смелом искателе приключений Эдгаре Раппе, что я обнаружил непреодолимое
влечение доказать самому себе, что и я являюсь мужчиной в вашем понимании
этого слова, Мэри-Энн! В вашем понимании этого слова...
- Эдгар Рапп? - Она подняла брови, и не веря своим ушам, уставилась
на Гайджио. - Искатель приключений? Волнующий душу? Эдгар? Разве что
назвать приключением покер, в который он режется по ночам с ребятами из
бухгалтерии.
Гайджио вскочил и принялся мерить комнату шагами.
- Как вы можете говорить об этом таким тоном! Небрежно,
полупрезрительно! Ведь эта игра связана с постоянным риском для психики, с
многократными возникающими по ходу игры столкновениями характеров, явными
или подсознательными. И это на протяжении часов, когда вовлечены в
соперничество не двое-трое, а целых пятеро, шестеро или даже семеро
совершенно разных, агрессивно настроенных людей! Эти блефы, завышение
ставок, утонченные хитрости! И для вас это ничего не значит? Во всем нашем
мире не найдется ни одного человека, который смог бы выдержать пятнадцать
минут столь сложной психологической пытки?
Взгляд девушки стал нежным и кротким.
- Так вот почему вы отправились под этот ужасный микроскоп, Гайджио!
Чтобы доказать самому себе, что вы ничуть не хуже Эдгара, когда он играет
в покер?
Гайджио остановился.
- Да разве только в покере дело, Мэри-Энн? А этот подержанный
автомобиль, на котором он ездит? По сравнению с управлением любым из этих
неповоротливых, непредсказуемых самоходных экипажей в гуще движения,
сопряженного, как хвастается в том ваш мир, с таким огромным количеством
несчастных случаев, микроохота выглядит всего лишь жалким, надуманным
занятием. Но это - единственное доступное для меня дело, хоть чем-то
напоминающее полную риска жизнь ваших современников!
- Вам вовсе не надо было ничего мне доказывать, Гайджио.
- Может быть, может быть... - произнес он понуро. - Но я должен был
доказать это себе. И кое-что мне удалось. Теперь я знаю, что два человека
с совершенно различными стандартами, касающимися мужчины и женщины,
внушенными ее в раннем детстве, не имеют ни одного шанса на счастье
независимо от того, насколько привлекательными они кажутся друг другу. Я
не могу жить в согласии с вашими нормами, а вы... У вас, разумеется,
вызывают душевное расстройство мои. Действительно, нам не следует жить в
одном мире. И это правильно вдвойне после того... Ну, после того, как мы
выяснили, насколько сильно нас влечет друг к другу.
Девушка кивнула.
- Я понимаю. Поэтому-то вы перестали ухаживать за мной, произнесли
то... то противное слово... Поэтому вздрагивали при виде меня, вытирая
свои губы... Гайджио, вы же смотрели так, будто от меня дурно пахнет! И
это терзало мою душу, именно тогда я поняла, что мне нужно покинуть ваш
мир навсегда... Но, поскольку Уинтроп совсем задурил, я не представляю
себе, как это можно сделать.
- Расскажите мне об этом.
Он, казалось, пытался восстановить душевное равновесие присев рядом с
нею на секцию приподнявшегося пола. К тому времени, когда она закончила
свой рассказ, Гайджио полностью пришел в себя. Мэри-Энн с тревогой следила
как он снова становится изысканно вежливым, чрезвычайно смышленым, и
слегка высокомерным, молодым человеком XXV века. И до мозга костей
ощутила, как ее кричащая и не очень-то умная примитивность отчетливо
проступает сквозь толстый слой косметики.
- Я не могу сделать этого для вас, - вынес Гайджио свой приговор.
- Даже несмотря на то, - спросила она, уже отчаявшись, - что всех нас
ожидают здесь только неприятности? На весь тот ужас, который внушает мне
ваше время?
