отсутствует, но начались интенсивные схватки...
Конвей кивнул. Он взял скальпель и начал резать опухоль, стараясь
установить ее толщину. Она была похожа на пробку и легко поддавалась
ланцету. На глубине восьми дюймов он обнаружил нечто похожее на сероватую,
маслянистого вида податливую мембрану, однако никакой жидкости в
операционном поле не появилось. Конвей с облегчением вздохнул, убрал
скальпель и сделал следующий разрез. На этот раз мембрана была зеленоватой
и слегка вибрировала. Он продолжал резать.
Оказалось, что толщина опухоли достигает в среднем восьми дюймов.
Работая с лихорадочной быстротой, Конвей сделал надрезы в девяти местах,
примерно на равном расстоянии друг от друга по всему кольцу тела. Затем
вопросительно посмотрел на Приликлу.
- Гораздо хуже, - сказал тот. - Невероятная моральная подавленность,
отчаяние, страх, чувство... удушья. Пульс учащается и остается
нерегулярным - большая нагрузка на сердце. Пациент снова теряет
сознание...
Не успел эмпат договорить, как Конвей взмахом скальпеля соединил
разрезы в одну глубокую рану. Он жертвовал всем ради быстроты. При всем
желании его действия нельзя было назвать хирургической операцией - любой
мясник с помощью тупого топора провел бы ее аккуратней.
Закончив, он какое-то время смотрел на пациента. Не уловив никакого
движения, Конвей отбросил скальпель и начал руками рвать кору.
Внезапно палату заполнил голос Скемптона, который возбужденно
рассказывал о посадке в иногалактической колонии и об установлении связи с
ее обитателями.
- ...Послушайте, О'Мара, - продолжал он, - социологическая структура
тут невероятная. Ни о чем подобном я не слышал. У них две различные
формы...
- Принадлежащие к одному и тому же виду, - вставил Конвей, не
прерывая работы. Пациент явно оживал и начинал помогать врачу. Конвею
хотелось кричать от возбуждения, но он продолжал: - Одна форма -
десятиногий друг, что лежит здесь. Правда, ему не положено совать хвост в
рот. Но это лишь переходная ступень... Другая форма, это... это... -
Конвей замолчал, вглядываясь в появившееся на свет существо. Куски
"опухоли" падали на пол. Отчасти ее срезал Конвей, а отчасти сбрасывал и
сам новорожденный.
- Кислорододышащее, - продолжал Конвей. - Яйценосное. Длинное, гибкое
тело, снабженное четырьмя ногами, как у насекомого, манипуляторами,
обычными органами чувств и тремя парами крыльев. Внешне напоминает
стрекозу. Похоже, что первая форма, судя по примитивным щупальцам,
приспособлена для тяжелого труда. До тек пор, пока она не минует стадию
"куколки" и не превратится в более подвижное, изящное существо, она не
может считаться полностью сформировавшейся и готовой к исполнению
ответственной работы. Полагаю, это и ведет к созданию сложного общества...
- Я как раз собирался сказать, - в голосе Скемптона звучало
разочарование человека, которого лишили возможности произвести сенсацию, -
что два таких существа находятся на борту нашего корабля и они возьмут на
себя заботу о пациенте. Они настаивают, чтобы с пациентом ни в коем случае
ничего не делали...
Тем временем О'Мара проник за ширму. Он во все глаза смотрел на
пациента, расправлявшего крылья, затем с трудом взял себя в руки.
- Полагаю, вы примете мои извинения, доктор, - сказал он. - Но почему
вы никому ничего не сказали?..
- У меня не было никаких доказательств своей правоты, - ответил
Конвей. - Когда пациента при попытке ему помочь охватывала паника, я
предположил, что его опухоль - нормальное состояние. Всякая гусеница будет
противиться попыткам содрать с нее оболочку куколки, потому что это ее
убьет. Были у меня и другие соображения. Отсутствие органа для приема
пищи, защитная позиция с вытянутыми щупальцами, сохранившаяся с тек дней,
когда естественные враги угрожали новому существу, спрятанному внутри
медленно твердеющей оболочки. Наконец-то, что в последней стадии воздух,
выходящий из легких, не был видоизменен, значит, легкие и сердце, которые
мы прослушивали, не имели уже прямой связи с организмом.
