Персии осел тащил на себе огромные мешки. Когда же Насреддин возвращался
обратно, при нем не было ни клади, ни осла. Стражник всегда обыскивал
Насреддина, но никогда не мог обнаружить контрабанды. Он спрашивал его,
что тот везет, и неизменно получал ответ: "Контрабанду".
Через много лет Насреддин возвращался из Египта. Стражник спросил
его:
- Скажи мне, Насреддин, какую ты провозил тогда контрабанду? Сейчас
тебе уже нечего опасаться.
- Ослов".
Все снова засмеялись, а Фригейт сказал:
- Я эту историю слышал в Аризоне. Только контрабандиста звали Панно,
а переходил он границу между Мексикой и Соединенными Штатами.
- По-моему, все анекдоты возникли в глубокой древности, - предположил
Том Райдер, - и исходят они от пещерного человека.
- Все может быть, - отозвался Нур. - Но принято считать, что эти
сказания созданы суфиями задолго до рождения Магомета. Они хотели научить
людей мыслить не по шаблонам. К тому же притчи еще и забавны. Обычно ими
пользовались на начальных ступенях обучения. Со временем эти истории
распространились и на востоке, и на западе. Меня очень позабавило, когда я
столкнулся с некоторыми видоизмененными вариантами в Ирландии, где их
рассказывали на гэльском наречии. За много веков великое множество людей
передавало от Персии до Иберии сказания о Насреддине.
- Если суфизм возник еще до Магомета, - сказал Фригейт, - то суфии
должны быть последователями Заратустры.
- Суфизм не является монополией ислама, хотя в современном виде был
создан мусульманами, - возразил Нур. - Каждый верующий в Бога может стать
суфием. Это гибкое учение, оно меняет доктрину, приспосабливаясь к
определенной культуре. То, что воздействует на персидского мусульманина в
Хоросане, не имеет успеха в Судане. Цель и приемы наставника-суфи
определяются местом и временем.
Позже Нур и Фригейт спустились на берег и подошли к огромному костру,
окруженному веселящимися дравидами.
- Скажите, - спросил Фригейт, - каким образом удастся приспособить
здесь ваш иберийско-мавританский метод? Народ на Реке - смесь разных эпох
и стран. Здесь нет монолитной культуры.
- Я об этом сейчас размышляю, - ответил Нур.
- Значит, одна из причин, по которой я не принят учеником, состоит в
том, что вы сами к этому не готовы?
- Ну, что же, - улыбнулся Нур, - пусть эта мысль утешит вас. Однако
вы назвали лишь одну из причин. Учитель должен учиться всегда.
49
Серые клубы тумана окутали судно, пропитав насквозь каждую каюту и
коридор.
Сэм Клеменс громко произнес: "Господи, только не это!" - почему, он
не знал сам. Туман скользил по переборкам, насыщая все, что было способно
впитывать влагу. Белесые пары проникали в его горло, обволакивали сердце.
Вода сочилась, капала в желудок, стекала в пах, по ногам к коленям.
Его охватил страх - животный ужас, пришедший из прошлого.
Он был один в рубке. И один на всем судне. Он стоял у приборной
панели, всматриваясь в ветровое стекло, затянутое туманом, и мог
разглядеть что-либо лишь на расстоянии вытянутой руки, однако каким-то
образом знал, что на берегах Реки нет жизни. Там - никого, и здесь, на
огромном судне - ни души. И он тут не нужен; корабль шел в автоматическом
режиме. Когда судно достигнет истоков Реки, он не сможет его остановить, и
нет никого в мире, кто сумел бы помочь ему.
Сэм повернулся и начал ходить взад-вперед. Долго ли еще продлится это
путешествие? Рассеется ли туман, засветит ли когда-нибудь солнце и
покажутся ли горы, окружающие полярное море? Услышит ли он еще
человеческий голос? Увидит ли чье-нибудь лицо?
- Сейчас! - раздался громовой голос.
Сэм подскочил, словно подброшенный пружиной. Его сердце птицей
забилось в груди, исторгая из него воду. Вокруг его ног образовалась целая
лужа. Он закрутился волчком и оказался лицом к лицу с обладателем голоса.
