплылся в плаксивой гримасе. - Ни в жизнь. Клянусь кишками
Торфинна, чтоб он вернулся, паразит! Я же все это любя и
исключительно потому, что вы великий, и я вам предан, а они это...
не уважают.
- Вон отсюда, - сказал Синяка.
Великан с видимым облегчением удалился. Из-за дома
доносилось теперь сопение, вызывающее, но не чрезмерно наглое.
- Зря ты с ним так, - сказала Асантао, пристально посмотрев
на Синяку. - Он тебя любит.
- Знаю, - буркнул Синяка.
Вечером он решил найти Аэйта. Свистнул ящерке, которая
подбежала из темноты и ткнулась носом в сапог. Синяка
наклонился и взял ее на руки. Пачкая его рубаху золой,
саламандра развалилась у него на плече, видимо, решив, что
пришла пора отдохнуть. Но Синяка легонько потрогал ее пальцем.
- Найди мне этого парнишку, Аэйта, - сказал он. -
Пожалуйста.
Рубиновые глазки на миг блеснули, коготки царапнули плечо, и
саламандра снова замерла, уютно пригревшись на плече. Она
упорно не слышала никаких просьб.
- Ах ты, ленивая жирная скотина, - прошептал Синяка. - Я
ведь могу тебе приказать.
На этот раз ящерка дернулась довольно сильно. Она помнила,
как он поймал ее, и ей совсем не хотелось снова корчиться,
придавленной его чудовищной властью. К тому же, в силу своей
безмозглости, человек не понимал, какую боль ей тогда причинил.
Ящерка стремительно скользнула в траву, оставляя за собой
только огненную полоску в темноте. Синяка сел, скрестив ноги, и
стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Аэйт, как всегда, выступил из
пустоты, бесшумный, точно тень.
- Привет, - произнес он, радуясь тому, что Синяка от него
шарахнулся. Саламандра высунулась у парнишки из-за пазухи и
нахально уставилась на своего хозяина немигающими красными
глазами. Эти двое были так довольны собой, что Синяке захотелось
испортить им настроение.
- Ты не боишься, Аэйт, что эта дуреха спалит на тебе одежду?
Саламандра юркнула обратно. Из-под кожаной куртки Аэйта
донеслось обиженное шипение.
- Ай! - вскрикнул Аэйт. - Она царапается.
Саламандра притихла. Синяка решительно запустил руку
Аэйту за ворот и вытащил оттуда извивающуюся ящерку.
- Нечего ей тут делать. Это мое имущество.
- Рабовладелец, - хмыкнул Аэйт, следя за тем, как саламандра
развалилась посреди потухшего костра и вызывающе замерцала.
Синяка предложил юноше чаю, но тот отказался.
- Что у тебя стряслось? - спросил он.
- Собственно, ничего, - смущенно ответил Синяка. - Я хотел у
тебя кое-что узнать. Асантао говорит, что это тайна...
- Какая?
- Дерево Восьми Клыков, - прямо сказал Синяка.
Аэйт долго молчал. Чужеземец спрашивал о том, за что его
самого чуть не выгнали в болота умирать от одиночества и голода.
И Асантао решила, что Синяке лучше этой тайны не знать. Но, с
другой стороны, дерева больше нет, значит, и тайны больше нет...
- Это святыня союза воинов, - сказал, наконец, Аэйт еле
слышно. - Она дает силу убивать и оставаться в живых. Она
приносила нам удачу. В него врезаны две кабаньих челюсти с
клыками... То есть, так было... - Он помрачнел.
Синяка искоса посмотрел на него, но больше ни о чем
спрашивать не стал.
Девушка с красными стрелами в волосах стояла перед
вождем. Фарзой жестом показал ей на мягкую шкуру,
расстеленную на пороге его дома. Там были разложены ножи,
стрелы, два лука - Фарзой разбирал свое оружие, полагая, что
скоро оно ему понадобится. Отодвинув в сторону связку стрел,
девушка осторожно села. Фарзой наклонился к ней и коснулся ее
щеки.
- Фрат, - сказал он негромко, - твой отец вернулся один,
оставив у соляного озера четверых убитых.
Черные брови Фрат сошлись в дугу.
- Его позор - мое несчастье, - ответила она.
- Ты только тень, - сказал вождь, - а твой отец - хороший
воин. Не терзай себя понапрасну. Я рад, что Фратак жив. Клянусь
богами, Фрат, не будь ты женщиной, ты давно уже вошла бы в
воинский союз.
Фрат склонила голову.
- Ты хотел сказать мне только это?
- Нет, - ответил вождь. - Мне нужно знать, что у них на уме.
Зачем они сожгли дерево, приносящее удачу? Ждет ли нас война
из-за соли или можно будет поделить озеро между нашими
племенами? Я должен прочитать мысли их вождя. Приведи сюда
зумпфа, Фрат.
Девушка гибко поднялась, готовая идти.
- Живого, - добавил Фарзой, глядя ей вслед.
Ее не было в деревне несколько дней. Она ушла, взяв с собой
немного хлеба, нож и веревку, и никто не проявлял беспокойства о
ее судьбе. Даже Фратак оставался совершенно безразличен.
Исподтишка наблюдая за ним, Синяка только дивился: как ему
удается целыми днями лежать в доме Асантао, есть, пить,
принимать заботы колдуньи и ни с кем не разговаривать? Синяка
спросил об этом Аэйта, но паренек только пожал плечами.
- В их роду все такие, - пояснил он.
Фрат вернулась к вечеру третьего дня. Она выступила словно
из ничего, внезапно показавшись у большого костра. Но не прошло
и двух минут, как вся деревня уже знала, что тень Фратака здесь,
хотя ни шума, ни крика ее появление не вызвало. Люди сходились к
костру, усаживались вокруг и словно бы не обращали никакого
внимания на сидящую у огня девушку.
Лицо Фрат осунулось, одежда на ней была грязной, левая нога
перевязана повыше колена заскорузлой от крови и болотной тины
тряпкой. Но она держалась горделиво и спокойно.
Кто-то передал ей хлеб и кружку чая. Она принялась за еду и
ела жадно и быстро. Потом рядом с ней показался Фратак,
который тоже ничего не говорил - просто остановился возле
дочери. Она подняла на него глаза и улыбнулась. Тогда он
мимоходом притиснул ее к себе, взъерошив ее волосы (сейчас в
них не было ни одной стрелы, и они свободно падали ей на плечи),
но тут же отпустил.