Конвей рассказал, что на первых порах он вовсе не был уверен в своей
теории, но все же не последовал советам Маннона и Торннастора. Он исходил
из того, что состояние пациента является нормальным или относительно
нормальным и лучшим решением будет выждать, ничего не предпринимая. Так он
и поступил.
- Наш Госпиталь горд тем, что в нем все делается для блага пациента,
- продолжал Конвей. - И я не мог представить, чтобы доктор Маннон, я сам
или кто-либо из наших коллег мог бы бездействовать, когда у него на глазах
умирает больной. Возможно, кто-то и принял бы мою теорию и согласился бы
сотрудничать со мной, но я в этом сильно сомневался.
- Хорошо, хорошо, - перебил его О'Мара, подняв руки. - Вы гений,
доктор, или что-то в этом роде. Что же дальше?
Конвей почесал подбородок и задумчиво сказал:
- Мы должны были помнить, что наш пациент находился на борту "скорой
помощи", значит с ним было что-то не так. Он нуждался в помощи - видно,
сам оказался слишком слаб, чтобы пробить кокон. Возможно, в этом и
заключалась его болезнь. Если он страдает еще чем-нибудь, то теперь дело
за Торннастором и его сотрудниками, они мигом вылечат его, тем более, что
могут получить квалифицированный совет от его соотечественников. Если
только наши первоначальные ошибочные действия не вызвали в нем психических
сдвигов, - добавил он обеспокоенно.
Включив транслятор, он пожевал губами и обратился к пациенту:
- Как вы себя чувствуете?
Ответ был кратким, но конкретным и совершенно успокоил взволнованного
доктора:
- Я голоден, - сказал пациент.
Джеймс УАЙТ
БОЛЬШАЯ ОПЕРАЦИЯ
1. ВТОРЖЕНИЕ
Далеко-далеко, на самом краю Галактики, там, где скопления звезд
редки и царит почти абсолютная тьма, в пространстве зависло колоссальное
сооружение - Главный госпиталь двенадцатого сектора. На его трехстах
восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия обитания для всех
разумных существ, известных Галактической Федерации: начиная с живущих на
холодных метановых мирах, дышащих кислородом и хлором и кончая
экзотическими созданиями, которые напрямую питаются жестким излучением.
Помимо пациентов, чье число и виды постоянно менялись, здесь находился
медицинский и обслуживающий персонал, состоящий из представителей
шестидесяти различных рас с шестьюдесятью разными привычками и взглядами
на жизнь, телосложением и запахом.
Все, кто трудился в Госпитале, были людьми исключительно способными,
самоотверженными и терпимыми по отношению ко всем без исключения разумным
формам жизни - в противном случае они просто не смогли бы здесь работать.
Они гордились тем, что ни один случай не был для них слишком
незначительным или слишком безнадежным, а их аппаратура и профессиональное
мастерство оставались непревзойденными. Было бы немыслимо, если бы кого-то
из врачей могли обвинить в том, что он чуть было не убил кого-то из
врачей, могли обвинить в том, что он чуть было не убил пациента по чистой
неосторожности.
- Видимо, не так уж и немыслимо, - сухо заметил О'Мара, главный
психолог Госпиталя. - Мне очень бы не хотелось так думать, а вы вообще
этого не допускаете. Но, что гораздо хуже, Маннон сам убежден в
собственной вине. И мне ничего не остается, как...
- Нет! - перебил Конвей - сильное волнение перехлестнуло обычно
уважительное отношение к начальству. - Маннон один из лучших среди
старшего персонала, вы же знаете! Он не стал бы... Я имею в виду, не тот
он человек, чтобы... Он...
