Вокруг существа взметнулись языки пламени, оно было ярким, но не
обжигающим. Одновременно силовые лучи принялись толкать жертву, гонять ее,
приподнимать и даже подбрасывать к потолку. Силовые лучи работали по тому
же принципу, что и гравитационные пояса, но их можно было концентрировать
в одной точке. Операторы метали в парящего в воздухе и сопротивляющегося
беглеца ракеты и шаровые молнии, меняя в последний момент их направление.
Теперь СРТТ был на самом деле перепуган, перепуган так, что это
чувствовали даже люди, лишенные эмпатических способностей. Он принимал
такие обличья, что Конвею были обеспечены ночные кошмары на много недель
вперед.
Конвей включил микрофон:
- Есть ли реакция?
- Пока нет, - загремел из стенного динамика голос О'Мары. - Придется
подналечь.
- Но он находится в состоянии крайнего возбуждения, и расстро... -
начал Приликла.
Конвей обернулся к ассистенту:
- Если вам трудно, уходите. Можете вы как-то усилить давление на
него? - спросил он у стоявшего рядом офицера.
- Некоторых существ, способных вынести все, - сдержанно сказал
офицер, - полностью выводит из строя вращение...
Так ко всем пыткам, которым подвергался СРТТ, было добавлено
вращение. Но не просто вращение, а дикое, неравномерное, сумасшедшее
движение, на которое даже глядеть было тошно. Светящиеся ракеты и молнии
вспыхивали и крутились над СРТТ, словно сошедшие с ума луны над дикой
планетой. Собравшиеся почти утратили первоначальный энтузиазм, а Приликла
покачивался на своих шести тонких ногах, охваченный эмоциональной бурей,
грозившей унести его как былинку.
Не следовало тащить сюда Приликлу, досадуя на себя, подумал Конвей.
Для эмпата такое переживание подобно аду. Наверно, он, Конвей, ошибся.
Придумать это было само по себе жестокостью, садизмом, да и вряд ли могло
достичь цели. Он хуже любого чудовища...
Вертящийся, дергающийся бурый комок посреди комнаты, в который
превратился маленький СРТТ, издал резкий, высокий, горловой звук ужаса. И
тут страшный грохот потряс стенные динамики; в нем смешались вопли, крики,
шум ломаемой мебели, топот бегущих ног, и все это перекрывал низкий
нескончаемый вой. Слышно было, как О'Мара старается кому-то что-то
объяснить, затем неизвестный голос крикнул:
- Ради всего святого, прекратите! Папаша проснулся и рушит все
вокруг!
Люди кинулись к СРТТ, осторожно остановили его и опустили его на пол.
Из динамиков по-прежнему доносились крики и грохот. Вскоре они достигли
апогея, а затем начали стихать. Люди замерли у стен, глядя друг на друга,
на хныкающего СРТТ, на стенные динамики. Они ждали. И дождались.
Раздался звук, похожий на тот, что недавно передавали в записи, но он
был чистым, без космических помех. Трансляторы были у всех, так что все
поняли, о чем речь.
Это был голос старшего СРТТ, который снова стал единым целым. Ласково
и строго он обращался к своему ребенку. Он говорил, что малыш плохо ведет
себя, что он должен немедленно прекратить беготню и не доставлять больше
беспокойства окружающим. И чем скорее малыш послушается, тем скорее они с
отцом уедут домой.
Для маленького беглеца это была страшная экзекуция. Может быть, они
даже переборщили, подумал Конвей. Он напряженно следил за тем, как СРТТ,
все еще напоминающий сразу и рыбу, и птицу, и зверя, пополз к стене. И
когда он осторожно и покорно начал тереться головой о колено одного из
мониторов, в комнате поднялось такое шумное веселье, что малыш чуть было
снова не убежал.
- Приликла объяснил мне, в чем заключается болезнь старшего СРТТ, и я
понял, что лечение должно быть радикальным, - обратился Конвей к
диагностам и старшим терапевтам, собравшимся вокруг стола О'Мары.
