достоинству. Им был основан совершенно новый царский орден - орден Ящера,
эмблемой его стал дракон, а старшими членами - все те же двенадцать
молодцов.
Следует признать, что Джайлс обязан своим возвышением случаю, хотя
использовал этот случай с умом. И удача, и ум остались при нем до конца
дней, к великой выгоде его друзей и соседей. Он щедро вознаградил
священника, и даже кузнец с мельником получил свою долю, ибо Джайлс мог
позволить себе щедрость. Но став королем, он издал суровый закон против
любителей дурных предсказаний и сделал помол королевской монополией.
Кузнец переменил профессию и стал гробовщиком, зато мельник подобострастно
служил короне. Священник сделался епископом и учредил кафедру в Хэмской
церкви, которую для этого перестроили.
Нынешние жители бывшего малого королевства найдут в этой истории
правдивые объяснения, которые и в наше время носят некоторые города и
деревни этой местности. Ведь сведущие люди уверяют, что, когда Хэм стал
столицей нового королевства, из-за естественной путаницы между прозвищами
лорд Хэма и лорд Тэма, т. е. Ручного, город этот стали ошибочно называть
Тэмом. А в память о драконе, благодаря которому они прославились и
разбогатели, драконарии (рыцари дракона) построили большой дом на
расстоянии четырех миль к северо-западу от Тэма, в том самом месте, где
Джайлс познакомился с Хризофилаксом. Это место во всем королевстве стало
известно как адка драконаниа, или, на простонародном языке, Чертог Ящера -
в честь короля, господина ящера, и его знамени.
Ландшафт местности с тех пор изменился, королевства образовывались и
рассыпались, реки поменяли русла; остались только холмы, но и они
разрушаются ветрами и дождями. А название еще сохранилось, хотя теперь,
как мне говорили, его исказили и произносят - черт из ящика, ибо нынешние
деревни утратили свою былую гордость. Но в те дни, о которых повествует
эта история, место называлось Чертог Ящера и было королевской резиденцией,
а над деревьями развевалось знамя с изображением дракона. Дела там шли
хорошо и жилось весело, пока Хвостосек был на страже.
ЭПИЛОГ
Хризофилакс просил отпустить его, да и кормить его оказалось дорого:
он продолжал расти, все драконы растут, пока жизнь сохраняется в них. Так
что через несколько лет, когда Джайлс надежно укрепил свое положение, он
отпустил бедного ящера домой. Расстались они с многочисленными уверениями
во взаимном уважении и заключили пакт о ненападении. В глубине своей
недоброй души дракон чувствовал самое доброе расположение к Джайлсу, на
какое только способен дракон. А тут еще и Хвостосек: дракон легко мог
лишиться жизни и клада. У него в пещере, как подозревал Джайлс,
сохранилось еще достаточно сокровищ.
Хризофилакс полетел с горы медленно и осторожно, потому что крылья у
него сделались неуклюжими от долгого бездействия, а размеры и броня сильно
увеличились. Прибыв домой, он первым делом выставил из своей резиденции
молодого дракона, который нахально ее захватил в отсутствии Хризофилакса.
Говорят, что шум битвы был слышен по всей округе. Когда он с
удовлетворением сожрал своего побежденного врага, ему сразу стало легче.
Раны былого унижения затянулись, и он очень долго проспал. Наконец,
внезапно пробудившись, он отправился на поиски того самого огромного и
глупого великана, который много лет назад затеял всю эту кутерьму. Дракон
высказал ему все, что о нем думает, и бедняга был очень подавлен.
- Так это был мушкетон? - переспросил он и поскреб в затылке. - А
я-то думал - это слепни!
Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН
ЭЛЕССАР
Жил в Гондолине мастер, кузнец и ювелир, по имени Энердил. Не было
его искусней среди Нольдора со смерти Феанора. Больше всего он любил
создания Яванны, растения, и величайшей радостью для него было смотреть,
как солнечный свет пробивается через кроны деревьев. Так в сердце его
родилось желание создать драгоценный камень, в котором был бы заключен
солнечный свет, но который был бы зелен, как молодая листва. Он сумел
воплотить свою мечту, и даже нольдоры дивились его творению. Говорят, что
тот, кто смотрел сквозь этот камень, видел все увядшее или погибшее заново
возрожденным, как в дни юности, и что руки державшего его приносили
исцеление от боли всему, к чему бы они не прикасались.
Этот камень Энердил принес в дар Идриль, дочери Короля, и она носила
его на груди. Идриль взяла его с собой после падения Гондолина, и перед
тем, как отошел ее корабль, передала своему сыну Эарендилу, со словами:
- Элессар, я оставляю его тебе, ибо велики раны Средиземья, и он
может помочь тебе исцелить их. Только тебе позволяю я владеть им.
В Гавани Сириона для целителя и вправду было много дел, и среди
людей, и среди эльфов, и среди животных, что бежали сюда от ужаса с
Севера. И пока Эарендил жил там, все раны были залечены, и леса вокруг
были зелены и прекрасны. Но когда Эарендил жил там, все раны были
залечены, и леса вокруг были зелены и прекрасны. Но когда Эарендил уходил
в свой великий поход за Море, он взял Элессар с собой, потому что во всех
поисках его никогда не оставляла надежда, что он, быть может, еще встретит
Идриль снова - ведь первым воспоминанием в жизни для него был зеленый
камень на груди его матери, певшей возле его колыбели в дни расцвета
Гондолина. Так и случилось, что навеки покидая Средиземье, Эарендил унес
Элессар с собой.
Однако, позже Элессар снова появился в Средиземье. Две разные легенды
говорят о нем, но правду знали только Мудрые, навсегда ушедшие на Запад.
Некоторые говорят, что второй Элессар - это тот самый камень, созданный
Энердилом, и возвращенный по воле Валар; что Олорин (известный в
Средиземье как Митрандир) принес его с собой с Запада. В свое время Олорин
пришел к Галадриэли, жившей тогда под сенью Великого Зеленолесья
[впоследствии Лихолесье] долго говорил с ней. Годы изгнания тяжким грузом
легли на плечи Леди Нольдора и она желала знать все новости о своих
родичах, ибо ей еще не позволено было покинуть Средиземье. Когда Олорин
ответил на ее вопросы, она вздохнула и прошептала:
- Я тоскую в Средиземье. Листья здесь опадают, цветы увядают и сердце
мое томится, ибо жива еще в нем память о не умирающих деревьях и травах
моего дома.
- А Элессар смягчил бы твою печаль? - спросил тогда Олорин.
- Где теперь камень Эарендила? - покачала головой Галадриэль. - И
Энердил, создатель его, давно покинул мир.
- Кто знает? - возразил Олорин.
- Это так, - сказала Галадриэль, - они ушли за Море, как и все
прекрасное, что у нас было. Неужели Средиземье теперь должно увянуть и
постепенно умереть?
- Такова его судьба, - заметил Олорин. - Но это не обязательно
случится скоро, и если Элессар вернется, то это можно изменить к лучшему.
Ненадолго, пока не настанет Время Людей.
- Если... но как это может случиться?.. - произнесла Галадриэль.
- Ведь Валары теперь недосягаемы, заботы Средиземья не трогают их и
на всех живущих здесь пала тень.
- Это неправда. Взор их не затуманен, а сердца не зачерствели. И в
доказательство - вот, взгляни! - и к изумлению Галадриэли он поднял
ладонь, на которой лежал Элессар.
- Я принес это тебе от Яванны, - сказал Олорин. - Используй его как
сможешь, и на какое-то время он сделает землю, где ты живешь, чудеснейшим
местом Средиземья. Но не навсегда вручаю я его тебе. Когда придет время,
ты передашь его. Ибо прежде чем ты устанешь от Средиземья и покинешь его,
придет тот, кому он будет принадлежать, и именем его будет имя этого
камня: Элессар.
