Александр Титов Последняя мечта Рассказы
+ Полынные веники. . . . . . . . . . . . . . . . . . 1
+ Первый . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2
+ Новые деньги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
+ Активист . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4
+ Похороны Пучкова.. . . . . . . . . . . . . . . . . 5
"Последняя мечта"
Полынные веники В конце пятидесятых в нашем поселке ни клочка ас-
фальта... В космосе летают две симпатичные собаки - Белка и Стрелка. На
уроках Василиса Авдеевна каждый день напоминает нам о коммунизме. При
этом ее свирепое по обыкновению лицо принимает какоеѕто плаксивое выра-
жение.
Я - ученик второго класса, хилый и слабый. Плохо ем, мучаюсь бессон-
ницей, но не болею, и помаленьку расту. Мечтаю о тех временах, когда у
каждого школьника будет свой персональный летательный аппарат, вроде
вертолета. Другой транспорт в осеннюю распутицу здесь не пройдет.
Ночью долго не могу заснуть, а утром неохота вставать. На завтрак от-
варная картошка с рыбьим жиром, всегда почемуѕто подванивающий керосином
чай вприкуску с обломком серого сахара. На месте свежего скола сахар бе-
лый как снег. Кладу в рот кусок сахара, процеживаю сквозь него теплый
чай.
Надеваю телогрейку, шапку, резиновые сапоги. В сапогах теплые войлоч-
ные стельки - бабушка еще с вечера просушила их на печке. На улице темно
- то ли трансформатор сгорел, то ли поломка на Сергиевской ГЭС, постро-
енной года четыре назад на Красивой Мече. Из низких, слабо различимых
туч, нависших над выгоном, сеется бесконечными каплями вот уже третью
неделю подряд холодный дождь. Под ногами чавкает сплошная серебрящаяся
грязь. Шлепаю по ней без разбора, страясь не ухнуть в глубокую колею.
Жидкая грязь стекает по голенищам, неприятным холодом проползает под
пятку - прорвал недавно сапог гвоздем, но дома никому не говорю, иначе
взбучка.
Навстречу медленно идет мужчина, несет на плечах мальчонку лет четы-
рех. Дядька оскользается, балансирует, но не падает.
- Не хочу в детский сад, хочу дома сидеть, с бабушкой! - хнычет
мальчуган.
- Нельзя с бабушкой... - устало пыхтит отец. - Болеет она...
Мне тоже не хочется идти в школу, хотя в классах тепло и Василиса Ав-
деевна рассказывает про коммунизм. Мне хочется вернуться домой, лечь на
постель и спать, спать, слыша сквозь сон, как бабушка хлопочет возле
печки. И стихотворение Пушкина не выучил. Помню только первую строчку:
Унылая пора! очей очарованье... Кстати, почему Пушкин ни одной строч-
ки не посвятил великой русской грязи, которая, словно болото, каждую
осень засасывает, угнетает душу черноземного человека? При коммунизме
все дороги будут асфальтированы, говорит учительница. А Пушкина ссылали
на Кавказ. Я видел картинку: море, пальмы, горы с белоснежными шапками
на горизонте...
Издалека слышатся крики уборщицы тети Моти. Остановилась на выскоб-
ленном пороге: маленькая, в плюшевой жакетке, в кирзовых мужских сапо-
гах.
- Куды претя?.. Показывайтя ноги!.. - командует старушонка. Короткая
сухощавая рука, болтающаяся в широком рукаве, словно шлагбаум, загоражи-
вает вход в темный коридорчик. Даже мне, как соседу, нет никаких побла-
жек. Обмыв сапоги в корыте, пошаркав по ним обтрепанным полынным вени-
ком, я хотел проскочить в школу, но не тутѕто было:
- Куды?.. - визжит так, что больно в ушах. - Тама, на подошвах, грязь
осталася... Ишь, какой прыткай. Оттирай лутчи!..
Вода в корытах бурая от взмученной грязи, бурлит от покрасневших
детских рук, тщательно отмывающих сапоги.
Тетя Мотя дает команду: сменить воду!
Вместе с другими мальчишками таскаем чистую воду из колодца. Звякает
на барабане колодезная цепь. Хнычет какойѕто первоклашка: залили ледяную
воду в сапог. Одно ведро упустили, упало на дно. Тетя Мотя ругается: не-
удельные, безрукие! Опять придется звать истопника Перфилыча. У Перфилы-
ча в кладовке есть "кошка" - штуковина, вроде морского якоря. "Кошка"
привязана к веревке, и ею можно подцепить за дужку ведро, лежащее на
дне.
