- Тру, на этот раз двигатель сдох по-настоящему. Нам предстоит
переходить на всего лишь свободный дрейф... - Он смолк. Типичный
иронический ответ что-то запаздывал.
- Тру? Как дела на твоей половине? - Репродуктор выдал в ответ
только приглушенное шипение. Он несколько раз щелкнул ручкой
переключателя. Тот, кажется, действовал. - Тру? Да скажи ты что-нибудь,
слизень! Старая улитка, термит, пьянчуга - черт подери, скажи хоть
что-нибудь!
С утратой кораблем способности вести бой в кровеносную систему
Брана автоматически впрыснули ГИП-противоядие. Слава Лимбу, автофельдшер
все еще цел! Он чувствовал, как тяжело вытекает из него стремление
убивать, заменяемое остающимся после него неясным привкусом и неизбежно
следующей за боевыми действиями временной летаргией.
Одновременно ругаясь и плача, он начал бороться со своими ремнями.
Он отключил силовое поле, не беспокоясь, что корабль может вдруг
прыгнуть в боевом рывке и размазать его по всей переборке. Побагровев от
усилий, он принялся перелезать через переломанные трубы и искрящиеся
короткие замыкания наверх, где лежал на своей боевой кушетке
Трузензюзекс. Его собственные мускулы отказывались повиноваться, и он
проклинал свои руки, которые упорно соскальзывали с поручней, словно с
влажной пеньки. Он и не представлял, находясь в приносящем утешение
гипнозе, как сильно пострадало от повреждений маленькое судно. Повсюду
плавали колеблющиеся волокна и разорванная обшивка, указывая на потерю
бортовой гравитации. Но стручок остался цел, и Бран мог дышать без
кислородной маски.
Пост транкса был длинней и ниже, чем у него, поскольку рабочая поза
инсектоида - лежать распластавшись лицом вверх. Поэтому первой
встреченной Браном частью тела его напарника-мичмана оказалась
сердцеобразная голова с блестящими многофасетчатыми составными глазами.
Знакомое свечение в них померкло, но не исчезло. Он принялся бешено
массировать грудную клетку-б над шейным сочленением, совершая операцию,
призванную стимулировать открытую систему кровообращения транкса. Он
продолжал заниматься этим, несмотря на сильную влажность, застилавшую
его глаза. Откинув голову назад, он, по крайней мере, заставил кровь из
пореза на лбу временно поплыть назад.
- Тру! Брось, приятель! Двигайся, черт тебя подери! Встряхнись,
сделай что-нибудь, черт возьми!
Его движения не прерывала даже ирония того, что он пытается
привести в чувство своего товарища, дабы тот мог находиться в полном
сознании, когда ААннские разрушительные лучи разметают их составные
части по всему космосу.
Трузензюзекс начал слабо шевелиться под руками Брана, раздалось
рваное, неровное шипение из дыхательных спикул.
- 46 -
- МММФФФ! ОООО! Друг мой, сим я уведомляю всех без исключения, что
удар по черепу решительно не способствует ученым размышлениям!
Пожалуйста, немного ниже и правей, зудит именно там. Увы, боюсь, что у
меня небольшой приступ головной боли.
Он медленно поднял иструку к голове, и Бран увидел, что там, где
сильно ударил высвободившийся откуда-то штырь после спада силового поля,
по лазурному экзоскелету инсектоида протянулась уродливая темная полоса.
Организм транксов отличался исключительной крепостью, но и большой
уязвимостью к глубоким порезам и проколам из-за их открытой системы
кровообращения. Когда их доспехи целы, транксы практически неуязвимы.
Намного больше, чем их человеческие коллеги. Тот же самый удар,
вероятно, разбил бы Брану череп, как яичную скорлупу. Огромные глаза
обратили взгляд к нему.