Другая же легенда рассказывает так: давным-давно, в те времена, когда
Саурон еще не обманул кузнецов Эрегиона [Остранны], Галадриэль пришла
туда, и сказала главе эльфийских кузнецов Келебримбору:
- Мне тяжело в Средиземье, ведь листья здесь опадают, а цветы, что я
любила увядают, и вся моя земля полна печали, которую не излечит никакая
весна.
- Как же иначе может быть для Эльдара, пока он остается в Средиземье?
- ответил Келебримбор.
- Так что же, ты уйдешь за Море?
- Нет, - сказала она. - Ангрод ушел, и Аэгнор ушел, а Фелагунда
больше нет. Я последняя из детей Финарфина. Но гордость еще жива в сердце
моем. В чем вина золотого дома Финарфина, почему должна я просить прощенья
у Валар или довольствоваться жизнью на острове посреди моря, я, чья родина
- Аман Благословенный! Здесь я могущественней.
- Что же тогда? - спросил Келебримбор.
- Я желала бы жить среди не умирающих деревьев и трав здесь, в своей
земле, - ответила она. - Что стало с мастерством Эльдаров?
- Где теперь камень Эарендила? - вздохнул Келебримбор. - И Энердил,
создавший его, покинул мир.
- Они ушли за море, - сказала Галадриэль, - забрав с собой почти все
прекрасное, что создали их руки. Неужели, Средиземье теперь должно
завянуть и умереть?
- Наверное, такова его судьба - пожал плечами Келебримбор. - Но ты
ведь знаешь, я люблю тебя (хотя тебе милей Келеборн), и я сделаю, что
смогу, если мое искусство способно хоть немного смягчить твою печаль.
Он не сказал Галадриэли, что много лет назад сам жил в Гондолине и
был другом Энердила. Вторым по мастерству после Энердила был Келебримбор.
И вот он задумал и начал долгую и кропотливую работу, и в конце концов
создал Галадриэли величайшее из всех своих творений (исключая лишь Три
Кольца). Говорят, что камень это был прозрачней и ярче сработанного
Энердилом, но не был таким могущественным: ведь камень Энердила был
пронизан лучами Солнца в дни его юности. Когда же Келебримбор начал свою
работу, уже нигде в Средиземье не было света, столь чистого как в те дни,
и хотя Моргот был вышвырнут в Ничто и не мог вернуться, тень его уже
запятнала Землю. И все же прекрасным и лучистым был Элессар Келебримбора,
и был он вправлен в серебряную брошь в виде орла с распростертыми
крыльями. Обладая Элессаром, Галадриэль смогла сделать свои леса
прекраснейшими в Средиземье, пока снова не пришла тень. Но потом, когда
Келебримбор прислал ей Нэнья, главнейшее из Трех, он уже не был нужен ей
(как она думала) и она отдала его Келебриан, своей дочери. Так он попал к
Арвен, а потом к Арагорну, принявшему имя Элессар.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТОМА БОМБАДИЛА
и другие стихи из
АЛОЙ КНИГИ
В Алую Книгу включено много стихов. Некоторые из них вошли в эпопею
"Властелин Колец" или в связанные с нею повести и хроники, но гораздо
большее число стихотворений было найдено на разрозненных листках, а
кое-что - в записях на полях и пустых страницах. Значительная часть этих
набросков представляет собой обыкновеннейшую чепуху, часто неудобочитаемую
(даже в тех случаях, когда почерк сам по себе читается легко), или ни с
чем не связанные фрагменты. Из таких вот записок на полях и извлечены
вирши 14, 11 и 13, хотя лучше всего их характер передают каракули,
найденные на странице со строками Бильбо "Когда сквозь муть осенних
слез...":
Под ветром флюгер-петушок
Никак не может хвост поднять.
Дрожит продрогший петушок:
Никак улитки не поднять.
- Жить тяжко! - флюгер признает;
- Напрасно все! - петух поет;
Так стали хором вслух пенять.