Сквозь клубы тумана у ветрового стекла чернел неясный силуэт. Эта тень
приблизилась к нему, остановилась и вытянула огромную руку, щелкнув
тумблером на панели.
Сэм силился крикнуть: - "Нет, нет!", - но слова цеплялись одно за
другое, застревали, словно не могли пробиться сквозь стекло.
Хотя он не видел, какого рычажка коснулась рука незнакомца, но знал,
что судно на полной скорости движется к левому берегу. Он с трудом выдавил
из себя:
- Вы не сделаете этого!
В полном молчании темная фигура двинулась вперед. Незнакомец был его
роста, но значительно плотнее и шире. На одном плече у него покачивалось
деревянное топорище со стальным треугольником лезвия на конце.
- Эрик Кровавый Топор! - в ужасе закричал он.
И началась чудовищная охота. Спасаясь бегством, Сэм мчался по кораблю
- через рулевую рубку, по взлетной площадке к ангару, по штормовой палубе,
вниз по лестнице, через все каюты главной палубы, потом по трапу в
машинное отделение. Сознавая, что он ниже уровня Реки, что вода может
раздавить корпус, Сэм ринулся мимо огромных электродвигателей, вращавших
гребные колеса, которые сейчас несли судно навстречу гибели. В отчаянии он
бросился в огромный отсек для моторных лодок. Он сорвал канат с крюка. Еще
немного - и он скользнет в Реку, избавившись от рокового преследования. Но
дверь шлюза оказалась запертой.
Он согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Внезапно сверху грохнула
крышка люка, и в тумане показался Эрик Кровавый Топор. Он медленно шагнул
к Сэму, держа обеими руками свое страшное оружие.
- Я же предупреждал тебя, - и Эрик поднял топор. Сэм оцепенел, не в
силах ни двинуться с места, ни сопротивляться. Да, он виновен и должен
понести кару.
50
Застонав, он проснулся. В залитой светом каюте над ним склонилось
прекрасное лицо Гвиневры, опутанное золотистым ореолом волос.
- Сэм! Проснись! Тебя опять мучают кошмары.
- Они у меня всегда в эту пору, - пробормотал он.
Клеменс сел в постели. С палубы раздался свист. Через минуту
забормотало судовое радио. Вскоре судно должно остановиться у ближайшего
грейлстоуна для завтрака. Сэм не любил вставать рано и всегда был готов
пожертвовать завтраком, но долг капитана заставлял его подниматься вместе
с командой.
Он направился в душ, вымылся, почистил зубы. Гвиневра уже оделась и
выглядела эскимоской, сменившей меха на полотна. Сэм тоже набросил плащ и
приготовил свою капитанскую фуражку. Он зажег сигару; голубой дымок
потянулся по каюте.
- У тебя опять был страшный сон про Эрика? - спросила Гвиневра.
- Да. Немного кофе было бы очень кстати.
Гвиневра кинула в чашку несколько темных кристалликов. Вода мгновенно
забурлила. Он взял чашку и с благодарностью кивнул.
Она коснулась плеча Сэма.
- Ты ни в чем не виноват перед ним.
- Я повторяю это себе бесконечно, - сказал Сэм. - И без всякого
результата! Нами владеет иррациональное начало. У Создателя Снов мозги как
у дикобраза. Он - великий художник и неразумен, как все художники, которых
мне довелось знать. Вероятно, включая и вашего покорного слугу.
- Кровавый Топор никогда не сможет разыскать тебя.
- Я-то знаю. Попробуй внушить это Творцу Иллюзий.
Мигнула лампочка, со щитка на переборке раздался сигнал. Сэм нажал
кнопку.
- Капитан? Это Детвейлер. Через пять минут подойдем к назначенному
грейлстоуну.
- О'кей, Хэнк. Я готов.
Вместе с Гвиневрой он покинул каюту. Они прошли узким коридором и
поднялись в штурманскую рубку, находившуюся на верхней палубе. Каюты
остальных офицеров располагались ниже.
