ты царь и бог.
Может, погубил когоѕнибудь по долгу службы или нечаянно, и вот заску-
лил, как старый пес, загрызший больного куренка, - и жрать не нажрался,
и мясо отрыгивается тухлятиной, и страшно, что хозяин прибьет, и пух к
носу прилип.
Дедушка гадал так и этак, приходя в конце концов к выводу, что в каж-
дом серьезном учреждении есть много разных тайн.
4
Активист Как раз в эту пору у моего друга Алика объявился двоюродный,
забытый к тому времени всей родней дедушка. Он служил гдеѕто на севере в
звании майора, охранял вроде бы политзаключенных. А теперь ему там рабо-
ты не было - политические распускались по домам, а лагеря зарастали
бурьяном. Так рассуждали местные мужики на посиделках. На улицах поселка
стала появляться высокая поджарая фигура в кителе без погон, в брюках
галифе и офицерской фуражке без кокарды.
Навещая родственников, он брал с собой жену, тетку Маланью - больную,
страдающую одышкой, окающую в разговоре. Она говорила, что в наших краях
климат для нее очень благоприятный и она надеется поправить здоровье,
подорванное бесконечными простудами. Но говорила об этом без радости и
без особой надежды в голосе. Она была хорошая тетка, всегда старалась
дать какойѕнибудь гостинец. У них с майором не было детей. Все наши го-
ворили, что несчастнее майора и майорши нет на свете людей, разве что
бедолага Пучков, сидевший, кажется, в том самом лагере, который охранял
майор.
Впрочем, это были, наверное, домыслы. Пучков при встречах с майором
говорил "здрасте". Майор, в свою очередь, кивал и притрагивался пальцами
правой руки к козырьку фуражки военного образца.
"Дело не в том, кто сидел, а кто охранял... - рассуждали мужики. -
Просто у каждого своя судьба!" Майор с виду был крепок и бодр, но во
всем его облике, особенно во взгляде неподвижных пронзительных глаз,
сквозила какаяѕто омертвелость - он казался сделанным из цельного куска
дерева. Энергия, выражаемая всем его обликом, казалась механической -
будто завели пружину до отказа и она все никак не может раскрутиться.
Он неохотно рассказывал о своей бывшей многолетней службе. Охранять
заключенных - дело неблагодарное, трудное. А тут еще нашлись завистники,
помешавшие дослужиться до полковника.
Весной он купил дом на берегу пруда, в котором он намеревался ловить
рыбу. Мы с Аликом растолковали ему, что рыбы здесь давно уже нет - в
пруд стекают все помои. Однако майор съездил в город и купил настоящие
бамбуковые удочки. Сидел целыми днями в тени лозины, наблюдая за безжиз-
ненным поплавком. Редко попадался ему чумазый карасишка.
- А вы говорили, нет рыбы! - Он демонстрировал нам свой "улов". Дело,
как объяснял он, вовсе не в рыбе: всю жизнь мечтал сидеть с удочкой на
берегу такого вот тихого прудика.
Кроме того, майор оказался страстным цветоводомѕлюбителем. Он и в
родной поселок вернулся лишь потому, что здесь, в черноземном нехолодном
крае, удобно разводить цветы разных видов.
Большой дом стоял на высоком месте, откуда хорошо был виден весь по-
селок.
Выйдя на узорчатый балкончик, майор разглядывал в бинокль окрестнос-
ти. Нам с Аликом тоже давал поглядеть. Он любил, когда мы к нему прихо-
дили.
Неподалеку от дома находился жидкий лесок, замусоренный обрывками бу-
маг, битым стеклом, печной золой и консервными банками. Каждый погожий
вечер майор прогуливался здесь, брезгливо скатывая с тропинки носком са-
пога порожние бутылки, пощелкивая по высокому начищенному голенищу све-
жесрезанным прутиком.
После прогулки забирал прутик с собой и, переодевшись в халат и до-
машние тапочки, расхаживал по комнатам, щелкая прутиком по ладони.
Нам с Аликом было почемуѕто жалко этого человека. Он не умел общаться
с местным народом. Люди его сторонились. О нем не говорили ни плохого,
ни хорошего. Один лишь Пал Иваныч за глаза его поругивал, да и то безз-
лобно.
