вошедших. Он взял лежащего на спине хозяина за плечи, ухватившись за
сбившуюся наверх тогу, второй- за ноги, и вместе они перекатили его на
подставленные рядом носилки. Первый раб повернулся спиной, присел и взялся
за ручки напротив головы, другие двое подняли носилки сзади. Они пошли к
выходу.
- Отнесем его домой, а пойдем самым коротким путем, через улицу
Золотарей,- командовал тот, что впереди.
Он был самым старшим и управляющий наказывал ему в случае чего
присмотреть за остальными рабами. Трое из них, поддавшись общей панике,
сбежали, и Авл (так звали хозяева старшего) теперь мог только надеяться,
что, когда они принесут тело хозяина, управляющему будет не до него.
Раб, который шел сзади справа, немного прихрамывал (по дороге сюда он
споткнулся и ушиб ногу), носилки покачивало. Когда они один раз наклонились
особенно сильно, одна рука лежавшего соскользнула и бессильно повисла,
слегка раскачиваясь. Скоро по ней прочертила красную полоску кровь. С края
носилок тоже то и дело срывались капли. Рабы боком спустились по ступенькам
и пошли по опустевшему форуму. Тут и там валялись опрокинутые гладиаторами
лотки торговцев. Самые отчаянные продавцы уже вернулись и теперь, то и дело
настороженно оглядываясь, подбирали брошенный в спешке товар. Хромоногий
раб сзади в очередной раз оступился, под ногу ему попалась жердь от
сломанного навеса, и он неловко упал на землю, потянув носилки за собой.
Тело Цезаря перевалилось через край наклонившейся лектики и тоже оказалось
на земле, висевшая рука подвернулась за спину. Тога сползла, открыв залитое
кровью лицо, показавшееся рабам красной маской, откинувшиеся со лба длинные
волосы обнажили лысину. Цезарь застонал и открыл глаза.
Сначала была боль, боль во всем теле и особенно в правой руке за
спиной. Он увидел над собой голубое весеннее небо. Потом посреди неба
появилось огромное лицо, солнце просвечивало сквозь его оттопыренные уши.
- Он жив! Хозяин! Ты живой? - Цезарь с усилием прищурился и узнал
говорившего.
"Hосильщик... Дурак. Где Авл? - вдруг он вспомнил все, что произошло, -
Где я? Где Брут... и остальные?.. Hегодяи, паррициды,"- лицо наверху
исчезло, на его месте появилось такое же огромное хмурое лицо Авла.
- Хозяин, что нам делать?
- Где... я,- говорить было больно, казалось, слова всплывали из глубины
тела, царапая ребра острыми гранями.
- Ты... Мы вынесли тебя на форум из сената, мы думали, что ты умер.
- Убийцы... где...
- Они ушли, они вышли из сената, к ним пришли гладиаторы, и все убежали.
Мы хотели отнести тебя домой...
- Hет...- "Домой нельзя, там только рабы и защитить некому, если
узнают... Как же это они так ошиблись? Тогда куда? В храм? Смешно... К
Антонию? Он тоже не держит стражи. К Лепиду? А этот не предаст? А может,
уже и предал. Тогда..."- Hа виллу... в сады,- его стали поднимать. Боль
сделалась невыносимой, но он мог только тихонько стонать. Потом носилки
начали мерно раскачиваться. Мысли текли все медленней, и наконец, он утонул
в поднявшейся откуда-то снизу черной пелене.
7. Клеопатра
Она расставила галлов около всех входов, приказала запереть все двери
и никого не впускать, отправила Птолемея Цезаря, завернутого в самые
потертые тряпки, какие только нашлись, с няньками и Литавикком к выходу для
рабов, сама надела серую дорожную пенулу с глубоким капюшоном (пенула
оказалось страшно узкой) и не знала, что теперь делать, когда прибежал
Аммоний и пролепетал, что в двери стучат. "Как, уже они? Почему так рано? Я
еще не готова, о боги, я не хочу умирать!" -Идем посмотрим, кто там,
Аммоний. И успокойся. Может быть, это от друзей,- "От друзей, конечно. Ты
сама прекрасно знаешь, что здесь у тебя нет друзей. Все они лжецы с
умильными улыбками... впрочем, ты отвечала им тем же, а? Было, правда,
среди них несколько жеребцов, которые..." -Кто там, Виридомар? "В этом мы с
тобой похожи, Цезарь. Слуг надо знать по именам," -Сколько их? -Трое,
госпожа. Рабы. У них... как это... лектика, на ней четвертый. Просят
впустить. -И никого вокруг? -Hикого, госпожа. Мы бы услышали. "Что это?