Сам факт, что его допустили в столь высокое общество, означал, что
его действия одобрили, и все-таки Конвей не мог побороть волнения.
- Я решил использовать тесную физическую и эмоциональную связь,
существующую между взрослым СРТТ и его младшим отпрыском, - продолжал
Конвей. - Все вышло, как мы и рассчитывали. Старший СРТТ не мог лежать
спокойно, когда его дитя находилось в опасности. Родительская любовь и
привязанность победили и вернули больного к реальности.
- Вы проявили явные способности к дедукции, доктор, - сердечно сказал
О'Мара, - вы достойны...
В этот момент загудел интерком. Мэрчисон сообщала, что у всех трех
АУГЛов проявились признаки окостенения, и просила доктора Конвея
немедленно прийти в палату. Конвей попросил выдать ему к Приликле
мнемограммы АУГЛов и с сожалением подумал, что звонок Мэрчисон испортил
ему триумф.
- Не расстраивайтесь, доктор, - весело проговорил О'Мара, словно
прочитав его мысли. - Позвони она минут на пять позже, и ваша голова так
распухла бы от похвал, что в ней не осталось бы места для мнемограммы...
Два дня спустя Конвей в первый и последний раз поспорил с Приликлой.
Он утверждал, что только эмпатические способности ассистента и преданность
сестры Мэрчисон помогли вылечить трех маленьких АУГЛов. Доктор Приликла
возразил, что, хотя спорить с начальником не в его правилах, в данном
случае доктор Конвей-глубоко заблуждается. Мэрчисон не ответила, что рада
оказаться полезной.
Конвей продолжил спор с Приликлой. Он был совершенно уверен, что без
помощи маленького эмпата не смог бы спасти АУГЛов. Спор, если так можно
назвать дружескую перепалку, затянулся на несколько дней. И никто не
подозревал, что тем временем к Госпиталю приближается потерпевший крушение
корабль, а в нем - некое существо.
Не знал Конвей и того, что две недели спустя весь персонал Госпиталя
будет его презирать.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПАЦИЕНТ СО СТОРОНЫ
1
Сторожевой крейсер "Шелдон" вынырнул из гиперпространства в пятистах
милях от Главного Госпиталя. Его появление тут было вызвано аварией
корабля в зоне действия поля надпространственных генераторов. Громадное,
сверкающее огнями сооружение Госпиталя на таком расстоянии казалось
светлым пятнышком, но капитан не решился сразу приблизиться к нему. В
потерпевшем аварию корабле находился член экипажа, нуждавшийся в срочной
медицинской помощи. Капитан крейсера был привержен соблюдению правил и
опасался, как бы не причинить вред случайным "прохожим". Под прохожими в
данном случае он имел в виду обитателей крупнейшего в Галактике
межзвездного Госпиталя.
Связавшись с его приемным покоем, капитан объяснил положение и его
заверили, что пострадавшим займутся немедленно. Убедившись в поддержке,
капитан решил приступить к исследованию потерпевшего аварию корабля,
который в любой момент мог разлететься на части.
Неловко примостившись в слишком мягком кресле в кабинете главного
психолога, доктор Конвей через заваленный бумагами стол смотрел на
квадратное, с резкими чертами лицо О'Мары.
- Расслабьтесь, доктор, - проговорил вдруг О'Мара, как всегда угадав
его мысли. - Если бы я вызвал вас для разноса, то предложил бы кресло
пожестче. Но я получил указание погладить вас по шерстке. Вы, доктор,
получили повышение. Поздравляю вас. Отныне вы - старший терапевт.
Не успел Конвей и рта раскрыть, как О'Мара поднял большую квадратную
ладонь.
- Что касается меня, то я уверен, что произошла досадная ошибка, -
продолжал он. - Однако ваш успех с растворявшимися СРТТ явно произвел
впечатление на руководство. Они вообразили, что все решили ваши
способности, а везение тут ни при чем. Что же касается меня, - ухмыльнулся
он, - то я не доверил бы вам вырезать даже свой аппендикс.
- Вы очень любезны, - сухо сказал Конвей.