В начале мая, когда установилась теплая погода, майор, от нечего де-
лать, стал нас встречать возле ворот школы. Вроде бы поболтать. При этом
он прятал свежесломленный прутик за спиной, словно стесняясь своей дав-
ней привычки.
Некоторые мальчишки завидовали Алику: твой дедушка военный!
На что Алик неизменно отвечал: я могу вам его подарить!
Мы шагали по дорожке впереди, а майор шел сзади, пошлепывая прутиком
по ладони. Он спрашивал о разных пустяках, но ответы его не интересова-
ли. Сам же расспросов не любил. И, когда его спрашивали, где он служил,
отставник лишь хитро прищуривался и молчал.
"В целях воспитания подрастающего поколения" он заставлял Алика вска-
пывать участок в своем палисаднике. И жену свою - болезненную тетку Ма-
ланью также "мобилизовывал на трудповинность". Сам предпочитал наблюдать
за ходом работ - расхаживал взадѕвперед по тропинке, пощелкивая прутиком
по голенищу сапога.
Алик после признавался, что под этот ритмичный звук работалось поче-
муѕто гораздо лучше и быстрее, чем под обычное жужжание майских насеко-
мых.
Пощелкивание какѕто приободряло, и Алик за час вскопал столько, что и
сам удивлялся. Правда, очень устал, хотя готов был работать хоть до су-
мерек. А когда Алик задумывался или какимѕто другим образом отвлекался
от работы, прутик начинал стучать громче и требовательнее.
В палисаднике майор посадил цветы. Ни одного помидорного или огуреч-
ного куста, не говоря уж о картошке. Участок огородил - и где только
достал? - колючей, свежей, ни капельки не ржавой проволокой. И в сарае у
него лежало про запас несколько мотков такой же проволоки, поблескиваю-
щей тонким слоем смазки. Майор бахвалился, что у него друзья областного
масштаба и такой проволоки он может достать хоть вагон.
Сделал ограждение в два ряда, чтобы местным женихам было неповадно
лазить за диковинными цветами. Мы с Аликом никогда таких не видывали,
разве что на открытках, - нежные, пушистые, всех оттенков, с просвечива-
ющимися лепестками.
В глазах рябило от этого цветочного моря, а запах стоял конфетный.
Майор сочинял статьи о цветах, рассылал их по газетам и журналам,
благодаря чему был известен в мире цветоводов. Часто он приглашал нас с
Аликом к себе домой, давал бумагу, две перьевых ручки и одну чернильницу
на двоих, после чего принимался диктовать сразу две статьи на разные те-
мы - опятьѕтаки под размеренное пощелкиванье прутика. Когда мысль в го-
лове майора заклинивалась, прутик начинал стучать громко и часто. Мы с
Аликом невольно втягивали голову в плечи и делали грубые ошибки.
Закончив статьи, майор срезал на огороде два разных цветка, ставил в
две разные вазы, а мы должны были старательно срисовать их и раскрасить
цветными карандашами. Иногда получалось похоже, иногда не очень. Нес-
колько наших рисунков было напечатано в цветном журнале, рядом со
статьей майора.
Хотя он и не участвовал в войне, коеѕкакие награды у него были. А
разных юбилейных медалей и значков и вовсе штук двадцать. Майора часто
приглашали на митинги и торжества. В своем парадном, увешанном наградами
мундире он выглядел всегда очень броско по сравнению со штатскими призе-
мистыми фронтовиками.
У него имелось одноѕединственное ранение. Где и как он его получил,
навсегда останется тайной. Сколько мы с Аликом ни допытывались, он лишь
задумчиво улыбался. В прищуре глаз сверкала хитреца. В любом вопросе он
усматривал некий подвох, желание посмеяться над ним, унизить его офи-
церское достоинство. И постепенно все привыкли к тому, что повсюду он
ходит в военной форме, пусть даже без знаков различия, поѕвоенному кри-
чит на жену, на кошку, на курицу, пробирающуюся в цветник.
Он любил ходить в пожарную часть - там люди одеты по форме и обста-
новка напоминает военную, хотя дисциплина в среде пожарных его раздража-
ла. Он запрещал им играть в домино и карты, хмурился, когда они усажива-
лись пить чай.
Правда, пожарные не оченьѕто его боялись - называли на "ты" и посыла-
ли куда подальше.
