необходим опытный старший патолог, который смог бы управиться со всем
больничным оборудованием. Мне надо поддерживать связь с...
- По возможности самую тесную связь, - неожиданно усмехнулся О'Мара.
- Я вполне понимаю, доктор, и я безотлагательно поговорю с Торннастором,
как только вы закроете дверь...
5. БОЛЬШАЯ ОПЕРАЦИЯ
На таинственной и прекрасной планете было только тридцать семь
нуждающихся в лечении пациентов. Они сильно отличались по размерам и
степени запущенности болезни. Естественно, что лечение следовало начинать
с того, кто чувствовал себя хуже всех, хотя он и был самым крупным из них
- настолько крупным, что на суборбитальной скорости шесть с лишним тысяч
миль в час уходило больше девяти минут, чтобы добраться от одного его бока
до другого.
- Это большая проблема, - серьезно сказал Конвей, - и даже с высоты
она не выглядит меньше. Не становится она меньше и из-за недостатка
квалифицированной помощи.
Голос патолога Мэрчисон, которая находилась вместе с Конвеем в
крохотном наблюдательном блистере [куполообразный выступ из прозрачного
материала в корпусе летательных аппаратов] разведкорабля, звучал холодно:
- Я изучала все материалы по Драмбо задолго до прибытия сюда и вот
уже в течение двух месяцев моего пребывания на планете, - как бы защищаясь
ответила она, - но я согласна, что, только увидев существо целиком
собственными глазами, действительно начинаешь осознавать его масштабы. Что
же касается недостатка помощи, вы должны понимать, доктор, мы не можем
лишить Госпиталь всего персонала и оборудования, даже если ваш пациент
достигает размеров субконтинента, - существуют тысячи более мелких и
гораздо легче излечимых пациентов не менее нуждающихся в ней.
А если ты имеешь в виду меня, именно мое пребывание на этой планете,
- добавила она сердито, - то я прилетела сразу же, как только мой шеф
решил, что я действительно тебе нужна в качестве патолога.
- В течение шести месяцев я твердил Торннастору, что мне здесь нужен
лучший патолог, - мягко сказал Конвей. Мэрчисон была прекрасна в гневе, но
еще лучше она выглядела в хорошем настроении. - Я думал, что в Госпитале
все знают, зачем ты мне нужна на самом деле, и это одна из причин, почему
ты находишься в этом тесном блистере, разглядывая ландшафт, который мы оба
видели на пленке не один раз, и споришь в то время, когда можно получить
удовольствие от внеслужебных отношений...
- Говорит пилот, - раздался из динамика дребезжащий голос. - Мы
сейчас идем по нисходящей траектории и теряем высоту, приземлимся в пяти
милях от терминатора. Реакцию светочувствительных растений на восход стоит
посмотреть.
- Спасибо, - поблагодарил Конвей и обратился к Мэрчисон: - Вообще-то
я не собирался все время глазеть в окно.
- Зато я собиралась, - ответила она, уперев сжатый кулак в его
челюсть. - На тебя я могу насмотреться в любое время.
Неожиданно она указала вниз рукой и воскликнула:
- Смотри, кто-то рисует на твоем пациенте желтые треугольники!
Конвей рассмеялся.
- Я забыл, что ты пока не в курсе наших проблем по контакту.
Большинство приповерхностных растений сверхчувствительны, и некоторые
считают, что они служат существу чем-то вроде глаз. Мы направляем с орбиты
яркий луч на темные или сумеречные районы и, быстро перемещая его на
поверхности, рисуем геометрические и другие фигуры. Что-то вроде
видеографики на дисплее. Правда, ответной реакции до сих пор мы не
замечали.
Вероятно, существо не может ответить, даже если бы и захотело, так
как глаза - это сенсорный орган, а не передатчик. В конце концов, мы тоже
не умеем разговаривать глазами.
- Говори от первого лица, - поправила она.
