едва сообразил ее подхватить. В следующий момент серая пружина вырвалась
из молочного покрывала и сомкнула клыки на горле хозяина замка. Полыхнул
фиолетовый огонь, туманный покров из сада мигом вынесло, как ураганом.
- Бежим, - крикнул Май Маддалене, и они побежали.
* * *
Внутри ледник был наполнен звуками. Звенели где-то колокола, пел
ветер в органных трубах, проточенных для него водой, пересыпались с места
на место хрустальные льдинки, журчала вода. Музыка, рождавшаяся в леднике,
звучала чисто и очень мелодично.
Сквозь ледяные купола вверху просвечивало солнце. Сумрак в пещерах,
уходящих вниз, сгущался в фиолетовых, зеленых и темно-синих тонах. В
воздухе взвешены были невесомые блестки снежной пыли.
Маддалена пришла в себя первой и, приподнявшись с пола, стала вертеть
головой.
- Где мы? - спросила она.
- В ледяной пещере, - посмотрев вверх, ответил Май.
- Они говорили про черного колдуна, который живет в леднике.
- Я помню.
- Это здесь?
Май покачал головой.
- Откуда мне знать...
Последними словами, которые он слышал в саду у Ведьмина Холма, был
окрик Бернгарда Пелерина, обращенный к Беренике, пытавшейся самостоятельно
сделать что-то с беглецами: "Не смей! Не смей этого сама!" После чего Май
и обежская колдунья вместо туманного сада заскользили по ледяному полу
среди мозаичных пятен яркого света.
Май встал, отряхнул с колен и локтей ледяную пыль и подал Маддалене
руку.
- Мы здесь не одни, - сказала колдунья, поднимаясь. - Здесь кто-то
есть, и он сейчас колдует. Мне кажется... - она несколько мгновений
прислушивалась, запрокинув голову, потом в голосе ее прозвучало легкое
удивление: - ...он ткет туман... Слышите?
Лучше бы Май не слышал. Он огляделся.
- Что это значит - черный колдун? - спросил он.
Маддалена пожала плечиком.
- Отступник; беглец; изгнанный; наказанный Цехом; отвергший Цех;
неудобный кому-то плохой человек; назначенный выполнять грязную работу
хороший человек, - да все, что угодно. Меня тоже так называли... иногда.
Хотя я ничего ужасного не делала.
Май вспомнил рассказ мэтра Иоржина о пытавшихся с ней состязаться
магах, но промолчал.
- Наверное, слабого колдуна черным не назовут? - сказал он.
- Наверное, так, - согласилась Маддалена.
- Идем искать выход, - предложил Май. - Иначе мы здесь замерзнем.
- А если он... - девочка умолкла.
Какой бы великой колдуньей она прежде ни была, вид у нее был
растерянный и очень усталый.
- Хочешь сесть на пол и к ночи превратиться в глыбу льда? - спросил
Май.
- Нет.
- Тогда пойдем.
Перезвон колоколов становился все явственней, органные трубы
повторяли свою мелодию громче; солнце, лучи которого, от того, что
проходили сквозь лед, становились желтого, голубого и ярко-синего цветов,
играло в зеркальных стенах и ледяных колоннах мириадами оттенков,
преломляясь, словно в граненом хрустале. Звеня стеклянными подковами о
лед, из сумрака в фиолетовом гроте появилась крылатая лошадь, белошкурая и
белоглазая, проводила их взглядом, кивнула головой, взмахнула крыльями и
исчезла. Стайка белых белок с дымчатыми полосками вдоль спинки и с
крошечными бубенчиками на шеях несколько раз перебегала им дорогу. Белые
голуби с мохнатыми лапками ворковали над их головами на прозрачных арках.
Сколько времени они потратили на поиски выхода, Май не знал. Дело
было плохо - он не мог сопротивляться. Он не чувствовал ни холода, ни
времени, ни страха. Только неприятную обреченность: случилось то, что
случилось; зря, конечно, он все это допустил, но ничего теперь не
исправишь.
В один прекрасный миг он просто сел на показавшийся ему подходящим
кусок льда, и Маддалена пошла дальше одна. Кажется, он сказал ей перед
этим, что они ходят в ледяном лабиринте по кругу и предложил проверить,
встретятся ли они, если он останется, а она продолжит путь. Маддалена
грустно посмотрела на него, ничего не сказала, побрела прочь и вскоре
исчезла за поворотом.
Музыку ледника создавал талантливый композитор. Выстроенные им
гармонии были безупречны, чувства вкуса и меры не изменили ему ни разу, и,
при этом, музыка его не была суха; напротив, она казалась нежной и очень
красивой. Она опутывала мысли, сковывала неугодные для нее движения тела,
подчиняла себе разум и заполняла пространство вокруг почти видимой,
осязаемой аурой своего совершенства.
Май уже ничего не имел против такого колдовства. Оно ему даже
нравилось. Где-то на самой грани памяти и сознания он угадывал, чем для
него может окончиться любование ледяной гармонией, но ему
_хотелось думать_, что смерть приходит за человеком не так.
Хозяин появился перед Маем из ниоткуда. У него были совсем светлые,
но не седые волосы, высокий лоб, прищуренные серо-голубые глаза-льдинки, и
очень бледная кожа. Длинная белая одежда с оторочкой из шкурок песца
делала высокую фигуру еще выше. Колдун пошевелил бесцветными губами,
что-то Маю сказав.
Май и ответил бы ему, только не мог. Слова нарушили бы музыку,
которая давно звучала не вне, а в голове Мая. Она стала частью его, он
слился с ее совершенными звуками, поэтому не в состоянии был ни слушать,
ни говорить.