Майор написал несколько жалоб в Москву и еще кудаѕто - мы с Аликом
исписали пачку бумаги под его монотонную диктовку, - пожарные стали пог-
лядывать на него с опаской. Он еще только подходил к пожарной части, а
дежурный с вышки уже кричал: прячьте чайник! хороните домино! этот...
идет!
Приветствовали гостя стоя: "Здравия желаем, товарищ майор!".
Он в ответ медленно и важно прикладывал ладонь к козырьку.
Без его участия не обходился ни один смотр пожарных дружин. Выстроив
пожарных и дружинников в две шеренги, майор расхаживал перед строем, по-
щелкивал неизменным прутиком. Он никому не позволял закурить. Все при-
выкли к его чудачествам, терпеливо подчинялись, пряча улыбку. Ну и руга-
лись потихоньку разными словами. Областные представители были довольны
такой дисциплиной.
Члены судейской коллегии, усевшиеся за длинным столом на открытом
воздухе, одобрительно кивали головами: молодец, майор! Настоящий акти-
вист!
Я однажды стоял в толпе зевак, наблюдая за майором. Он, словно репро-
дуктор, повторял команды областных и местных чинов, суетился и всем ме-
шал. Судейская коллегия начала выражать неудовольствие - почему этот
отставник тут командует?
Но прогнать человека, одетого в военную форму, никто не осмеливался.
Гудела помпа, качала воду. Брезентовый шланг, раздуваемый напором,
колбасно округлялся, матово серебрился от выступивших на нем капелек. Я
трогал твердую поверхность шланга, давил его кулаком - капли холодной
росой соскакивали на землю. Из крохотной, иголочного размера дырочки би-
ла плотная и тонкая струйка воды, разбивалась в воздухе на водяную пыль.
Но из брандспойта, который держал в руках молодой дружинник, струя
вытекала слабая, брызгавшая ему на ботинки и пыльные отвороты брюк.
Зрители смеялись: все сгорит, пока ты воды накачаешь!
Тут наш майор не вытерпел, отнял у парнишки шланг и, обернувшись,
погрозил кулаком рабочим, ковырявшимся в мотопомпе: приказываю увеличить
давление!
- Товарищ майор, отойдите, вы мешаете проведению соревнований! - раз-
дался вежливоѕтребовательный голос из судейской коллегии.
- Это яѕто мешаю? - Майор гневно взглянул на коллегию, чинно сидевшую
за столом, уставленным спортивными кубками и призами.
Заработала на всю мощность помпа, давление воды подскочило - шланг
зазмеился сам собой, напряженно вытягиваясь. Струя из брандспойта, кото-
рый майор, пререкаясь с судейской коллегией, направил на толпу, вмиг
окатила всех с ног до головы. Послышались взвизги женщин, смех и ругань
мужиков. Майор поспешно отвел брандспойт, но перестарался и залил полно-
весной струей судейскую коллегию, сметая со стола бумаги, почетные гра-
моты и призы. Тонкостенные алюминиевые кубки со звоном поскакали по
утоптанной земле.
Брандспойт разбушевался не на шутку, и майор никак не мог совладать с
ним.
Струя ударяла в землю, шипела, сметая с сухих мест клубы пыли, обда-
вая всех, кто пытался приблизиться к самозванному брандмейстеру.
- Это провокация! Вредительство! - донесся сквозь шум воды знакомый
трескучий голос. На помощь майору уже спешили дружинники, добровольцы из
зрителей.
Замелькали в серебристых брызгах мокрые ошеломленные лица, открытые,
отплевывающиеся водой рты, раздутые щеки, выпученные глаза.
Осенью в поселке случился настоящий пожар: поздним вечером загорелся
дом на соседней улице. Я, конечно же, помчался туда. Майор был уже там -
командовал, указывая прутиком на горящую кровлю. Его никто не слушал.
Загудела с подвыванием помпа. Вода лилась из брандспойта не хуже, чем
на учениях, но струя казалась слабой и тонкой по сравнению с разбушевав-
шимся огнем - ярким, страшным, ревущим.
Шумели, кричали зеваки. Молча и деловито работали пожарные. Дружинни-
ки суетились, отступали и вновь кидались в бой с топорами и баграми. Шум
