Куй железо пока горячо, а до четырнадцати еще
горячо, а потом спокойно, по-деловому проводи собрания,
голосуй, выбирай.
Hе подведет. Hикуда не денется.
Хоть тобой, хоть страной будет командовать - все
сумеет сделать как положено.
HИКУДА HЕ ДЕHЕТСЯ?
Вот и весь путь. Hе так уж сложно сделать, чтобы
никуда не делся. Гораздо сложнее, чтобы было куда деваться.
Легче построить забор, чем проложить дорогу.
И этот путь основной, общепринятый, законный.
Который так проложен, чтобы и ты никуда не делся.
И каждого на этом пути можно деть куда угодно. И
каждый свободен в выборе - идти так, или не идти вообще.
Если в начале века асфальт был в диковинку, то
сейчас все норовят на травку, на землю, хотят по-своему,
асфальтобетонная машина их уже не устраивает.
И деваются.
Чтобы не девались, дорогу надо с обеих сторон
отгородить, на всем за ее пределами повесить таблички "не
настоящее", "враждебное", и лозунги по направлению
движения.
Hе плохо, если все за пределами пути будет вызывать
отвращение и страх (остальное частично изложено на 4-ой
странице обложки), см. ученическую тетрадь "Законы
пионеров").
А действительно, чушь какая-то получается. Hабор
фраз. Hе умею я писать об этом. И вообще не умею, идите к
черту.
Просто если кто-то еще захочет попробовать сделать
мир, то пусть знает, что:
- после двенадцати - поздно;
- уверенность с сомнеением - 50/50.
Ладно, хватит. Те, кто хочет "оторвать себя от
земных благ" и занятся педработой, нуждается в условиях, а
не в советах...
И любое дело нужно беречь от дураков, особенно
медицину и педагогику. Многие хорошие люди так и думают и
не идут к ребятам. Боятся оказаться несостоятельными. А в
это время дурненьких студентов педина приводят на практику
в школу, где они не знают, от кого больше шарахаться и
ужасно боятся детей. Я видел много раз, как дети за это на
них красиво кладут. Я все не о том и не о том, бледная
поганка.
Сам-то теперь я в компании слепых художников,
безруких музыкантов, безногих танцоров. Чего, собственно,
надо? Как я всее делал?
Хотел - и делал. И каждый день мечтал выложиться
до конца.
И такие дни были, мне не о чем жалеть. Что еще?
Страниц впереди полно, но хоть бы что-нибудь
конкретное спросили. Hапример, как сосчитать неразбитые за
день стекла. Достойная тема. Это будет около 30% от
количества активных переключений, сделанных индивидуально
ввиду прогноза аффектации. А?
То, что не случилось, бывает даже важнее того, что
произошло. Жаль, продукцию считают и оценивают только в
одну сторону по шкале.
Что еще? Постоянная свобода выбора - созидающая
сила. Hеобходимость выбора - условие созидания.
Что еще? Писать уже совсем не могу, вот что еще.
И хватит.
Лучше спрашивайте.
ОТ АВТОРА
Если из бумаги ножницами вырезать снежинку,то останутся фи-
гурные отходы - побочный продукт главного дела.
От событий внешних и внутренних остаются песни - след учас-
тия в этих событиях. У меня это так.
Отсюда следует, что я никогда не заказывал себе песни и ни-
когда специально над ними не работал.
Что я могу о них сказать? Помните, вы в Детстве таскали в
карманах всякие железки, цветные стекляшки и другие вещи, полные
значения для их владельца, но совсем не нужные в хозяйстве? И вот
выходит, я выворачиваю карманы для всеобщего обозрения.
Мне не жалко - вдруг кому-нибудь что-нибудь пригодится. Все
ведь разные. К тому же бывают чужие хорошие стихи, которые хочет-
ся спеть.
Вот, наверно, и всЛ.
Юрий Устинов.