- Ваш хороший друг, - улыбнувшись, закончил за него О'Мара и, не
дождавшись ответа, продолжил: - Может быть, Маннон нравится мне и не в
такой степени, как вам, но с профессиональной точки зрения я могу судить о
нем гораздо более детально и гораздо объективней. Причем настолько, что
еще пару дней назад я бы просто не поверил, что он способен на подобное. А
теперь, черт побери, все это очень меня беспокоит...
Конвей его понимал. Как главный психолог О'Мара отвечал не только за
душевное здоровье всего персонала, столь разнообразного по типам и видам,
но и за то, чтобы между ними не возникало никаких трений.
Даже при предельной терпимости и взаимном уважении, которые проявляли
в своих взаимоотношениях сотрудники, бывали случаи, когда такие трения
возникали. Порой ситуации, таившие в себе подобную опасность, возникали по
неопытности или по недоразумению, а иногда у кого-нибудь мог проявиться
ксенофобный синдром, который нарушал работоспособность, или душевное
равновесие, или и то и другое одновременно. Один из врачей-землян,
например, неосознанно боявшийся пауков, не мог заставить себя проявить по
отношению к паукообразному пациенту-илленсанину ту объективность, которая
необходима для нормального лечения. Задача О'Мары заключалась в том, чтобы
обнаруживать и вовремя устранять подобные неприятности либо - если все
другое не помогало - удалять потенциально опасного индивидуума, прежде чем
трения перерастут в открытый конфликт. Борьба с нездоровым, ошибочным или
нетерпимым отношением к иным существам была его обязанностью, и он
исполнял ее с таким рвением, что - Конвей сам слышал - его сравнивали с
древним Торквемадой. [Томас Торквемада (ок. 1420-1498) - в восьмидесятые
годы ХV в. глава испанской инквизиции (великий инквизитор)]
Теперь же было похоже, что этот образцовый психолог более чем
встревожен. В психологии все происходящее имеет свои первопричины, и
сейчас О'Мара, должно быть, размышлял, что упустил какой-то слабый, но
важный сигнал - какое-то необычное слово, выражение, возможно, проявление
настроения, которые вовремя предупредили бы его о том, что со старшим
терапевтом Манноном происходит неладное.
Психолог откинулся назад и внимательно посмотрел на Конвея. Его серые
глаза повидали так много, а аналитический ум был настолько острым, что,
вместе взятое, это делало О'Мару почти телепатом.
- Несомненно, вы думаете, что я потерял хватку. Вы уверены, что
проблема с Манноном в основном психологического толка, и то, что
случилось, можно объяснить как-то иначе, чем халатностью. Вы можете
решить, что он неутешно горюет по своей недавно умершей собаке, или
придумать еще что-то не менее простое и смехотворное. Однако, по моему
мнению, время, потраченное на изучение психологических аспектов, в данном
случае будет потрачено впустую. Доктор Маннон был подвергнут самому
тщательному обследованию. Он здоров физически и является не более
сумасшедшим, чем вы или я. По крайней мере не более, чем я...
- Спасибо, - откликнулся Конвей.
- Повторяю, доктор, - раздраженно продолжил О'Мара, - моя работа в
Госпитале - вправлять мозги, а не вышибать их. Ваше назначение, если его
так можно назвать, сугубо неофициальное. Поскольку физическое и
психическое состояние не дают оправдание ошибке Маннона, я хочу, чтобы вы
поискали другие причины - возможно, какое-то внешнее влияние, о котором он
сам не подозревает. Доктор Приликла был свидетелем происшествия и,
вероятно, сможет вам чем-то помочь.
У вас своеобразный ум, доктор, - закончил О'Мара, поднимаясь из-за
стола, - и необычный взгляд на вещи. Мы не хотим терять доктора Маннона,
однако, если вам что-то удастся - вот шанс поразить меня до смерти. Говорю
это, чтобы у вас имелся дополнительный стимул...