- Подымай копыта! живея!.. - Дотошно разглядев мои подошвы, тетя Мотя
заставляет еще раз вытереть их о груду полынных веников, лежащих внавал
у порога, затем о влажную тряпку, расстеленную в темном коридорчике, и
еще раз о чистый сухой половик у входа в школьный коридор. Здесь тепло.
Через горячие батареи отопления доносится отдаленное звяканье - Пер-
филыч шевелит топку. На стеклах окон крупные капли отпотелой влаги. На
подоконниках две зажженные керосиновые лампы. Обе мигают желтыми коптя-
щими языками пламени
- мальчишки бегают по коридору, вопят звонкими голосами. Скоро придет
тетя Мотя, начнет щелкать их по стриженым затылкам сломанной указкой,
затем даст звонок на первый урок.
Троечник... Смирился с этим. Иногда четверка по чтению. Василиса Ав-
деевна меня недолюбливает изѕза давнего своего доноса, который она в 37
году написала на дедушку. Но дедушка и сам отчасти виноват. Будучи вы-
пивши, он сравнил шерсть овцы, которую увидел в торговых рядах, с шеве-
люрой Карла Маркса: "Такая же, идол, лохматая...". Василиса Авдеевна,
будучи старательной комсомолкой, некстати очутилась рядом и, вернувшись
домой, сочинила соответствующий документ. К счастью, он попал в руки
первого секретаря райкома Прохора Самсоновича, который хорошо знал де-
душку и неоднократно с ним выпивал. Да и сам дедушка в то время был неп-
ростой человек - истопник и конюх райкома партии! Без лишних разговоров
Прохор Самсонович взял да и порвал документ на глазах удивленного энка-
ведешника: помалкивай!..
Василиса Авдеевна писала выше - в область и в Москву. Приезжали спе-
циальные люди, разбирались. Прохор Самсонович сумел выгородить своего
верного конюха. А всего на счету Василисы Авдеевны было то ли пять, то
ли семь посаженных человек. С дедушкой номер не прошел, и учительница
его возненавидела. Часть ее ненависти перенеслась на меня. Иногда
возьмет да щелкнет по лбу: не спи!..
Недавно принесла "Пионерскую правду" со статьей про кулаков Титовых,
которые убили лет двадцать пять назад пионера из обреза двустволки. Чи-
тала вслух, злорадно на меня поглядывала. На переменах ребята дразнили
меня, показывали пальцами - "кулак"! Напрасно я говорил, что мой дедушка
одним из первых вступил в колхоз. Маленькая месть учительницы состоя-
лась.
Рассказал дедушке, а тот лишь мрачно махнул рукой: Бог с ней...
Зато другой старик, Пал Иваныч, так и подпрыгнул на лавке: почему мы
разрешаем негодяям разного сорта влиять на ход истории?..
И опять они заспорили.
...Сижу на уроках, жду звонка. Время тетя Мотя определяет по старин-
ным ходикам, затем звонит в медный колокольчик. На покосившемся шкафу
пыльный глобус с прогрызенным боком. Вместо Северной Америки - дыра. Так
им и надо, капиталистам! Глобус старинный, дореволюционный. Василиса Ав-
деевна хотела его выбросить, но директор из большой школы запретил - бу-
дем открывать музей!
На стене плакат - профили четырех вождей: Маркс - Энгельс - Ленин -
Сталин.
Василиса Авдеевна торопит истопника Перфилыча - снимай скорее плакат,
потому что культ личности Сталина разоблачен. А Перфилыч то пьян, то
лестницу никак не найдет. А учительница на уроках хвалит "дорогого Ники-
ту Сергеевича", который строит коммунизм.
Отсидев четыре урока, бреду домой. Днем в поселке также серо и неуют-
но. Все та же грязь. Мелкий дождик не унимается. За окнами детского сада
недружные писклявые голоса - малыши разучивают песни про счастливых ок-
тябрят, готовятся к праздничному утреннику.
Дома еще в сенях слышу голоса стариков, спорящих о чемѕто. Дедушка и
Пал Иваныч. Опять, наверное, выпили. Как выпьют, так начинают ругать
власть. А бабушка пугается, пытается их урезонить: тише вы, окаянные,
пасодють!