- Брат-по-кораблю, я замечаю в углах твоих окуляров легкое
выпадение осадков, отличающихся по составу от жидкости, что даже сейчас
сочится из твоей головы. Я понимаю значение такой продукции и заверяю
тебя, что в этом нет необходимости. Помимо ущерба моей безукоризненной и
неотразимой красоте, со мной совершенно все в порядке - как мне кажется.
Мне между прочим, приходит в голову, что мы оба чересчур долго остаемся
в живых. Так как я, похоже, временно ни на что не способен, то я бы
оценил, если бы ты прекратил свой дождь-на-лице, вернулся на свой пост и
выяснил, что именно там, черт возьми, происходит!
Бран вытер слезы с уголков глаз. То, что сказал Тру, было
совершенно верно. Оживление инсектоида настолько поглотило его, что он
как-то не заметил, что по всем разумным стандартам военных действий им
обоим уже несколько минут полагалось быть покойниками. ААнны - бойцы,
может, и лишенные воображения, но тем не менее действенные. Он залез
обратно в кресло и перебросил аварийную энергию на боевой экран. То, что
он там увидел, оглушило его рассудок, если не слух.
- Ооо - ваууу! Бей их! Врежь им, Шестой, малыш!
- Да прекратишь ты наконец издавать непонятные звуки и скажешь мне,
что там творится? Мои глаза еще не полностью сфокусировались, но я вижу,
что ты подпрыгиваешь в своем кресле на манер, никоим образом не
связанный с действиями корабля.
Бран зашел слишком далеко, чтобы слышать что-либо. Сцена на экране
изображалась довольно слабо, но была вполне видна. Она напоминала игру в
теннис, ведущуюся при нулевой гравитации двумя высокоскоростными
компьютерами. ААннские силы полностью обратились в бегство, или, скорее,
бежали их остатки. Яркие стрелы стингеров Сообщества петляли с
характерной непредсказуемостью как среди отступающих боевых порядков,
так и вне их. Иногда короткая, локальная вспышка отмечала место, где еще
один корабль покидал плоскость материального существования. И сквозь
рычание и вопли по связи каким-то образом прорывался голос, который не
мог принадлежать никому иному, кроме майора Гонсалеса. Он снова и снова,
раз за разом, повторял разными словами один и тот же в сущности вопрос:
- Что случилось, что случилось, что случилось, что -?
И тут Бран пострадал от второго ранения. Он растянул бока от смеха.
Все стало совершенно ясным позже, в военном трибунале. Другие члены
Оперативной Тактической Группы увидели, что один из их числа сорвался с
занимаемой позиции и понесся на ААннское построение. Их пилоты-напарники
терпели завязывавшуюся из-за этого схватку, сколько могли. Затем они
принялись срываться и следовать за ними. Только крейсер "Альтаир" не
принял никакого участия в битве. Его экипаж тяжело переживал это, хотя
его вины тут не было.
А на планете не спалили даже деревца.
- 47 -
Председательствовал в суде пожилой транксийский генерал с самого
Ульдома. Его несгибаемая жесткость в соединении с полинялым экзоскелетом
и язвительным голосом делали его и впрямь грозной фигурой. Что касается
большинства членов Оперативной Тактической Группы, то с них сняли всякое
обвинение в каких-либо проступках. Трибунал постановил, что они
действовали в пределах предписаний Содружества о действиях "при
оправдывающих обстоятельствах, где акту насилия против собственности или
лиц, принадлежащих к Содружеству или Церкви надлежит противодействовать
всеми силами, необходимыми для предотвращения последствий такого
насилия". Это положение, постановил трибунал, и вступило в силу, когда
ААннские корабли вступили в бой со стингером номер двадцать пять. А что
касается того, что корабль номер двадцать пять сам спровоцировал данное
столкновение, то этот вопрос трибунал "подвергнет тщательному изучению -
в скором времени".
По приказу трибунала мичманов Брана Цзе-Мэллори и Трузензю из Улья
Зекс лишили всех званий и уволили с воинской службы. Однако
предварительно их требовалось наградить орденом Церкви "За боевые
заслуги", одним звездным скоплением. Что и сделали. А также каждому
неофициально презентовали свиток, на котором граждане планеты-колонии,
известной как "Счастливая Охота" [т.е. Рай], записали свои имена и
благодарности - все двести девяносто пять тысяч.