- Серьезно, - продолжал Конвей, - я начинаю задумываться, а что, если
гигантское создание само по себе высокоразумно?..
Вскоре после этого они опустились на поверхность и осторожно ступили
на пружинистую "землю". С каждым шагом они приминали по несколько глазных
растений. От мысли, что у пациента были миллионы таких "глаз", не
становилось легче, и они переживали, что невольно причиняют ему вред.
Когда они отошли от корабля ярдов на пятьдесят, она спросила:
- Если эти растения действительно являются глазами, а это
естественное предположение, поскольку они чувствительны к свету, то почему
их так много в районах, где опасность угрожает очень редко? Периферийное
зрение для слежения за околоротовыми районами было бы гораздо более
полезным.
Конвей кивнул. Они осторожно опустились на землю между растениями, их
длинные тени наполнились желтизной плотно свернувшихся листьев. Он
отметил, что их следы, протянувшиеся от входного люка корабля, тоже
ярко-желтого цвета, и провел руками над растениями, частично их затеняя.
Листья, находившиеся в полутени или хотя бы чуть-чуть поврежденные,
реагировали точно так же, как и полностью лишенные света. Они туго
сворачивались, демонстрируя свою обратную ярко-желтую сторону.
- Корни очень тонкие и уходят в бесконечность, - сказал Конвей,
бережно разгребая мнимую землю пальцами, чтобы показать белесые корешки,
которые, прежде чем исчезнуть из виду, сужались до толщины струны. - Даже
при помощи шахтного оборудования и во время исследований с землеройками
нам так и не удалось отыскать их конец. Ты узнала что-нибудь новое от тех,
кто работает внутри?
Он присыпал обнаженный корень, продолжая слегка прижимать ладони к
рыхлой почве.
- Не слишком много, - ответила она, наблюдая за Конвеем. - Точно так
же, как свет и темнота заставляют листья сворачиваться и разворачиваться,
внутри этих растений под воздействием освещения возникают
электрохимические изменения в их жизненных соках. В них содержится так
много минеральных солей, что они являются очень хорошим проводником.
Возникающие в результате этих изменений электрические импульсы очень
быстро проходят от растения до окончания корня. Эр, милый, что ты там
делаешь, щупаешь его пульс?
Конвей молча покачал головой, и она продолжила:
- Глазные растения равномерно распределены по всей поверхности
пациента, включая те районы, где находятся густые заросли растений,
обновляющих воздух и уничтожающих отходы, так что раздражение, полученное
в любом месте наружного покрова поверхности, очень быстро - а практически
мгновенно - передается в центральную нервную систему через богатый
минералами сок. Но что меня беспокоит, так это возможные причины, по
которым существо вырастило себе глаз в несколько сот миль в поперечнике.
- Закрой глаза, - улыбаясь сказал Конвей. - Я буду до тебя
дотрагиваться, а ты постарайся как можно точнее описать, в каком месте я
это делаю.
- Ты слишком долго находился в компании мужчин и инопланетян... -
начала было она, но осеклась, и лицо ее приняло задумчивый вид.
Конвей начал с того, что легко прикоснулся к ее лицу, затем
дотронулся тремя пальцами до верхней части плеча и продолжил в том же
духе.
- Левая щека, примерно в дюйме от уголка рта, - комментировала она. -
Теперь ты положил руку на мое плечо. Кажется, ты нарисовал Х на бицепсе
левой руки. А теперь ты прикоснулся пальцем, двумя... может быть, тремя к
моей шее... там, где как раз кончаются волосы... Слушай, а тебе это
нравится? Мне - да!
Конвей рассмеялся.
- Мне бы это понравилось, если бы только не мысль, что за нами
наблюдает лейтенант Харрисон, и фонарь пилотской кабины уже запотел от его
учащенного горячего дыхания. Ну, а если серьезно, то ты видишь, к чему я
клоню, - глазные растения не имеют никакого отношения к зрению существа.
