вопросом, на невероятной скорости обрабатывая огромный объем информации.
Обычно самая сложная задача требует трех минут. Часы отсчитывали время.
Прошло полчаса. Все так же горел красный огонек "Работа". Огни за
прозрачными стенами машины быстро вспыхивали один за другим. Наблюдатели,
между тем, говорили о науке, о политике и о собственных делах.
Затраты энергии на такой процесс были огромными. Спрос в городе был
сведен к минимуму. Все же энергии едва хватало, а местные ее потребители
были заранее подготовлены к возможному временному отключению. В помощь
были подключены также источники энергии вне штата. Прошло сорок минут.
Много больше, чем он ожидал, подумал Джером. Наверно, он ошибся. Даже если
они с Вильсоном были правы, скорее всего ничего не случится. Когда это
кончится, он первым поздравит Стревелла. Пусть он был с ним не согласен,
но они - что угодно, только не соперники. За последние недели впервые его
беспокойство уступило место любопытству. В конце концов, и он не меньше
других заинтересован в ответе.
Чтобы поддержать программу, все заинтересованные в проблеме Большого
толчка были подключены к ней. Тут были физики, химики, астрономы, многие
другие, не говоря уж о всей философии. Что такое вообще эта проблема
Большого толчка? "Уравнение Творения", подумалось Джерому. Несколько
человек были против проекта, но они остались в меньшинстве при
голосовании. Многие известные теологи помогали в разработке программы. Они
не меньше были заинтересованы в ответе, чем астрономы. СПАПИ даст ответ
сначала в цифрах, потом в словах.
Прошло сорок пять минут. Один из техников нагнулся вдруг к Стревеллу,
не отводя глаз от пульта.
Стревелл обернулся. Он уже выкурил четыре маленьких сигары и принялся
за пятую.
- Что-то не так?
- Может быть, я не уверен. Зацикливание в двух секциях, может быть, и
больше.
Джером повернулся к Стревеллу. Зацикливание происходило, когда
компонент задачи нельзя было ни решить, ни пренебречь им. Машина же была
запрограммирована на решение. Если не аннулировать программу и не
прекратить работу, то одна и та же информация будет прокручиваться снова и
снова, требуя все больше энергии. Это случалось редко.
- Уже четыре секции, сэр. Если цифры верны, - он беспокойно посмотрел
на Стревелла.
- Аннулируйте, Хэнк, - тихо уговаривал Джером, - пока еще есть время.
- Восемь секций, сэр, - техник уже не скрывал нервозности. - Десять.
Двенадцать.
Всего в СПАПИ было сорок секций, занимавшихся Поступлением и Анализом
Прямой Информации.
Стревелл молчал, безучастно глядя на пульт, потом поднял глаза на
машину:
- Наши шансы еще очень велики. Пусть зацикливается.
- Скорее, Хэнк, - убеждал Джером, - она не заработает. Вы превысили
ее возможности. Я вам говорил.
- Ничто не превосходит возможностей СПАПИ. Мы поставили ей вполне
логичную задачу и дали достаточно информации для принятия решения. Я жду
решения.
Он положил руку на пульт и пригнулся вперед, едва не коснувшись носом
стекла.
- Двадцать секций, - бормотал техник. Остальные техники следили за
ним. - Тридцать, тридцать пять... - Позади них что-то загудело, сильнее,
чем публика.
- Сорок... все зациклило, сэр, - голос техника стал хриплым.
Снаружи в Комнате не было заметно ничего особенного. Продолжал гореть
красный сигнал "Работа".
Потом кто-то направил свет на лицо Джерома и тут же убрал это...
...Стекло не попало в него, как не задела его и большая часть
разлетевшихся обломков. Но одна из балок его все-таки зацепила...
Все же он один из первых вышел из больницы, и рука заживала хорошо.
Пока она не очень нужна была ему: работы не предвидится, по крайней мере,
месяц. Стревелл уже обдумывал новые планы, начав диктовать, еще лежа в
больнице.