Майора Хулио Гонсалеса произвели в капитаны 3-го ранга и сразу же
перевели на тихий кабинетный пост в безвестной звездной системе,
населенной полуразумными амфибиями.
После того, как его официально приняли в Улье брата по кораблю, в
Зексе, Бран вступил в Церковь и с головой окунулся в дела Канцелярии
Нечеловеческой Социологии, получая там дипломы и почетные звания.
Трузензюзекс же оставался на своей родной планете Ивовый Обзол и
возобновил занятия психологией и теоретической историей, которыми он
увлекался еще до воинской службы. Вскоре после этого ему присвоили
звание эйнт. Их интересы сходились независимо друг от друга, пока оба не
погрузились в изучение древней тар-айимской цивилизации-империи. Прошло
десять лет, прежде чем они встретились вновь, и с тех пор они всегда
оставались вместе, положение, о котором ни у одного не имелось причин
сожалеть.
- Не купите ли зимний костюм, сэр? Сезон быстро приближается, и
астрологи предсказывают холод и слякоть. Самые прекрасные шкуры
пирримов, уважаемый сэр!
- Что? Нет. Спасибо, торговец, не нужно. - Как раз впереди
обрисовывался поворот к их постоялому двору, около продавца молитвенных
колокольчиков.
Бран ощущал необыкновенно сильную потребность в сне.
ГЛАВА 6
Флинкс вернулся в свою квартиру, чтобы привести в порядок дела
перед путешествием. По пути домой он остановился у хорошо знакомой лавки
и купил маленькую сумку. Именно такие он часто видел у матросов в порту,
и ему она подойдет ничуть не хуже. Она была легкой, со встроенными
сенсорными замками на обтюраторе и очень прочной. Флинкс проформы ради
поторговался о цене, остановившись, наконец, на сумме девяносто шесть и
двадцать сотых кредита. Он, вероятно, мог сократить цену еще на кредит,
но его слишком занимали мысли о путешествии, причем до такой степени,
что торговец осведомился о его здоровье.
- 48 -
Дома он совсем не удивился, обнаружив, что все его ценное или
полезное имущество умещается в одну сумку. Он почувствовал лишь легкий
укол сожаления. Он огляделся, ища, что бы еще взять, но постель не
влезла бы, равно как и его портативная кухня, к тому же, он сомневался,
что будет испытывать на корабле недостаток в том и в другом.
Воспоминания же удобно хранились где-то в другом месте. Он повесил сумку
на плечо и покинул пустую комнату.
Консьержка осторожно поглядела на него, когда он приготовился
оставить ей ключи. Она была в общем-то хорошей женщиной, но отличалась
необыкновенной подозрительностью. В ответ на ее настойчивые расспросы он
сказал только, что отправляется в довольно продолжительное путешествие и
понятия не имеет, когда вернется. Нет, он не "скрывается от закона". Он
знал, что женщина страдает болезнью, известной, как пристрастие к
трилевидению, и ее воображение соответственно отравлено. Не сохранит ли
она комнату за ним до его возвращения? Сохранит - за четырехмесячную
квартплату, авансом, если позволите. Он предпочел не спорить и
заплатить. Это отрезало большой кус от столь недавно заработанных им ста
кредитов, но он обнаружил, что спешит как можно быстрее потратить эти
деньги.
Он вышел в ночь. Его рассудок подумывал о сне, но тело, напряженное
от скорости, с которой мчались вокруг него события, категорически не
соглашалось. Сон стал невозможен. И на улице было приятно. Он двинулся
на огни и шум, погружаясь в знакомую горячку рынка. Он смаковал ночные
запахи продуктового полумесяца, хриплое уханье пекарей, продавцов и
лоточников, здоровался со знакомыми и грустно улыбался иногда изящному