- Отомщу за всю Россию! - визгливо кричит Пал Иваныч, герой гражданс-
кой войны.
Захожу в комнату, заполненную махорочным дымом. Никто меня не замеча-
ет. Снимаю грязные сапоги, переобуваюсь в самодельные войлочные тапки,
которые смастерил дедушка.
Бабушка выходит из чулана с ведром месива - для поросенка.
Старики сидят за столом в грязных сапогах. Грязь килограммами облепи-
ла резину, высыхает. Отваливается серыми комками на пол.
Дедушка облокотился на клеенку. Он плачет. Слезы неспешно падают на
клеенчатую поверхность. Это означает, что выпил он сегодня изрядно. На
столе капуста в миске, несколько вареных картофелин. И две бутылки. Одна
порожняя, другая только начата. Дедушка жалеет собачек - Белку и Стрел-
ку. Сегодня утром передали по радио, что они "за науку" сгорели в космо-
се. Сидели себе в спутнике, тявкали, колбасу сушеную ели, а спутник
возьми да и сгори во время спуска на Землю.
На дощатой перегородке вырезка из газеты, прибитая маленьким ржавым
гвоздем, - Белка и Стрелка.
- Дьявол с ними! - восклицает Пал Иваныч. - Мало ли собак бегает у
нас по деревне?
- Все равно жалко... - Дедушка берет свой стаканчик. Они чокаются,
выпивают, заедают квашеной капустой.
Я пристраиваюсь на уголке стола, бабушка подает тарелку щей. Горячие,
только с печки.
В комнате душно, воняет самогонкой. На плите кипит чугун с очистками
- ужин для поросенка.
- Хватит кипятить месиво! - ворчит дедушка. - Вынеси чугун в сени -
очистки сами упарятся.
Постные щи с ломтем черного хлеба кажутся вкусными. Странно: полдня
продремал в школе, а есть все равно хочется!
Бабушка сходила в сарай, покормила поросенка, возвратилась с пустым
ведром, воняющим кислым хлебом. Ругает "старых пьяниц". Те, в свою оче-
редь, не обращают на нее внимания. Старики поссорились. Пал Иваныч обоз-
вал дедушку "Рыковым" - за его бородку, а дедушка в отместку провеличал
Пал Иваныча "Троцким". Вотѕвот подерутся, и мне опять придется их разни-
мать. Бабушка держит наготове обтрепанный полынный веник.
- Отбереть Хрушшов поросенка! - причитает бабушка, усаживаясь в свой
любимый уголок за печкой. - Вон какие громадные налоги наложил на ябло-
ни.
- Весь сад спилю под корень! - горячится дедушка. - И поросенка заре-
жу без всяких налогов...
- Из сельсовета на прошлой неделе приходили, записали и про яблони, и
про поросенка, - всхлипывает бабушка. - Никуды таперича не денимси...
Пал Иваныч грохает жилистым кулаком об стол. Капуста разлетается по
всей клеенке: не за это он, старый большевик, боролся! Он, Пал Иваныч,
еще повоюет за настоящую советскую Россию. Надо, чтобы Советы правили, а
не отдельные самодуры.
- Молчи, Павлушка! Молчи! - останавливает его бабушка. - Аль мало те-
бе было Колымы?
За невыученное стихотворение Василиса Авдеевна вполне законно поста-
вила мне двойку. Завтра снова спросит. Если не выучу - вторую двойку
поставит.
Беру с полки томик Пушкина.
- Почитай вслух! - просит дедушка. - Только не про осень. Она и без
стихов надоела.
- Давай, шпарь... - поддакивает запьяневший Пал Иваныч.
Выбираю первое попавшееся: Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
...Я читаю, оба старика беззвучно плачут.
Бабушка подметает пол. От веника, вместе с пылью, поднимается терпкая
горечь.
Дедушка медленно поворачивает голову, вытирает покрасневшие глаза ла-
донью:
- Напиши, внучок, про нас, дураков, стихотворенье!
- Не лезь к ребенку, пушшай учитца! - Бабушка крестится на полку с
учебниками.
Советует мне не обращать внимания на стариков: пьяные, болтают не-
весть что...
И как только советская власть терпит таких? Собаки в космосе летают,
а у этих антихристов одна забота - раздобыть чекушку да поругать за гла-
за всех на свете начальников.
Пал Иваныч возражает: что такое космос - чепуха! Обыкновенная темно-
та.
