Эх, да что там говорить! Разве я когда-нибудь был счастлив с того
самого дня, когда впервые открыл свои голубые невинные глаза, ничем не
запятнанные, если не считать первородного греха? Но Мэхруд утверждает, что
это он первый позволил мне увидеть все так, как оно есть на самом деле. Я
прожил несчастным всю жизнь, несчастным и останусь. Мне даже не позволено
будет вкусить сладкого аромата смерти. Столь же определенно, как солнце
встает на востоке, столь же определенно, как Мэхруд стал Быком и переплыл
Иллинойс с прекрасной Пегги на своей спине, сделав ее своей невестой в
роще на другом, высоком берегу, я даже не смогу умереть, потому что моя
вечно любимая женушка разыщет мои останки и переправит их Мэхруду, чтобы
предстать передо мною, когда я воскресну.
Я уже порядком устал от его словоизлияний, от этого потока метафор и
гипербол, столь же бесконечного, как воды самого Иллинойса.
- Благодарю вас, мистер Козел Плаксивый. Спокойной ночи. У нас
впереди еще долгий путь.
- Да-да, мой мальчик. Только Козел Плаксивый - не настоящее мое имя.
Это прозвище мне дали ребята в пивной, потому что...
Я перестал его слушать и, вернувшись к могиле матери, улегся возле
нее. Сон ко мне не шел - Алиса и Козел продолжали беседу. И только-только
мне удалось, наконец, отключиться, как подсевшая Алиса настояла на том,
чтобы пересказать мне историю, которую ей поведал наш новый знакомый.
Заметил ли я на нем белую набедренную повязку? Так вот. Если бы Козел
Плаксивый поднялся, стало бы видно, что сложена она треугольником, на
манер подгузника для грудных детей. Сходство это не случайно, так как он
является одним из Дюжины Спеленатых Дружков.
Более того, если бы Козел повернулся ко мне спиной, я увидел бы еще
желтое свечение, исходящее от его задницы - нечто вроде нимба, по своему
цвету и местоположению очень напоминающее фонарик светлячка.
Оказывается, вскоре после того, как воздействие Отвара стало
проявляться в полной мере, когда жители Онабака повернулись спиной ко
всему остальному миру, многочисленные пророки-самозванцы стали пытаться
извлечь для себя выгоду из новой религии. Каждый проповедовал свое
собственное видение еще не совсем понятного вероучения. В их число попали
и двенадцать политиканов, опустошавшие в течение длительного времени
государственную казну. Из-за того, что содержимое Бутылки не сразу
изменило природу вещей, до них очень долго не доходило, что же происходит
в долине на самом деле.
Колеса промышленности замедляли свои обороты постепенно. Трава и
деревья тоже не сразу заполнили мостовые. У людей потихоньку начал
пропадать интерес к жизненным благам. Мало-помалу, почти незаметно,
исчезали сдерживающие факторы. Угасала вражда, злоба и болезни. Тяготы и
скука жизни, всевозможные страхи рассеивались так же волшебно, как
утренний туман под лучами восходящего солнца.
И вот наступило время, когда люди перестали летать в Чикаго по делам
или для того, чтобы повеселиться, когда библиотеки опустели, работники
типографии и репортеры ежедневных газет забросили свою работу, когда в
"Эрсграпер Дизель Компани" и спирто-водочном заводе Майрона Малкера,
крупнейших в мире предприятиях по выпуску данного вида продукции, в
последний раз прозвучал фабричный гудок. Словом, когда люди, казалось,
наконец осознали, что мир устроен совсем не так, как должен был бы, но что
все будет хорошо в недалеком будущем.
Тогда же прекратилось функционирование и почтового ведомства, так как
местные почтовые служащие перестали выходить на работу. Именно тогда
Управление Пищевых Продуктов и Лекарств, Налоговое Управление и ФБР начали
засылать в Онабак своих агентов для разъяснения обстановки. Но агенты не
возвращались.
Отвар, однако, не вошел еще в полную силу, когда Дурхэм открылся
людям с помощью пророка Шиида как Мэхруд. Определенная оппозиция тогда еще
существовала, причем наиболее энергичных политиканов было двенадцать.