Это аналог нервных окончаний, реагирующих на давление, боль или
температуру.
Она открыла глаза и кивнула.
- Хорошая теория, но ты почему-то ей не рад.
- Не рад, - грустно согласился Конвей, - и именно поэтому я хотел бы,
чтобы ты не оставила от нее камня на камне. Понимаешь, весь успех этой
операции зависит от того, сумеем ли мы вступить в контакт с теми, кто
производит управляемый мыслью инструмент. До сих пор я предполагал, что
эти существа будут сравнимы с нами по размерам, даже если их
физиологическая классификация окажется совершенно чужой, и что у них
обычный набор чувств - зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Я
рассчитывал, что до них можно добраться по любому из туннелей. Но сегодня
все свидетельствует в пользу существования единственной разумной формы
жизни - гигантских образований, которые, насколько мы знаем, от природы
глухи, немы и слепы. Проблема общения, даже ее простейшие аспекты,
заключаются в том...
Он прервал свою речь, сосредоточив все внимание на все еще прижатой к
поверхности ладони, затем скомандовал:
- Бегом к кораблю!
Теперь по пути обратно их уже меньше заботили растения, на которые
они наступали. Когда за их спинами захлопнулся люк, из динамика пророкотал
голос Харрисона:
- Мы ждем гостей?
- Да, но до их прихода есть еще несколько минут, - задыхаясь, ответил
Конвей. - Сколько понадобится времени, чтобы отсюда улететь, и можем ли мы
посмотреть на прибытие инструментов через что-то большее, чем
вентиляционное отверстие?
- Для аварийного подъема требуется две минуты, - доложил пилот, - а
если вы перейдете в кабину управления, то сможете использовать сканеры для
обследования наружных повреждений.
- Доктор, но чем вы там занимались? - снова заговорил Харрисон, когда
они забрались в пилотскую кабину. - Я хочу сказать, что, исходя из
собственного опыта, передняя часть бицепса никогда не считалась эрогенной
зоной.
Конвей не ответил, и пилот вопросительно посмотрел на Мэрчисон.
- Он проводил эксперимент, - спокойно объяснила она, доказывающий,
что я не могу видеть с помощью нервных окончаний в верхней части моей
руки. А когда нас прервали, он как раз доказывал, что на задней стороне
моей шеи нету глаз.
- Задай глупый вопрос и... - начал Харрисон.
- Вот они, - прервал его Конвей.
"Они" были тремя металлическими дисками, которые, казалось, мигали,
то исчезая, то появляясь на том участке земли, куда падала длинная
утренняя тень разведкорабля. Харрисон увеличил изображение на экранах
сканеров, которые показали, что объекты вовсе не исчезают и не появляются,
а ритмично превращаются то в крохотные металлические капли нескольких
дюймов в поперечнике, то в циркулярные пилы, способные резать почву.
Считанные секунды диски полежали на боку среди затененных глазных
растений, а затем неожиданно превратились в неглубокие опрокинутые чаши.
Изменение формы произошло настолько быстро, что они подскочили на
несколько ярдов вверх и приземлились футах в двадцати от первоначального
места. Процесс повторялся каждые несколько секунд, при этом один диск
быстро запрыгал к дальнему концу тени, второй двигался зигзагообразно,
определяя ее ширину, а третий направился прямиком к кораблю.
- Никогда раньше не видел, чтобы они вели себя подобным образом, -
сказал лейтенант.
- Мы вызвали у существа не сильный, но продолжительный зуд, - сказал
Конвей, - и они пришли почесать это место. Мы можем остаться еще на
несколько минут?
Харрисон кивнул, но предупредил:
- Только не забудьте, что после того, как вы передумаете, мы будем
оставаться неподвижными еще две минуты.
Третий диск продолжал приближаться к кораблю пятиярдовыми прыжками.
Конвей никогда раньше не видел, чтобы инструменты демонстрировали такую
мобильность и координацию, хотя и знал, что они способны принять любую
