собрались на конклаве, Барберини занял место среди своих коллег, словно
ничего не произошло. Сначала он очень терпеливо выслушал речи разных
кандидатов на папский престол, затем взял слово и стал убеждать коллегию
избрать первосвященником энергичного человека, способного пресечь беспорядки
среди римского населения. Он даже не скрыл того, что имеет известное влияние
на зачинщиков смуты, и цинично заявил, что в вечном городе воцарится
спокойствие, как только кардиналы возложат на его голову священную тиару.
Эта декларация не только не прибавила голосов в его пользу, но вызвала
единодушный протест. Ничуть не обеспокоенный этим, Барберини не покинул поля
сражения, а принялся действовать ещё энергичнее, передав бандитам секретные
инструкции разжигать огонь и проливать кровь. Его приказания были выполнены
пунктуально, и Рим превратился в арену ужасающих зверств.
Наемники кардинала душили стариков и детей, насиловали девушек и женщин,
совершали над их трупами самые гнусные надругательства. Насытившись резней,
они устроили факельный пробег по улицам города, остановились у решетки замка
Святого ангела, угрожающе выкрикивая: "Либо смерть и пожары, либо папа
Барберини!"
Эти возгласы достигли ушей кардиналов и повергли их в ужас. Выборы
продолжались, но имя Барберини из урны все ещё не появлялось. Тогда
кардиналы с ужасом стали замечать, что с каждым днем число членов конклава
сокращается. Причиной тому была смерть или болезнь, в результате которых
исчезали наиболее активные противники кандидатуры злодея Барберини. Всем
было ясно, что он избавляется от своих врагов с помощью яда. С этого момента
всякое сопротивление прекратилось, и кардинал Барберини был провозглашен
папой под именем Урбана восьмого".
Этим изобретательным трюком Барберини доказал, что он действительно
достоин быть папой.
Новый глава римской церкви происходил из старинной знатной флорентийской
семьи; сначала он был причетником апостольской палаты, затем нунцием святого
престола при французском дворе. К моменту восшествия на апостольский трон
Урбану исполнилось пятьдесят пять лет, он обладал превосходным здоровьем и
железным телосложением. Словом, был здоровенным парнем!
Следуя примеру Павла пятого, новый папа, едва утвердился на престоле,
назначил своих братьев и племянников на высшие государственные и церковные
должности. Затем он самым внимательным образом урегулировал ряд вопросов,
касавшихся культа святых. Вслед за этим он собирался продолжить религиозную
пропаганду, развернутую его честолюбивым предшественником. Но сперва Урбан
восьмой, столь же подозрительный, сколь и жестокий, решил предохранить себя
от всяких посягательств врагов, как внутренних, так и внешних, и превратил
священный город в военный лагерь.
Преисполненный чувства собственного величия, папа не терпел ни советов,
ни замечаний. Священная коллегия собиралась в редких случаях. Кардиналы
наперебой аплодировали речам папы и беспрекословно выполняли его приказания.
Точно так же действовал он и в отношении иностранных послов. Однажды, когда
уполномоченный иностранного монарха сослался на статьи старинных папских
конституций, святой отец резко возразил: "Мое решение имеет больше веса, чем
закон двухсот мертвых пап".
Поистине замечательная личность.
Но этот необузданный и неумолимый в своей гордыне папа встретил в лице
Ришелье правителя, который, став кардиналом и всемогущим министром, проводил
политику, абсолютно противоположную политике святого престола. Оба они в
конечном итоге были ловкими бестиями.
30 июня несчастный старец предстал перед мерзким трибуналом, где он
торжественно отрекся от своего учения. Прославленный ученый встал на колени
перед своими судьями и, возложив руки на евангелие, склонив голову, произнес
следующие слова: "Я, Галилео Галилей, флорентиец, в возрасте семидесяти лет,
преклонив колени перед вашими высокопревосходительствами, достопочтенными
кардиналами, генеральными инквизиторами против еретического зла во
вселенской христианской республике, имея перед глазами святое евангелие,
которого я касаюсь руками, клянусь, что всегда верил и ныне верю и с божьей
помощью впредь буду верить во все, что считает истинным, проповедует и чему
учит святая католическая и апостольская церковь... Меня судили по подозрению
в ереси, за то, что утверждал и верил, будто солнце является неподвижным
центром вселенной, будто земля не есть центр мира и движется. Вот почему,
желая изгнать из мыслей ваших преосвященств и из сознания всякого
католического христианина столь тяжелое подозрение, правильность которого я
признаю, я с чистым сердцем и непритворной верой отрекаюсь и проклинаю
указанные заблуждения и ереси..."
Предание гласит, что после произнесения формулы отречения Галилей
поднялся и, топнув ногой, воскликнул:
"А все-таки она вертится!"
Духовенство вполне удовлетворилось отречением, вырванным силой, что,
впрочем, не помешало и дальше мстить Галилею. Великого ученого содержали в
тюрьме до декабря, а до самой смерти (в 1642 году) он находился под
наблюдением святой инквизиции.
Вот как отвратительный Урбан восьмой и его достойные соратники наградили
бессмертного гения!
ЖЕРТВЫ СУЕВЕРИЯ.
В то время как в Италии святой престол преследовал великих ученых за их
великие открытия и борьбу с невежеством, королевская власть во Франции
отправляла на костер людей, обвиненных в ереси. По абсурдному обвинению в
колдовстве сжигали на кострах тех, кого считали политическими противниками и
богатствами которых хотели завладеть.
Кардинал Ришелье, министр Людовика тринадцатого, широко пользовался этим
методом для устранения неугодных лиц и для конфискации в свою пользу их
имущества.