Организовав митинг перед зданием суда, они подстрекали народ следовать за
ними против Мэхруда. И двинулись к Трайбеллскому университету, где в
здании факультета метеорологии жил Шиид.
- Так вот, - кричал один из этих двенадцати, потрясая кулаком в
сторону мощного фонтана, бьющего из Бутылки на высоком другом берегу, - мы
линчуем этого сумасшедшего ученого, назвавшего себя Мэхрудом, этого
лунатика, который, как мы знаем, является выжившим из ума университетским
преподавателем и заядлым любителем поэзии и философии. Друзья, граждане,
американцы! Если этот Мэхруд и в самом деле бог, как утверждает Шиид, еще
один ученый безумец, то пусть поразит меня молнией! Мои друзья и я бросаем
ему вызов!
Все двенадцать стояли на трибуне перед зданием суда лицом к Главной
Улице и холмам на той стороне реки, вызывающе глядя на восток. Но ни
грома, ни молнии не последовало. Вот только в следующее мгновение они
вынуждены были позорно бежать, чтобы больше уже никогда не появляться на
пути Мэхруда.
Не удержавшись, Алиса громко расхохоталась.
- Их поразила напасть, не столь ужасная, как молния, даже не столь
впечатляющая, но в гораздо большей степени деморализующая. Мэхруд
ниспослал им слабость, которая заставила несчастных одеть подгузники по
той же причине, по какой их одевают детям. Разумеется, это убедило
Двенадцать Спеленатых Дружков в могуществе Мэхруда. И они тут же принялись
утверждать, что им уже давно известно, почему именно Мэхруд является
Все-Быком, и снова созвали митинг, на котором с грандиозной помпой, не
гнушаясь театральных эффектов, объявили во всеуслышание о перемене в своих
настроениях. Теперь, утверждали они, Мэхруд наделил их монополией
божественных откровений. Если кто-либо из простых смертных пожелает
связаться с ним, они берутся за определенную плату устроить телефонный
разговор с богом. Прожженные политиканы никак не могли уразуметь, что
деньги перестали теперь что-либо значить.
Более того, они были настолько близорукими и замшелыми в своих
повадках, что стали умолять Мэхруда о наделении их специальным отличием в
знак признания их монополии быть пророками. И Все-Бык действительно
наделил Дружков таким отличием, которое говорило само за себя о
принадлежности их к лику святых. Он наградил своих пророков постоянным
ореолом ярко-желтого цвета.
Обхватив руками колени, Алиса покачивалась от душившего ее смеха.
- Разумеется, все двенадцать должны бы были исступленно радоваться
привалившему им счастью. Но не тут-то было. Ибо Мэхруд из озорства
перепутал место, которое должно было окружаться ореолом. Теперь, когда
дружкам хотелось продемонстрировать свою принадлежность к лику святых, им
необходимо было поворачиваться к людям задницей.
И, хотите - верьте, хотите - нет, но эти тупоголовые категорически
отказываются признаться в том, что Мэхруд, по сути, изничтожил их.
Наоборот, они везде и всюду бахвалятся месторасположением своего ореола и
пытаются убедить всех остальных пользоваться пеленками, утверждая, что
обмотанная тряпьем средняя часть тела - такой же знак правоверных
почитателей Мэхруда, как тюрбан или фреска - для истинных приверженцев
Аллаха.
Естественно, настоящая причина такой пропаганды - нежелание Дружков
бросаться в глаза. Не то, что они совсем не желали бы быть знаменитыми.
Просто им не хотелось бы, чтобы люди помнили об их слабости и изначальном
грехе.
Слезы из прекрасных глаз Алисы струились ручьями. Я же не видел во
всем этом ничего смешного, о чем и заявил ей без утайки.