Колдун поводил у него перед лицом ладонью, снова что-то произнес, и
гармония взорвалась. Лавина хрусталя и льдинок разлетелась в ушах Мая
оглушающим диссонансом, а перед глазами засверкали фиолетовые искры. И тут
колдун влепил Маю такую пощечину, что тот едва не упал на скользкий пол.
Май сразу понял, что продрог не то, чтобы до костей, а вообще уже ни рук,
ни ног у него как бы нет.
- ...я еще в своем уме, чтоб уследить, кто ходит через перевал, -
расслышал Май слова, обращенные к нему.
- Вас называют ч... черным колдуном... в насмешку? - стуча зубами,
поинтересовался Май ни к селу ни к городу у этого бледного типа.
Колдун высокомерно вздернул подбородок.
- Я Юрген Юм, законно практикующий маг. Я состою в Старшем Цехе и
являюсь Мастером Магии Зеркального Ключа. Называть меня черным колдуном,
по меньшей мере, невежливо, молодой человек. Ибо это прозвание -
ругательное.
Май с трудом распрямлял застывшие ноги; встать со льдины пока у него
не получалось. Все тело сводила судорога, в ушах звенело. Но Май, тем не
менее, сказал:
- Прошу простить великодушно, но вашим именем... кажется... пугают
детей в долине...
Колдун взял его за локоть, решив, что разговор этот затеян с ним не
от большого ума, и рывком поставил Мая на ноги.
- Идемте, - сказал он. - Вам нужно поблагодарить вашу спутницу. Она
освободила вас, уничтожив плоды трех месяцев моей работы.
- Она колдует? - удивился Май. По краю сознания проскользнула мысль:
чтоб честно заработать деньги в Котуре, _эту_ колдунью, кажется, надо
убить...
- И очень неплохо, - отвечал колдун. - Она разбила пять моих замкОв
из семи, хотя могла бы просто уйти, ничего мне здесь не нарушая. Правда,
тогда бы я про вас не узнал.
Юрген Юм вывел Мая из ледяного лабиринта сначала в полутемный
снежный, потом в темный земляной. Он открыл низкую деревянную дверцу, и
Май переступил порог деревенского, на вид, дома. Наверное, дом этот по
самую крышу был занесен снегом, потому что за маленьким плохим окошком
виднелась только подсвеченная слабым светом муть, а освещением большой
комнате служил очаг и две масляные плошки на подставке над развернутой для
чтения книгой.
Маддалена сидела с ногами на лавке подле стола, завернутая в огромный
овчиный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль
с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на
определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул
жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему
дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого элексира уже
отведала.
- Не бойтесь, не отрава, - ободрил Мая колдун. - Его варят внизу в
деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах.
Стукнув зубами о край кружки, Май одним глотком вылил в себя ее
содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить
дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало
почти сразу.
Повернув за плечо, колдун подвел Мая к скамье и усадил рядом с
Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести
расследование.
- Итак, - сказал колдун, - теперь объясните мне, кто вы такие и как
вы попали ко мне в ледник?
- Я Маддалена Беган из Обежа, - скромно сказала Маддалена.
Колдун приподнял одну бровь - имя было ему известно.
- Ипполит Май, - сказал Май, - путешественник.
Вторая бровь Юргена Юма поползла кверху вслед за первой. Медленно
переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих
кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на
Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в
заросший паутиной темный угол.
- Как поживает ваша драгоценная матушка? - спросил он. - Она здорова?
Надеюсь, у нее все благополучно?
Май открыл рот, закрыл, и на несколько секунд прижал пальцы к губам,
чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека
он сейчас вспомнил...
Сколько жил, Май боялся, что кто-нибудь из близких друзей его матери
однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека
убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда
соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно,
существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?..
Шанс услышать именно эти слова от колдуна у него сейчас был. И еще
какой шанс.
Но колдун ничего такого не сказал.
- Не обессудьте, я живу здесь один и гостеприимством никогда не был
знаменит... - проговорил он. - Я могу вам предложить лишь свой убогий
завтрак и постель.
Хозяин выставил на стол горшок с вареной рыбой, подсохшие кусочки
сыра на треснувшей тарелке, хлеб и воду.
Маддалена оживилась, она была голодна. Маю после встречи с оборотнем
и блужданий в леднике еда в глотку не шла. Ему казалось, что он не был
пьян; деревенское зелье только слегка приглушило его беспокойство.
Май стал осматривать жилище: на верстаке в темном углу оборудование
для алхимических опытов - дорогая стеклянная посуда, покрытая паутиной и
пылью; внизу толстые фолианты стопками лежат на полу; пол подметен
наполовину, веник брошен под окном; на краю стола разлинованая для записи
нот бумага, песочное сито, чернильница, отточеные перья...
Двадцать пять лет назад колдун был молод, печален, довольно-таки
красив, но безденежен, и, кроме того, он не боялся выглядеть смешным - Май
рассудил это потому, что бедолага совершенно не скрывал своих чувств. А
быть романтичным и влюбленным, и тем более, признаваться в любви, тогда
было не в моде чуть ли не более, чем сейчас. И вот, над ним смеялись. Он
этого не замечал и твердил слово "любовь" - смешное и немодное... В общем,
Май решил на эту тему с Мастером Магии Зеркального Ключа не заговаривать.
Кто знает, что о тех временах хранит память этого человека: плохое или
хорошее?
- Матушка оставила сцену четыре месяца назад, - счел нужным сообщить
Юргену Юму Май. - Теперь она будет заниматься семьей.
Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему
все было понятно. Между ними настало молчаливое согласие.