Их встретили трое: Детвейлер, бывший когда-то лоцманом, капитаном, а
затем владельцем пароходства на Миссисипи; старший офицер - Джон Байрон,
экс-адмирал Британского Королевского флота; и командир морской пехоты
Жан-Батист Антуан Марселен де Марбо, бывший генерал наполеоновской армии.
Де Марбо, невысокий, стройный человек, отличался необыкновенным
добродушием. Его голубые глаза ярко блестели на смуглом лице. Он откозырял
Клеменсу и доложил на эсперанто:
- Вахта прошла без происшествий, мой капитан.
- Прекрасно, Марк. Можете сдавать дежурство.
Француз поклонился, вышел из рубки и спустился на освещенную солнцем
взлетную площадку. Посреди палубы замерли в боевом строю шеренги морской
пехоты. Знаменосец вздымал флаг корабля - светло-синий квадрат с
изображением алого феникса. За ним тянулись ряды мужчин и женщин в
металлических шлемах, увенчанных султанами из человеческих волос, в
пластмассовых кирасах, в высоких, до колен, кожаных сапогах. На широких
поясах висели револьверы "Марк-4". Следом за ними стояли копьеносцы, сзади
- стрелки с базуками.
На правом фланге возвышался гигант, закованный в доспехи; дубовая
палица, которую Сэм с трудом приподнимал обеими руками, покоилась на его
плече. Официально Джо Миллер был личным охранником Клеменса, но на
утренней поверке всегда вставал в строй. Его главная функция заключалась в
том, чтобы вызывать у местных зрителей благоговейный трепет.
- Джо, по обыкновению, слегка перебирает, - любил говорить Сэм. - Ему
достаточно только появиться, чтобы запугать кого угодно.
День начался как обычно, но ему суждено было войти в историю -
сегодня "Минерва" намеревалась атаковать судно "Рекс Грандиссимус". Сэму
следовало бы чувствовать себя именинником, но подъема он не ощущал.
Сладость мести меркла перед мыслью о разрушении прекраснейшего корабля, в
который он вложил душу.
С другой стороны, иного выхода не существовало.
В полумиле от них на правом берегу показался костер. Проступили
очертания грибообразного грейлстоуна, окруженного фигурками людей в белых
одеждах. Тонкой вуалью туман покрывал Реку, среди облаков в небе сверкали
звезды.
Как обычно, впереди судна шла амфибия "Огненный Дракон-3" с
вооруженной командой. Когда они приближались к месту, намеченному для
очередной подзарядки аккумуляторов "Марка Твена", ее командир вступал в
переговоры с местными властями, испрашивая разрешения воспользоваться
двумя грейлстоунами. Чаще всего они приходили к согласию: плата была
весьма внушительной, да и сам вид гигантского судна побуждал к мирному
исходу дела. Но все же конфликты иногда возникали. Они, естественно,
кончались в пользу путешественников; копье и лук не могли противостоять
судовой артиллерии. Правда, Клеменс старался не допускать открытых
столкновений или, тем более, бойни. В этих случаях с амфибии давали поверх
голов пулеметную очередь; пластиковые пули восьмидесятого калибра являлись
наилучшим аргументом в споре. Толпа разбегалась, убитых не было никогда.
В конце концов, что теряют местные, если однажды воспользоваться
двумя их грейлстоунами? Никто не лишится пищи. Всегда поблизости
находились камни, где полно неиспользованных отверстий для чаш. Поэтому
люди предпочитали мирно уступить пару граалей прибывшим и всласть
насмотреться на поражающий воображение корабль.
Четыре огромных электродвигателя требовали невероятных затрат
энергии. Раз в день судно подходило к берегу и на один из граалей
насаживался гигантский металлический колпак; к соседнему катер подвозил
цилиндры команды. Когда происходил разряд, его энергия по проводам
передавалась в батакайтор - огромный накопитель, заполнявший пространство
между машинным отделением и главной палубой.
Сэм Клеменс сошел на берег, чтобы переброситься парой слов с местными
властями. Здесь понимали эсперанто, и хотя язык был несколько искажен, он
смог поддержать разговор. Сэм поблагодарил за гостеприимство и вернулся на