- Ничего-то вы не поняли, Темпер, - улыбнулась она. - Их положение
поправимо. Все, что им требуется - это попросить Мэхруда, чтобы он избавил
их от этой напасти. И они это знают, однако гордыня не позволяет им
прибегнуть к этому средству, они продолжают упорствовать, что это является
знаком благорасположения Все-Быка. Да, Дружки страдают, но им нравится
страдать. Так же, как Плаксивому Козлу нравится восседать на могиле жены -
словно это удержит ее под землей - и хныкать о своих несчастьях. Он и ему
подобные не откажутся от своих наказаний ни за что на свете, буквально ни
за что! И стойко будут нести свой крест.
Она снова закатилась громким смехом. Я приподнялся, схватил ее за
плечи и притянул к себе, чтобы проверить, не пахнет ли от нее Отваром. Не
было и намека на его запах, из чего следовало, что к бутылке Козла она не
притрагивалась, зато стало ясно, как день, что у нее просто истерика.
Как привести охваченную истерикой женщину в нормальное состояние? Да
громко отшлепать ее по щекам. Но тут Алиса сама ударила меня. Да еще так
громко! Но результат был тот же - смеяться она перестала. Я схватился за
щеку.
- За что?
- За то, что вы попытались воспользоваться моей слабостью.
- Но я... я... - только и сумел я пробормотать.
- Держите свои руки при себе, - сердито сказала Алиса. - Не
принимайте ошибочно мое сочувствие за любовь. И не думайте, что мне, как и
этим любителям Отвара, все равно, с кем.
Я повернулся к ней спиной и закрыл глаза, стараясь утихомирить
нарастающее бешенство, но это мне плохо удавалось и, наконец, меня
прорвало. Я привстал и окликнул ее:
- Алиса!
Она тоже, должно быть, не спала и сразу подскочила.
- Что? В чем дело?
- Я забыл вам кое-что вернуть.
И влепил ей звонкую пощечину. Затем, даже не удосужившись
удостовериться, что удар произвел впечатление, спокойно лег и снова
повернулся к ней спиной. Добрую минуту, должен признаться, спина моя была
холодной, а все мышцы напряжены до предела в ожидании того, что ее ногти
вот-вот вопьются в мою голую кожу.
Однако ничего такого не произошло. Сначала наступила полная тишина, в
которой было слышно только ее дыхание. Затем, вместо ожидаемой яростной
атаки, пришла очередь сдавленных вздохов, сменившихся всхлипываниями,
которые, в свою очередь, перешли в громкое сопение, сопровождающееся
вытиранием слез.
Я терпел, сколько мог, но скоро не выдержал, приподнялся на локте и
произнес:
- Извините. Наверное, мне не стоило распускать руки. Только вы
все-таки выбросьте из головы, будто я пытался с вами заигрывать, зная,
насколько отвратителен вам. У меня тоже есть гордость. Да и страсть к вам,
знаете ли, совсем не вскружила мне голову. Кто вам сказал, что вы - Елена
Прекрасная или Клеопатра?
Вот так всегда. Всякий раз я пытаюсь все уладить, и всякий раз порчу
все окончательно. Она совсем взбесилась и выказала это тем, что встала и
пошла прочь. Я догнал ее только у кладбищенских ворот.
- Куда это вы вздумали идти?
- Туда, где Главная Улица города Онабак, штат Иллинойс, упирается в
реку, чтобы взять пробы Отвара и как можно быстрее доложить обо всем
генералу Льюису.
- Вы не имеете на это права. Вам положено оставаться со мной.
Она откинула назад свои великолепные волосы.
- В полученных мною инструкциях об этом ничего не говорится. Зато
говорится о том, что, если, по-моему мнению, ваше поведение поставит под
угрозу выполнение данного мне поручения, я имею право покинуть вас. Так
вот, я считаю, что сейчас имеет место именно такая ситуация. Вы несомненно
представляете опасность. Если не для моей миссии, то, по крайней мере, для
меня лично!
Я схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
- Вы ведете себя, как вздорная девчонка, а не как майор морской
пехоты США. Что это на вас нашло?
Она попыталась высвободиться, но это у нее не получилось. Я только
улыбнулся, но, когда она пустила в ход кулаки, мне стало не до смеха. Я