- Вряд ли вы поймете меня, Мэри-Энн... Здесь затронут вопрос
социальной основы нашего мира, что гораздо значимее, чем наши личные
небольшие неприятности. В нашем мире, как уже подчеркнул Сторку, просто
невозможно принудить человека к чему-либо. И с этим, дорогая моя, ничего
нельзя поделать.
Мэри-Энн выпрямилась. Не нужно было обладать большой
проницательностью, чтобы по насмешливому высокомерию последних слов
Гайджио не понять, что он уже полностью овладел собой. Что теперь она для
него - интригующий, но чрезвычайно далекий в культурном отношении
экземпляр. Вскипев от гнева и отчаяния, девушка всем своим нутром
почувствовала, что наступила пора сбить с него спесь.
- Если Уинтроп не вернется, не только мы застрянем здесь. Люди вашей
эпохи останутся в нашем времени! И вы, как сотрудник Темпоральной Службы,
можете потерять свою работу!
- Дорогая моя малышка Мэри-Энн! Я не могу потерять свою работу. Она
моя до тех пор, пока сама мне не надоест. Что у вас за представления!
Перед следующей встречей предупредите меня, чтобы я мог заранее обрезать
уши!
Плечи его затряслись от смеха. Что ж, по крайней мере, она вызвала у
него хорошее настроение. Но это "дорогая моя малышка"... Какая едкая
ирония!
- Неужели у вас настолько отсутствует чувство ответственности? И
неужели вы такой бесчувственный?
- Те пятеро из нашего столетия, которые добровольно вызвались
проделать путешествие в вашу эпоху, являются высокообразованными,
чрезвычайно осторожными и в высшей степени ответственными людьми. Они
понимали, что это связано с определенным и неизбежным риском.
Мэри-Энн живо вскочила на ноги.
- Но откуда им было знать, что Уинтроп окажется таким упрямым? И
откуда мы могли знать об этом?
- Каждый должен допускать, что перемещение на 500 лет непременно
связано с определенными опасностями. Невозможность вернуться - одна из
них. Затем, каждый должен допускать, что кто-либо из путешествующих
осознает эту опасность, по крайней мере подсознательно, и не пожелает
подвергнуть себя такому риску. А возникновение подобной ситуации ведет к
тому, что вмешательство являлось бы серьезным преступлением не только
против осознаваемых действий Уинтропа, но и против подсознательных
побуждений таких людей. Оба эти преступления практически равнозначны с
точки зрения морали нашей эпохи. Я стараюсь объяснить как можно проще,
Мэри-Энн. Теперь вы понимаете?
- То есть, вы хотите сказать, что примерно по такой же причине вас не
хотела спасать Флурит? Потому что вы, может быть, подсознательно хотели
подвергнуться опасности гибели?
- Да. И, поверьте мне, она бы даже пальцем не пошевелила, несмотря на
всю вашу романтическую взволнованность, не будь на пороге важнейшей
трансформации, чему часто сопутствует психологическое отстранение от
общепринятых норм.
- А что представляет из себя эта столь важная трансформация?
Гайджио покачал головой.
- Не спрашивайте. Все равно не поймете, к тому же вам это не
понравится. Это - одна из характерных черт нашей эпохи, подобно тому, как
характерными чертами вашей эпохи являются бульварная литература или
предвыборная лихорадка. Мы защищаем и оберегаем самые эксцентричные
побуждения личности, даже если они самоубийственны. Позвольте провести
аналогию. Французская революция пыталась кратко выразить себя в лозунге
"Свобода, равенство и братство". Американская революция провозглашала
"Жизнь, свободу и стремление к счастью". Целостная концентрация нашей
цивилизации содержится в таких словах "Абсолютная неприкосновенность
личности и ее самых странных прихотей". Наиболее важной является вторая
часть, ибо без этого у человека не будет даже элементарной свободы делать
с собой все, что вздумается. Лицо, которое возжелало бы...
- Меня нисколько не интересует эта бессмысленная галиматья! -
решительно перебила его Мэри-Энн. Вы не поможете нам, не так ли? Мне
остается только уйти!
- А вы ждали, что я скажу что-либо другое, дорогая моя? Я ведь не
Машина-Оракул. Я всего лишь человек!