От крыши почти ничего не осталось, но железобетонные стены устояли.
Они были рассчитаны на девятибалльное землетрясение по шкале Рихтера и
чуть ли не на ядерный взрыв. Внутренний взрыв повредил, но не разрушил их.
На руинах Комнаты рабочие заканчивали уборку, а техники уже
обсуждали, где начать реставрацию СПАПИ. Машина была похожа на недоеденный
пирог. Около семидесяти процентов погибло: было разнесено на мелкие
кусочки или испарилось вследствие перегрузки. Под конец процесс пошел так
быстро, что не выдержала даже система безопасности. В городе два часа не
было электричества.
Джером осторожно шел по Комнате, пробирался среди хлама и мусора.
Здесь не было духа отчаяния. Просто эксперимент не удался. Надо
восстанавливать и начинать снова.
У одной из стен он заметил маленькую фигурку человека, который явно
не был ни рабочим, ни техником. Джером пригляделся: он, кажется, узнал
его, - и направился к нему.
- Добрый день. Вы ведь - Эрнандес из "Таймс"? Вы были с нами, когда
произошел взрыв.
Тот повернул голову (он рассматривал обгорелый бетон), улыбнулся,
отвлекшись от своих мыслей и протянул руку.
- Да. А вы - доктор Джером? Кажется, старик уже планирует СПАПИ-2.
Почему-то Джером смутился.
- Да. Он неисправим. Но СПАПИ нам необходима. Вторая матрица способна
решать лишь второстепенные задачи. Мир ждет ответа на глобальные вопросы.
- Но не сию минуту, - усмехнулся Эрнандес. Астрономам придется ждать
по крайней мере целое поколение.
- По этому вопросу? Я не думаю, чтобы правительство позволило новую
попытку. Слишком много денег затрачено без пользы.
- О! - репортер делал записи в блокнотике. Старомодно для научного
журналиста, подумал Джером.
Эрнандес заметил его взгляд.
- Магнитофоны не всегда бывают полезны. Здесь работают люди, и я не
хочу им мешать. А как вы сами?
- Ничего. Могло быть хуже. 95 процентов энергии ушло вверх, а не в
стороны.
- Знаю. Я писал об этом в статье.
- Я слышал. Спасибо за вашу любезность. Ведь нам потребуется
всяческая помощь, пока нет новой СПАПИ. Наш имидж в сознании общества
сейчас не на высоте.
- Ничего. Вы верно говорите, что миру нужна СПАПИ, и публика
потерпит. - Он покрутил авторучкой около стены. - Хотя некоторые считали,
что СПАПИ была кибернетическим эквивалентом человека.
- Некоторые верят и в астрологию. СПАПИ была замечательной машиной,
не больше. Ее превосходство было ограничено специфической областью.
- Конечно. - Эрнандес еще что-то записал, потом указал на стену. Его
голос в этот момент не был по-обычному репортерски бесстрастным.
- Заметили вы эти линии и отметины в бетоне?
Джером не обратил особого внимания на обожженные места: он был
сосредоточен на руинах машины в центре Комнаты. Но источник отметин был
для него очевиден.
- Как вы помните, большая часть внешних панелей машины были
прозрачными. Когда она взорвалась, интенсивный свет был частично
замаскирован темной схемой. - Он похлопал по стене. - Так что мы получили
негативы, впечатавшиеся в стену, что-то вроде светокопии.
- И я об этом подумал, - кивнул журналист. - Я видел подобные вещи и
раньше, только не механического, а человеческого происхождения.
- О, вы имеете в виду силуэты в Хиросиме, - сказал Джером, - следы на
улицах и на стенах, оставшиеся от людей в районе взрыва бомбы?
- Я подумал не об этом. - Он обрисовал ручкой какую-то деталь или
узел схемы. - Эти отпечатки более детальны и тонки, чем просто контуры.
- Это объяснимо, - Джером не очень понимал, куда клонит журналист.
