Добравшись до края поляны, куда уже подступали молодые деревца, он
остановился, откинул забрало и сделал несколько быстрых неглубоких вдохов.
Под шлем ворвались крутые, резкие запахи - разило падалью, взрытой землей,
еще чем-то непонятным... Слегка закружилась голова, и Панин прервал сеанс
адаптации. Придя в себя, достал из-за пояса мачете и нарубил целый ворох
зеленой массы для пищеблока.
А на обратном пути на него налетели вродекоты.
Панин растерял всю зелень, растерялся и сам. Звери бестолково катали
и валяли его по траве, кусая куда ни попадя и норовя ухватить за горло. На
четвереньках, волоча повисшего на плечах вродекота, Панин подобрал мачете
и стал отмахиваться. Здоровущий пучеглазый квазифелис, исходя злобой
пополам с пеной, хрипел и грыз голубоватое лезвие, мигом располосовавшее
пасть, захлебывался собственной кровью, густой, темно-бурой... Потом
завертелся волчком, мотая изувеченной мордой. Остальные на миг забыли о
Панине и набросились на истекающего кровью собрата. Пока они рвали того на
куски, Панин сгреб сколько успел зелени и рванул на блимп во все лопатки.
Едва только перепонка люка сомкнулась за ним, как грязно-серая живая
торпеда врезалась в нее, бешено рыча и лязгая клыками...
Не снимая скафандра, Панин прошел под лучевой душ, смыл с брони,
исцарапанной алмазными когтищами, слюну, кровь и лохмы шерсти. Потом
вернулся в тамбур за зеленью, молча, как автомат, пустил ее на
обеззараживание, прополоскал и загрузил в пищеблок. Тот слопал ее за милую
душу. В меню этого своего второго на Царице Савской дня Панин увидел
харчо, бастурму и бахмаро. Унылым голосом затребовал чаю и получил чай,
тоже отчего-то грузинский. Все предложенное съел, но настроение
исправляться отказывалось. Скинул с себя все к дьяволу, уселся в позу
лотоса и только так успокоился.
В багажном отделении, куда со скуки заглянул Панин под вечер,
обнаружились две посылки на Меркаб. В одной, судя по индексу, хранилось
нечто экзотическое, но съедобное. Другая содержала кристаллограммы книг по
биологии. Панин пробежал глазами по оглавлениям: "Проблемы футурогенетики
и прикладной евгеники"... "Двухсотлетие Всемирного конгресса
биобихевиористов. Изложение докладов..." "Популярная ксенопсихология"...
Ничего развлекательного, разгоняющего уныние, не обнаружилось.
Поразмыслив, Панин вскрыл посылку и добыл оттуда наугад один кристаллик в
керамитовой оправе. Вернувшись в кабину, устроился поудобнее в кресле,
надел "диадему" - аппарат для считывания кристаллограмм, и приступил к
познавательному отдыху.
Через пару минут его потянуло в сон, хотя ему была продемонстрирована
популярная брошюра некоего У.Уолдо "Брат драконам, спутник совам", про то,
как упомянутый У.Уолдо приручал гиен. Судя по вступительному слову, гиены
и впрямь оказались покладистыми созданиями, несмотря на мерзкую внешность
и дурную репутацию. Тщанием У.Уолдо они были готовы танцевать на задних
лапах, лизать в розовые чушки детишек автора брошюры и чуть ли не жрать
морковку заместо падали в знак любви ко всему человеческому роду. "Ну и
бодяга", - подумал Панин, однако же дочитал до конца.
Ночью он сидел без света перед экраном внешнего обзора и вглядывался
в черные силуэты деревьев на фоне густо-синего неба. Там, в лесу,
перекликались странными мяукающими голосами ночные птицы, изредка кто-то
хрипел удавленником, хрустел галечник под чьими-то тяжелыми лапами и
прыгали светящиеся красным и зеленым точки - не то светляки, не то глаза
неугомонных, не оставляющих надежды задрать Панина вродекотов...
8. НЕ ОШИБСЯ ЛИ ГРАСС?
Дни были похожи один на другой, как бесконечная череда близнецов.