- Человек? - презрительно вскричала Мэри-Энн. - Человек? Вы смеете
называть себя человеком? О, позвольте мне уйти отсюда!
Он только пожал плечами, потом встал и вызвал джампер. Когда тот
материализовался, Гайджио вежливо указал девушке на него. Она было
повернулась, но тут же спохватилась и протянула руку.
- Гайджио, - произнесла она. - Независимо от того, удастся ли нам
вернуться в свой мир, я не намерена больше когда-либо встречаться с вами.
Но знайте...
Она сделала паузу. Он опустил глаза и склонил голову, сжав ее руку в
своей.
- Это... это всего лишь то... О, Гайджио, вы - единственный мужчина,
в которого я когда-либо влюблялась. И любила искренне и всецело. Я хочу,
чтобы вы об этом знали...
Всхлипывая, она вырвала руку и метнулась к джамперу.
Вернувшись в комнату миссис Бракс, Мэри-Энн объяснила присутствующим,
что Гайджио Раблин, сотрудник Темпоральной Службы, не может и не хочет
помочь им преодолеть упрямство Уинтропа.
Дэйв Поллок обвел взглядом собравшихся.
- Значит, мы сдаемся? Неужели ничего нельзя сделать? Никто в этом
сверкающем автоматизированном будущем и пальцем не шевельнет, чтобы помочь
нам вернуться, а сами мы не в состоянии помочь себе. Ладно, прекрасный
новый мир. Вершина цивилизации. Подлинный прогресс.
- Не понимаю, с чего это вы позволяете себе распускать язык, молодой
человек, - недовольно пробурчал мистер Мид. - Мы-то хоть пытались
что-нибудь предпринять. Чего нельзя сказать о вас.
- Скажите, что я должен сделать. И я сделаю. Может быть, я и не плачу
большущие налоги, но хочу выяснить каким образом можно решить стоящую
перед нами задачу. А всей этой истерией, эмоциональной шумихой,
размахиваем руками и напусканием на себя важности, будто мы - крупные
шишки, мы пока что ничего не смогли добиться.
Миссис Бракс вытянула руку и произнесла, показывая на свои крохотные
позолоченные часики:
- Осталось всего сорок пять минут. Что мы сможем сделать за это
время? Произнести какое-нибудь магическое заклинание? Я чувствую, что
никогда больше не увижу своего Барни.
Поллок смерил ее свирепым взглядом.
- Я не говорю о чудесах или волшебстве. Я рассуждаю, призвав на
помощь логику. У этих людей есть не только фиксация исторический фактов.
Они имеют также регулярные контакты с будущим - их будущим. Это означает,
что им доступна также регистрация фактов, которые имели место в их
будущем.
Миссис Бракс издала возглас одобрения. Ей нравилось слушать людей
образованных.
- И что? - спросила она.
- А разве это не очевидно? Пяти нашим партнерам из этого мира
доподлинно известно наперед о том, что Уинтроп заупрямится. Этот факт
зарегистрирован. И они бы не отправились в прошлое, если бы не знали о
существовании выхода из этого положения. Теперь очередь за нами найти этот
выход.
- Может быть, - предположила мисс Картингтон, - следующее будущее
сохраняет это в тайне от них. Или, может быть, эти пятеро страдают тем,
что у них здесь называется запущенным случаем индивидуального
эксцентричного порыва.
- Понятие индивидуального эксцентричного побуждения здесь вовсе не
при чем, - презрительно скривившись, произнес Дэйв Поллок. - Нет. Решение
за нами, здесь. И мы обязаны его найти.
Пока они пререкались, на лице Оливера Мида появилось выражение
сосредоточенности. Он как будто старался откопать что-то в конце длинного
туннеля затуманенной горем памяти. Неожиданно он выпрямился и произнес:
- Сторку! Он упоминал еще о чем-то... Что же он такое сказал?
Все встревоженно посмотрели на него.
- Вспомнил! Машина-Оракул! Мы можем спросить у Машины-Оракула! При