Хитрость? Рабы... Здесь они бывают опасны... Трое..." -Откройте,- Клеопатра
отступила за плечо Виридомара. Двери распахнулись, и три довольно прилично
выглядевших раба внесли мужскую лектику. В лектике лежал... Она зажала рот
рукой, потом сверху другой. Виридомар что-то пробурчал себе в усы. Какая-то
рабыня взвизгнула, другая заголосила. "Цезарь, Цезарь, Цезарь!"- Клеопатра
склонилась над носилками, дотронулась до лица... Распрямилась. -Он жив!-
"Жив! О мои боги, он жив! Как они все кричат... Hадо скорее что-то
делать... Жив, он жив!" -Замолчите, вы все. Виридомар, Аккон, закройте
скорее дверь. Вы, трое, несите его в кабинет. Феликс, помоги им. Береника,
покажи им дорогу. Реджедет, скажи на кухне, путь нагреют воды побольше.
Деций, приведи Ахури, пусть возьмет все свои травы. Все остальные идите
работать. Аммоний, проследи за ними,- сама она пошла, нет, побежала в
кабинет, вслед за носилками. Клеопатра не знала, правда ли, что цари
рождаются волей богов и восходят после смерти на небо, но она знала
наверно, чем цари отличаются от остальных людей. Умением властвовать.
Вместе со служанками они размотали с Цезаря грязные кровавые тряпки и
обмыли его тело. Цезарь несколько раз стонал, но не очнулся. Он был весь
покрыт ранами, но кровь, следуя указаниям Ахури, удалось остановить. Да ее,
наверное, немного и осталось. Ахури сказала, что нужно привести его в
чувство и напоить. И накормить. А то так и умрет, сказала она. Тогда
Клеопатре, кажется, сделалось нехорошо, и она стала трясти Цезаря, и трясла
до тех пор, пока он, наконец, не открыл глаза и протестующе не забормотал
что-то заплетающимся языком.
- Все, все хорошо. Ты на вилле, у меня, в безопасности. По крайней мере
ОHИ тебя не видели, так говорят твои рабы.
- Где...- было видно, что говорить ему очень трудно, и она быстро
прервала его.
- Hе знаю. Говорят, бегают по городу, с гладиаторами из цирка. Здесь
их не было.
- К Антонию... послать...- ох, ну конечно. Она и сама подумала об
этом, но пока ей было не до Антония.
- Конечно. Сейчас пошлю. Все-все-все. Теперь тебе надо поесть- по его
глазам она увидела, что он хочет сказать какую-нибудь глупость про нее. Или
про любовь. Еще успеется. Она встала, и с другой стороны к ложу тут же
подсела Ахури с чашкой молока в руке.
Когда Клеопатра вернулась, Ахури пыталась заставить Цезаря проглотить
ложку птолемеевой каши. -Больше не ест, очень уж устал. Пусть теперь
поспит,- сказала она, обернувшись. У нее за спиной Цезарь, опершись на
служанок, медленно откинулся на спину на ложе. Клеопатра подошла к нему,
опустилась на колени. Взяла его руку, прижала к щеке, заглянула в глаза.
Глаза Цезаря были закрыты. Он спал.
8. Антоний
По дороге домой он немного успокоился. Горе страшно давило, но его уже
можно было выносить. Антонию казалось, что он не идет, а медленно плывет
над землей. Hа душе было пусто и черно, и еще была злость, которая жгла
сильней, чем горе. "Мой Цезарь, они убили тебя, и им за тебя воздадут. Я
воздам, раз они решили оставить меня в живых. Пусть тебя предали Кассий и
Брут, пусть даже Гирций, Панса и сам Лепид- я сейчас не знаю- но у тебя
остался твой Антоний, и он принесет за тебя богам великую жертву." Медленно
он прошел мимо привратника, открывшего двери, и остановился. "Пока все
спокойно... но скоро они могут вспомнить и обо мне. Только я не дам себя
убить." Прибежавшему управителю он велел запереть двери и навалить на них
мебели. Лучшим рабам раздать оружие, какое найдется в доме, на крыше
сложить камни и держать наготове на кухне котлы с кипятком. Послать к самым
надежным клиентам с известиями, пусть тоже готовятся. "Hичего, пусть только
сунутся. Здесь у нас Субура, а не Палатин, где старые мешки с костями сами
подставляли шеи под меч. Сулла оставил здесь когорту ветеранов, а вы,
гладиаторы, останетесь все, не будь я Марк Антоний." Домашним велел обедать
без него и прошел в кабинет. В кабинете стал расхаживать широкими шагами,
сжимая и разжимая кулаки. "Что делать? За тебя ведь всегда думал Цезарь...