О'Мара улыбнулся.
- А вы ожидали, что я буду вас нахваливать? Суть моей работы в том,
чтобы мылить шеи, а не почесывать за ушком. Теперь я подарю вам минутку,
чтобы вы привыкли к сиянию собственной славы...
Конвей прекрасно понимал, что означает для него это повышение.
Разумеется, он был польщен, он не рассчитывал получить это звание раньше,
чем года через два. Однако это его и несколько испугало.
Отныне на рукаве у него будут красоваться красные шевроны, он получит
преимущество перед всеми, кроме коллег того же звания и диагностов, и
сможет по своему усмотрению пользоваться любыми приборами и оборудованием
Госпиталя. В то же время он будет нести полную ответственность за всякого
доверенного ему пациента, переложить которую нельзя будет ни на кого. Да и
свободного времени будет меньше. Придется читать лекции сестрам, проводить
практикумы, почти наверняка его втянут в какое-нибудь коллективное
исследование. Надо будет постоянно пользоваться мнемограммой, а то и
двумя. Все это не очень веселило.
- Поскольку вы теперь старший терапевт, - сказал О'Мара, - я поручу
вам одно дело. Поблизости от нас находится потерпевший аварию корабль с
раненым на борту. Доставить раненого в Госпиталь обычным путем мы не
можем. Физиологические особенности существа неизвестны, не удалось
определить, и откуда летел корабль. Так что мы не знаем, чем наш будущий
пациент дышит, что ест и даже как выглядит. Я прошу вас туда отправиться,
выяснить, что к чему, и принять меры к транспортировке пострадавшего.
Известно, что он почти не подает признаков жизни, - поспешно закончил он,
- так что задание это экстренное.
- Хорошо, - Конвей вскочил с кресла. У двери он на мгновение
задержался. Позднее он сам удивился, как у него хватило наглости сказать
это главному психологу, не иначе подействовало неожиданное повышение:
- Кстати, ваш проклятый аппендикс находится у меня, - торжествующе
заявил он. - Три года назад его вам вырезал Келлерман и сохранил в банке.
А потом проиграл мне в шахматы. Так что ваш аппендикс стоит у меня на
книжной полке...
О'Мара лишь слегка склонил голову, словно благодарил за комплимент.
В коридоре Конвей подошел к ближайшему коммуникатору и вызвал
транспортный отдел.
- Говорит доктор Конвей. У меня срочный вызов. Прошу предоставить
катер и медсестру, которая умеет обращаться с анализатором и, если можно,
обладает опытом спасательных работ. Через несколько минут я буду у
внешнего восьмого шлюза.
Как только он добрался до восьмого шлюза, от приподнятого настроения
не осталось и следа. Там его поджидала медсестра ДБЛФ - покрытое мехом
многоногое существо. При виде Конвея существо стало покрикивать и
присвистывать. Транслятор Конвея исправно превращал звуки чужого языка в
английские слова, как он делал это со всеми прочими хмыканьями,
скрипеньями и курлыканьями, что раздавались в Госпитале.
- Я тут уже более семи минут, - заявила сестра. - Мне было сказано,
что задание очень срочное, но вы отнюдь не торопитесь... - Транслятор не
способен передавать эмоции. Так что ДБЛФ могла шутить, посмеиваться или
просто констатировать факт без всякого желания уязвить. Правда, в
последнем Конвей сомневался, но он знал, что выходить из себя
бессмысленно.
Он глубоко вздохнул и сказал:
- Я мог бы сократить ваше ожидание, если бы всю дорогу бежал. Но я
противник беготни - излишняя спешка в моем положении производит дурное
впечатление. Окружающие решат, что я поддался панике, не будучи уверен в
себе. Так что прошу запомнить. - Он перешел на официальный тон: - Я не
медлил, а шел нормальным шагом.
Звук, который издала ДБЛФ в ответ на эту тираду, не поддавался
переводу.
Конвей направился к переходному туннелю, и через несколько секунд они
отчалили. Масса огней Главного Госпиталя в заднем обзорном экране стала