Панин просыпался, приводил себя в порядок, потреблял предложенный
пищеблоком завтрак - к счастью, меню не страдало однообразием благодаря
встроенному в агрегат генератору случайных чисел. Сырьем для пищеблока
служила свежая зелень снаружи, а концентраты из неприкосновенного запаса,
прихваченные с галактической базы, как им и положено, оставались в
неприкосновенности: Панин берег их на какой ни то непредвиденный случай.
Во всяком случае, ресурсов для системы жизнеобеспечения у него было в
достатке - вода и воздух исправно регенерировались. Но и здесь необходима
была страховка, поэтому следующим пунктом распорядка дня был обязательный
выход на поверхность Царицы Савской, сеанс адаптации к ее воздуху и заодно
сбор биомассы. С каждым сеансом голова у Панина кружилась все меньше,
запахи уже не так оскорбляли его обоняние, и он мало-помалу становился
"двоякодышащим", то есть равно способным обитать в газовых средах двух
планет. Первое время он бдительно контролировал самочувствие, но на
здоровье адаптация не отражалась ничем, кроме некоторого учащения
пульса... Затем следовали обед и проверка систем корабля. Панин надеялся,
что ему удастся наладить связь, но "харакири" отработало на совесть, все
межэлементные коммуникации были разрушены, дабы восстановить их никогда не
смогли бы и самые изощренные специалисты зловредных галактических сил, не
то что заурядный драйвер. Ближе к вечеру Панин накрывал блимп и участок
полянки площадью приблизительно в гектар изолирующим полем, вытаскивал
наружу раскладное кресло, усаживался поудобнее и со злорадным
любопытством, будто зритель в театре, наблюдал, как разъяренные до
предела, взъерошенные, с налитыми кровью глазами и мордами в пене,
вродекоты бросаются на невидимую преграду, во что бы то ни стало желая
достать ненавистного врага.
Как-то ему повезло, хотя это и не очень подходящее слово, стать
свидетелем охоты вродекотов на крупную дичь. Из леса понуро выбрел
чудовищный, с панинский блимп, лохматый с проплешинами зверь, весь в
каких-то мясистых наростах, буграх, рогах и беспорядочно разбросанных по
бокам панцирных пластинах, жуя на ходу охапку листьев капустного дерева.
Уперся тяжелой башкой в изолирующее поле, ни черта не разобрал, но
сворачивать не захотел. Приналег - Панин кожей почувствовал, как поле
прогнулось, схватился за притороченный к поясу фогратор, но поле не
подвело. Пока зверь трудно соображал, как поступить далее, из-за стволов
серым потоком нахлынули квазифелисы и молча, без подготовки, деловито
стали резать его в лоскуты своими жуткими клыками. Гигант, как Панину
показалось, даже и не заметил, как умер, потому что и головой не повел в
сторону нападавших. Вот только что стояла, уперевшись лбищем в незримый
барьер, гора мяса и шерсти - и нет ее, а на ее месте лишь костяк в бурых
ошметках да лужа крови... Разделав тушу, вродекоты поплясали вокруг
Панина, ничего не добились и неожиданно брызнули врассыпную, а на падаль
откуда-то, чуть ли не из-под земли, стали собираться мелкие, похожие на
крыс могильщики.
Случались и совершенно противоположные сцены. Однажды под вечер на
поляну выскочил взмыленный, ободранный и смертельно перепуганный вродекот.
С разбегу взлетел на покатый контур поля, окончательно растерялся и сполз
в траву. И тогда из темноты леса на него туго упало серое в подпалинах
одеяло, окаймленное бахромой из когтей, прихотливо украшенное круглой
многозубой пастью посередине и, что самое-то мерзкое, без каких бы то ни
было намеков на глаза...
После ужина Панин копался в раскуроченной посылке, наугад извлекал
очередной кристаллик и предавался самообразованию. Проблемы генетики,
евгеники и прочая муть действовали на него убаюкивающе. Сон был крепок и
пуст.