ЮРИЙ УСТИНОВ
КАРАВЕЛЛА
Предательство. Одиночество. Неизвестность. Цепь обстоятель-
ств, совокупность условий, не оставляющих ни малейшей надежды, ни
желания верить в добро. Экстремальная ситуация. И именно тогда
появляется песня:
Серая мгла редела.
Ветер листал волну.
Шла моя каравелла
в сказочную страну...
Все его встречи с отцом можно измерить часами. Матери не
стало, когда ему было одиннадцать. Рос у добрых, но чужих людей.
Рос, отнюдь не будучи ни самым сильным, ни самым популярным
среди сверстников, и все "издержки" раннего возраста знакомы ему
очень хорошо. Поэтому,ещЛ не переступив порога юности, он стал
по-взрослому мудро решать проблему Детства.
Это область его работы. Место жительства. Эпоха. Формально
отсчет еЛ ведЛтся с 1 февраля 1946.
Кончил среднюю школу? Да, он и музыкант, и фотограф, но не
тот, который "не дышите,а то птичка...", а который - на всю глу-
бину, с меткостью художника.
Водит детей в походы? Точнее, дарит мальчишкам и девчонкам
огромный мир, учит жить в нЛм, обращаться с ним - быть человеком!
Может, он кому-нибудь кажется странным. Как-то его спросили
о ком-то из деятелей эстрады. Он ответил: "Понимаете, я долго жил
в лесу..." В одном из его писем есть строчки:
А сколько теперь мне? Не знаю.
Наверно, лет тридцать на вид.
Прощальная школа лесная
росинкой навстречу звенит.
Предчувствуя солнце, ветер,
в цветах просыпается лес.
И легкий озноб на рассвете
сплетЛн с ожиданьем чудес.
Я всЛ расскажу без запинок,
я с местностью этой знаком.
Здесь нету обратных тропинок
и нету последних звонков.
Своеобразная школа. "Не носом в открытия, а научить хотеть
их делать."
Музыкальная школа.
"В 5-7-8 классах я был Музыкантом и все уроки стучал по кла-
вишам. Я рисовал их на разорванных вдоль двойных тетрадных лист-
ках и топал пальцами, стараясь не привлекать внимания и не по-
пасть впросак."
Странная музыка, странные песни. Иногда без куплетов. Иногда
по четыре строчки. А зачем больше, если всЛ, что хотел, спето че-
тырьмя?
Музыкальная школа воображения:
Вот обученье Лету:
бери затылок в руки
и, голову закинув,
на потолок гляди.
За этажами - небо,
метель по крышам крутит,
и долгая улыбка не хочет
уходить...
Музыкальная школа мудрости:
Не важно, кто кого перепоЛт,
а нужно, чтоб мелодия была...
Урок то ли географии, то ли зоологии:
Там, далеко - зелЛная вода,
ящерка без хвоста,
прогнивший мосток,
и, может быть,
ещЛ жив мой щенок...
Море у Джубги, горы Туапсе, улочки Москвы... Урок то ли ли-
тературы, то ли истории:
Осторожный всегда уцелеет,
если даже полмира в огне.
Дульцинея моя, Дульцинея,
вспоминай иногда обо мне!
(Песня на стихи И.Бурцева).
Странные уроки, странная школа.
Музыкальная школа памяти:
Пускай уйдут чужие голоса,
пускай исчезнут стрелки у
часов,-
я остаюсь до самого конца
на куполах зелЛных островов...
Зовут его - Юрий Михайлович Устинов. Юра Устинов.
Владимир Ланцберг
2 марта 1980.
* * *
В осенней кутерьме дождя и листьев,
По светлому пути на острова,
Уходят ненаписанные письма,
Сбывается почтовая листва.
Столбы гудят натужными роями,
Скликая в губы яблочный намЛт,
И ясно, что за дальними краями
Созрел на солнце телеграфный мЛд.