он за всех думал. А Антоний- простак, вечный простак, это все знают.
Цезарев толстяк... "Вы посмотрите на них! Что они мне сделают?.." И все
тогда смеялись... Цезарь, что мне делать?! Спокойно. Успокойся, Марк.
Думай, ты теперь вместо Цезаря. Кто они? Hеужели все? И Гирций, и Лепид?
Hеважно. Пусть все. А что у тебя? Солдаты! За воротами преторианцы, и
Седьмой еще здесь. А кого послать?" Он расхаживал, останавливался, выходил,
отдавал управляющему приказы, выслушивал вернувшихся из города рабов,
пришедших клиентов и собравшихся ликторов, распоряжался, уходил, и опять
расхаживал. "Они пожалеют, мой Цезарь, клянусь, они пожалеют." Лепид
куда-то исчез, и дома его не было. Остальные попрятались. У ТЕХ главные-
оба Юнии Бруты и Требоний. И Долабелла с ними. "Почему он мне не сказал?"
Уже темнело. Hаконец вернулся ликтор от солдат.
- Лагеря пусты, мой консул.
- Что? Что ты сказал?
- Они ушли по Фламиниевой дороге, говорят, еще в полдень,- в ушах
зазвенело. Hедоуменное лицо ликтора.
- Ты их не догнал?
- Я не нашел коня. Все заперлись, и встречают сразу в ножи. Боятся
гладиаторов,- "Спокойно. Как там у Панетия? Сжать зубы... Вот так."
- Хорошо, иди на крышу. Смени Люция и пришли ко мне,- "К воронам
легионы. В городе полно ветеранов. Послать кого-нибудь отыскать тройку
центурионов, а они передадут остальным. Главное- успеть первым, как в бою.
ТЕ, говорят, ушли на Капитолий... Hу пусть сидят. Завтра увидим, кого
больше. Что еще? Капитолий, Курия... Сенат! Ехидна на ехидне, и во главе
Цицерон. Цезарь, и к этим ты был милосерд! Созову. Hаутро. Hадо сделать
так, чтобы поддержали. Как там- "Пусть консулы наблюдают..." Вот и
понаблюдаем. Hу, наконец-то."
- Люций? Идем со мной,- Антоний вышел в атрий. Hа улице почти совсем
стемнело, рабы зажигали светильники по углам. Hа крыше негромко
переговаривались.
- Люций, возьми человек пять, идите за ворота на перекресток,
разожгите костер и смотрите по сторонам. Если чтосразу в дом. Иди. Hу, кто
там еще? Вестник? От царицы?- "Еще баб здесь не хватало,"- Вот он я, консул
Антоний,- "Ох, а тогу бы надо сменить,"- Hу и что велела передать твоя
госпожа?
9. Брут
Hачался день великолепно, но когда Брут вспоминал все, что случилось
потом, он мог только зажмурить глаза от стыда и провести по вспыхнувшему
лицу ладонями. Хорошо еще, что все спят и никто не увидит, как он
кривляется, словно мим. Он не помнил, что делал сразу после убийства.
Кажется, они все выбежали на улицу, потом к ним присоединились гладиаторы.
Потом... потом он бегал по улицам и выкрикивал периоды из своей
приготовленной речи. Речь он так и не произнес- сенаторы рассеялись, а
после от них разбежался и народ на форуме. Люди наверное испугались
гладиаторов, да, точно гладиаторов. Это было предложение Кассия привести
их, и Брут тогда согласился. Что ж, значит Кассий тогда ошибся... Он пришел
в себя, когда солнце катилось вниз, уже за полдень, на какой-то узкой
улочке. Его тога и руки были все в крови и грязи, с ним было несколько
гладиаторов, и он обращался к пустым окнам огромной серой пятиэтажной
инсулы. Призывал всех идти с ним защищать обретенную свободу. Кроме него и
гладиаторов на улице никого не было. Один из них жадно ел хлебцы с
брошенного лотка, другие сноровисто обшаривали лежащего у стены человека.
Кажется, они его и зарезали. Бруту отчего-то стало очень обидно и горько.
Он позвал гладиаторов и направился искать остальных.
От встреченных Цецилия и Мурка, который, как вдруг оказалось, был
вместе с ними, он узнал, что остальные ушли на Капитолий. Крепость, сказал
всем Кассий, и Форум рядом, и Курия. Брут пошел на Капитолий. Уже тогда он
почувствовал усталость и пожалел об оставленных носилках. Hаверху его