Панин потихоньку погружался в бессмысленное, размеренное,
растительное существование. Он все меньше задумывался над тем, ради чего
он все это делает. Забросил попытки восстановить связь. Реже вспоминал о
том, что в нескольких сотнях километров над его головой кипит насыщенная
событиями, делами и заботами жизнь Галактики. Где-то там, среди звезд и
туманностей, астрархи проворачивали запланированную реконструкцию шарового
скопления, чтобы там можно было жить - без него. Ксенологи наводили
контакты между цивилизациями, гилурги обращали межзвездное рассеянное
вещество в планеты и дайсоновы сферы, тектоны строили хрупкое, эфирное,
прекрасное здание Единого Разума Галактики... Но драйвер Панин был
исключен из этого процесса. Он ел, пил, дышал, спал. И почти не
разговаривал. О чем можно разговаривать с самим собой?
Все чаще Панин совершал вечерний моцион без скафандра. Сидел в
кресле, свесив руки через подлокотники и бездумно шевеля пальцами в
жесткой, по-земному зеленой траве. Какие-то неведомые букашки всползали по
ботинкам на брючины, подолгу копошились там, иногда застывая и шевеля
усиками, а затем вдруг вспархивали и уносились прочь. И даже вродекоты уже
не бросались на прозрачный пузырь изолирующего поля, а только пробовали
его лапами и бесшумно скользили по периметру, мимо - по своим непонятным
Панину делам.
"Грасс ошибался, - лениво думал Панин, нежась в кресле и полной
грудью вбирая вязкий лесной воздух. - Здесь можно было жить. И выжить. Он
поспешил. И все поспешили следом за ним. Зря..."
Это благорастворение кончилось внезапно и навсегда.
9. ВОЙНА ТАК ВОЙНА
Был тридцать второй полусонный вечер Панина под открытым небом Царицы
Савской подле разверстого люка. Как и обычно, Панин равнодушно глазел на
маневры вродекотов вокруг себя и думал медленные свои думы. Например, о
том, что было бы славно к ужину получить в подарок от пищеблока творожное
суфле. Можно, конечно, и затребовать, но сюрпризы всегда приятнее.
Слабость к творожным блюдам, да и ко всему молочному, была приобретена
Паниным уже здесь...
И совсем случайно, краем глаза, Панин уловил непонятное движение
слева от себя. Он даже не отреагировал на него должным образом, как
подобает звездоходу в условиях чужой планеты - расслабился, распустился за
эти дни. Прошло несколько секунд, прежде чем он подобрал ноги,
переключился с гастрономических размышлений на полную боеготовность.
А серые живые снаряды пронизывали изолирующее поле насквозь и сновали
уже где-то рядом. Да и не было поля вовсе. Было да сплыло. Растаяло.
Видно, перепало и его генераторам от проклятого "харакири", только не
сразу это сказалось.
И лишь когда Панин увидел оскаленную морду с отлегшими ушами в метре
от своих ног - только тогда он окончательно пришел в себя.
Нет, он не блистал никакими личными достоинствами. Среди звездоходов
был зауряден. Не мог читать мысли, чувствовать присутствие врага,
двигаться быстрее молнии, не способен был на всякие чудеса, как, скажем,
его сверстники Лгана, братья Кратовы, Жайворонок или совсем уж легендарные
Михеев, Энграф или Бразинский. Но кое-что он умел, ибо без этого
"кое-чего" не видать бы ему дальних звезд, как своих ушей.
Поэтому он успел увернуться от нацеленной на его ничем не защищенное
горло акульей пасти. Успел наподдать перекатившемуся через голову
вродекоту под ребра кованым ботинком. Успел добежать до люка...
Челюсти квазифелиса сомкнулись вокруг его ноги, но прежде, чем
сжались окончательно, Панин вырвался, потеряв полштанины вместе с кожей и
мясом. Взревев от боли, с разбегу нырнул в люк, приземлился на ладони и с
облегчением услышал чмоканье перепонки. Осатаневшие от нежданной удачи
звери бились в люк, в борт корабля, трепали и крушили в щепу раскладное
кресло.
Панин на одной ноге допрыгал до кабины. Скуля и подвывая, сунул