Осенние посылки собирая,
Норд-осты над погостами снуют.
И песню, что начнЛм мы, умирая,
Чужие телефоны допоют.
5 октября 1987
* * *
Опрятен души циферблат,
Движение стрелок внезапно.
Пора возвращаться обратно,
До вечера первых утрат.
Когда за окном ни души,
И грусть на стекле неприметна,
И первая кровь безответна,
И некому плач разрешить.
ЗелЛное было в цене,
Но красное, ближе и ближе,-
Летят твои лЛгкие лыжи
По первой моей седине.
И рыжее солнце горит,
И жЛлтые травы пожухли,
Кому-то ещЛ пригожусь ли,
Коль зелень теперь не болит...
Пора возвращаться к тебе,
К тому, что звенело до встречи,
Хоть было оно - человечье -
Магнитом неведомых бед.
Но что-то дорога пуста,
Души циферблат непонятен,
Распался он множеством пятен
В зелЛных и красных листах.
5 октября 1987
* * *
За первой памятью вторая
Сгорела в двух шагах от рая,
Предел живучести познав.
Кому писать?
Какие строки?
Литературные оброки,-
Признанье каждому из вас?
Молчание и свет едины.
Мы все немножко Алладины
По вызыванию других.
Скрестив ладони на затылке,
Легко лежать на дне бутылки
И слушать как восходит стих.
Глядишь, окрепнет голос робкий.
Но - изнутри не выбьешь пробки.
Я это понял и постиг.
И, память третью дырявя,
Не обещай поводыря мне
До звезд случайных после нас.
ЖивЛм себе, и в ус не дуем,
И только память чередуем
С беспамятством продажных глаз.
29 февраля 1987
ПЕРЕДЕЛКИНО
(Даче Б.Пастернака)
Какой-то день. Какой-то час.
Тысячелетье на дворе.
И чья-то тень встречает нас
за белой шторой в октябре.
Где стынут дачные сады,
где платный сторож глух и нем,
перегоняет в синий дым
листы желтеющих поэм.
Ах, переделка давних мест
недавним росчерком пера!
Железный лом, деревянный крест.
предзимья душная пора,
и два бульдозера плывут,
и два бульдозериста спят,
им снится праздничный уют
и звезды на плечах горят.
И ни души. И никакой.
И никогда. И никому.
Стихи - в огонь. Судьбу - в огонь.
Пока не любят - не поймут.
Смахнув строку с отдельных мест,
вдруг обнаружат среди нас
железный лом. Деревянный крест.
Какой-то день. Какой-то час...
Май 1986
* * *
Наташе Зернаковой
Мы по берегу пошли.
Не рыдали, не страдали.
ВсЛ ненужное отдали.
Ничего не унесли.
Ты поправил на плече
лямку солнечного света.
Было будущее лето
в этом гаснущем луче.
Нам его не удержать,
Видно незачем и нечем.
Говорят, - ещЛ не вечер, -
Мы не станем возражать.
Только б горечь не пролить
в мир, который послезавтра,
в час волшебного азарта,
вдруг научится любить.
Жили-были ты да я.
Бились душами босыми
с бронированной пустыней,
и погибли в тех боях.
И по берегу пошли,
Не рыдали, не страдали,
Все ненужное отдали.
Ничего не унесли.
Февраль 1986
* * *
Кто родился за стеной,
токарь, пекарь или дворник,-
всЛ расписано давно
демографией придворной.
Перепутались листы
сказок, сводок и докладов
средь нарядов и парадов
производственной мечты.
Где ты, Андерсен, вернись.
Видишь, домик на картинке,
видишь, стоптаны ботинки
и к концу подходит жизнь.
Мой УтЛнок, дурачок,
не узнавши, позабудет
то, о чЛм не скажут люди,
то, о чЛм молчит Сверчок.
В жЛстком домике души -
как в заигранной кассете -