Подстрекаемые им последователи Игнатия Лойолы распространяли в народе
самые нелепые басни о колдунах и ведьмах, и вскоре народ, очень падкий на
все сверхъестественное, только и говорил о магии, колдовстве и прочем.
Тысячи невинных погибли в результате ведовских процессов во Франции.
Его глупейшество Людовик тринадцатый, до смерти боявшийся нечистого духа,
специальным указом отдал свое королевство под защиту богоматери. В указе
говорилось: "Мы особо вверяем нашу персону, наш скипетр, диадему и всех
наших подданных блаженной, смиреннейшей божьей матери, которую мы избираем
специальной покровительницей французского королевства".
ДОКТРИНЫ И МОРАЛЬ ДОБРЫХ ОТЦОВ.
В начале семнадцатого века иезуиты ввели в свои статуты весьма
значительные изменения. Они отодвинули на второй план пропаганду религии и
завоевание мира, стали приспосабливать доктрины католической религии к своим
нуждам. Они не только изменили устав ордена, но и весьма существенно
исказили некоторые догматы. В работах, посвященных природе греха, иезуитские
богословы заявляли, что "существует только сознательное отклонение от
заповедей божьих, следовательно, грехом является лишь сознательное и
преднамеренное заблуждение".
Приведем несколько образчиков иезуитской морали:
"Большим благом и великой милостью является полное незнание бога, ибо
грех - это оскорбление божества, а раз человек не познал бога, то для него
нет ни греха, ни вечного осуждения. Таким образом, атеист, хотя он и не
верит в существование бога, именно поэтому не в состоянии, даже если
захочет, совершить какое-либо действие, осуждаемое церковью. Можно также с
полным правом поклоняться неодушевленным предметам, животным или
каким-нибудь частям своего тела, вплоть до органов деторождения, на том
основании, что церковь разрешает почитать бога во всех его творениях.
Однако, ввиду того что, простираясь ниц перед неодушевленными предметами
и лобызая их, можно прослыть суеверным, не следует делать это публично.
Тайный грех - прощенный грех".
"Так как язычники, поклоняясь своим божествам твердо верят, что их идолы
олицетворяют божество, то они не совершают греха. Можно не греша поклоняться
Приапу или Венере".
"Во имя своего спасения вовсе не обязательно всегда верить религиозным
догмам или таинствам: достаточно хотя бы раз на одну секунду уверовать,
чтобы этой веры хватило на всю жизнь".
"Чтобы слушать мессу, достаточно присутствовать на богослужении.
Рассеянность, легкомысленное настроение, вожделение или разглядывание
красивых женщин вовсе не лишает обедню её ценности".
"При некоторых обстоятельствах для девушки не является большим грехом,
если она предается любви до брака, так же как для женщин объятия чужих
мужчин и измена мужу. Целомудренная Сусанна из священного писания была не
права, когда восклицала: "Если я пойду навстречу непристойным вожделениям
старцев, я погибла". Так как, с одной стороны, ей угрожал позор, а с другой
- смерть, она была бы вправе сказать: "Я не соглашаюсь на прелюбодеяние, но
я его вынесу и никому не скажу об этом, чтобы сохранить жизнь и честь".
"Неопытные молодые женщины полагают, что для того, чтобы сохранить
целомудрие, следует кричать о помощи и сопротивляться соблазнителям. Ничуть
не бывало:
они останутся столь же непорочны, если молчат и не сопротивляются. Грехом
является только преднамеренность. Если бы Сусанна выполнила желание старцев,
внутренне в этом не участвуя, на ней не было бы никакого греха".
"Молодая женщина может, не совершая греха, надевать на себя украшения,
чтобы вызвать плотское желание мужчин, может румяниться, душиться, носить
драгоценности, одевать тонкие легкие одежды, через которые просвечивает
грудь, обрисовываются формы тела и даже угадывается обитель стыда, если это
обусловлено модой".
"Мужчина не совершает греха, будь он даже монах или священник, входя в
дом разврата, дабы проповедовать нравственность заблудшим душам, хотя весьма
вероятно, что он подвергнется искушению и позволит соблазнить себя жрицам
любви. Намерение, приведшее его в храм распутства, предохраняет его от
греха. Слуга, который ради хлеба насущного служит развратному хозяину, может
выполнять самые мерзкие функции, не лишаясь божьей милости. Точно так же и
служанка может без дурных последствий для себя содействовать интригам своей
хозяйки, впускать любовников без ведома отца или мужа, передавать любовные
письма и выполнять другие поручения подобного рода".
"Публичная девица на законном основании может требовать оплаты за свой
труд при условии, что цены не будут завышены. То же относится к любой
девушке, тайно занимающейся проституцией".
"В некоторых случаях кража не является грехом. Жена может втайне от мужа
брать из общей кассы столько денег, сколько найдет нужным для благочестивых
деяний. Она может его обкрадывать, используя деньги на игры, туалеты и даже
для оплаты любовников, но при условии, что отдаст половину денег церкви.
Дети могут на тех же условиях обворовывать родителей, похищая и тратя на
свои мелкие удовольствия столько денег, сколько им позволят обстоятельства.
Прислуга может обкрадывать хозяев, компенсируя недостаточное жалованье, но
делиться при этом со священниками. Каждый, кто обкрадывает богача, не
причиняя ему большого ущерба, получает право законной собственности. Если
часть присвоенных средств он тратит на святые дела, он смело может заявить
правосудию, что ничего не похитил".
"Если совесть человека не выносит ложной клятвы, он может, произнося
слова, незаметно исказить формулу и остаться безгрешным. Например, вместо
"juzo", что означает "клянусь", можно произнести "izo", что значит "горю". И
грех приносящему клятву будет прощен. Разрешается также приносить присягу
без всякого намерения соблюсти её. Если судья потребует соблюдать присягу,