- Знаете, - спокойно сказал Эрнандес, - есть ум и ум, есть
человеческие существа и человеческие существа. Иногда мы можем предъявлять
слишком большие требования и к человеку, и к машине. Мы долго шли к той
стадии, когда стало возможным заставить машину страдать, как человека.
- Если она и страдала, - сказал Джером, - то не как человек.
- Интересно...
- Вы сказали, - Джером постарался перевести разговор, - что уже
видели такие вещи раньше. Если не в Хиросиме, то где?
Эрнандес присел на обломок трубы и стал изучать останки взорвавшейся
машины.
- На старом, старом саване в Италии, в Турине [Скорее всего, автор
имеет в виду знаменитую Туринскую плащаницу].
ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory є
є в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є
є (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
Алан Дин ФОСТЕР
ВЕРХОМ НА МОНСТРЕ
Многие годы я жил в Санта-Монике, части Большого Лос-Анджелеса, близ
мола. Этот мол вы видели а десятках фильмах и телешоу. Там еще старые
такие карусели с того конца, что к пляжу (помните фильм "Удар"?)
За молом молодежь каждый день демонстрирует харакири, петляя на
досках по волнам между облепленными рачками сваями. Это у них называется
"попасть в просвет" или "поймать мол". И так каждый день. Нет, для этого
надо быть идиотом.
Я не рисковал и катался на волнах а стороне от опасных свай. Теперь я
живу а Аризоне [Аризона - штат, не имеющий выхода к морю], где большие
волны куда как редки, но память сохранила и соль на губах, и песок в
гидрокостюме, и дни штормов, когда огромные волны накатывались на берег
откуда-то со стороны Японии и только большие мастера или ненормальные
могли рискнуть покататься на них. И как это бывает со всеми воспоминаниями
о приятных днях, с каждым рассказом волны становятся чуточку выше...
У этого Монстра не было тела, а только пасть, и вначале его слышали,
а уж потом и видели.
Жоао Акорисал сам никогда не видел и не слышал его, а знал о нем по
рассказам и легендам, которые много более живописующи, чем восприятие
человеческих органов чувств. Он изучал историю Монстра, знал, на что он
похож, как себя ведет.
Когда он был еще мальчиком впервые услышал на Талиа Мажор о Монстрах
с Диса, то уже знал, что когда-нибудь ему предстоит столкнуться и
побороться с ними. Это ему было написано на роду.
Родители и друзья слушали его мрачные сны наяву и посмеивались. Ему
говорили, что если даже ему когда-то и удастся собрать денег на поездку на
этот далекий Дис, то, увидев Монстра, он в страхе сожмется в комочек, слаб
он тягаться с Монстром. Один-двое из его друзей видели ленту про Монстра и
уверяли Жоао, что с такой громадиной никому в Талии не по силам тягаться и
лучше забыть об этом и думать о чем-то достижимом.
Кирси, его жена, за двадцать лет их совместной жизни так и не смогла
добиться, чтобы он выкинул из головы свою мечту.
Прохаживаясь по комнате, она то неслышно ступала по плетенным
коврикам, то шлепала сандалиями по покрытому землистого цвета плиткой полу
и при этом говорила:
- Не могу понять тебя, Жоао. - Она весьма оживленно жестикулировала
руками, точно макаки, что носились по деревьям в саду за домом. - Ты всю
жизнь работал не покладая рук, я тоже. - Она остановилась, обводя руками
кое-как обставленную, но уютную комнату. - Богатыми мы никогда не будем,
но и попрошайничать не придется. Мы неплохо живем. У нас двое прекрасных
детей, они достаточно большие, чтобы понять, что их папаша рехнулся. Все,
ради чего мы горбатились, собирали, ты хочешь пустить на ветер из-за своей
детской блажи. - Она печально покачала головой, и ниспадавшие на спину
локоны ее черных волос закачались на фоне белого ситцевого платья. - Ты
