притяжение.
В то же время небеса разверзлись и оттуда спустились два пожилых
господина. У одного на голове сияла пара светящихся рогов - то был Моисей.
Другой съехал вниз на огненной колеснице, которая ныряла среди туч, как рыба
в воде,- это был пророк Илия. Папаша Моисей повис рядом с Иисусом, Илия
вылез из своего экипажа и таким же образом устроился с другой стороны. Все
трое парили в метре от земной поверхности, словно подвешенные на незримых
веревках. Зрелище было прелюбопытное! При этом они спокойно вели дружескую
беседу.
- Вы очень любезны,- начал Иисус,- что сошли меня навестить в такой
поздний час.
- Полно тебе! - ответил Моисей.- Это наша святая обязанность, которой мы
слишком долго пренебрегали... Расскажи лучше, как твои земные дела. Все в
порядке? Люди прислушиваются к твоему голосу? Души очищаются?
- Гм, как тебе сказать... Кое-кто не слишком упорствует, но в общем отсев
значительный. Все идет совсем не так гладко, как я рассчитывал.
- Кому ты это говоришь? - вмешался пророк Илия.- Мне ли не знать моих
соотечественников? Они же упрямы, как андалузские мулы! Я сам проповедовал
им слово божье годы и годы, а толку что? После каждой моей проповеди они ещё
глубже погрязали в своих пороках.
- Да и мне с ними повезло не больше,- признался Моисей.-Впрочем,
справедливости ради надо сказать, что я, когда нужно, не стеснялся в
средствах. Если мои древние евреи слишком брыкались, я их вразумлял огнем и
мечом. Чтобы наставить упорствующий народ на путь истинный, нет ничего лучше
хорошего массового избиения.
- Нет, Моисей,-не согласился с ним Иисус,-твои законы все-таки слишком
суровы, говорю тебе это как другу. Я предпочитаю не давить мух, а ловить их
на мед.
- О, если тебе это удастся, в добрый час! Но у меня уже есть опыт, поверь
мне. Когда хочешь основать новую религию, нежничать не приходится, иначе все
полетит вверх тормашками!
- Вначале да, но зато потом...
- Потом тебя начнут преследовать, вешать на тебя всех собак, смеяться над
тобой и в конце концов тебя замучают.
- Я это знаю, но зато какой триумф ожидает меня в будущем!
- Ну, если тебе так хочется быть распятым, это уж твое дело,- проговорил
Илия.- От души желаю повеселиться! Что же до меня, то я искренне благодарен
твоему превосходнейшему отцу Саваофу за то, что он успел втащить меня живым
на небеса, когда современники только собирались меня пристукнуть. С его
стороны это было весьма, весьма любезно...
В таком же духе наши подвешенные джентльмены мирно беседовали ещё
несколько минут. Их окружало ярчайшее сияние. Даже тела их казались
прозрачными, так силен был излучаемый ими свет. Одежды Иисуса "сделались
блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может
выбелить" (Марк, глава 9, стих 3). Это было прекрасное зрелище, поистине
прекрасное!
Сверкающее видение было так ослепительно, что даже наши апостолы наконец
пробудились. Они вытаращили глаза, свет ослепил их, но они, по словам
евангелия, все-таки услышали, как Илия и Моисей беседуют с Иисусом.
"Явившись во славе, они говорили об исходе его, который ему надлежало
совершить в Иерусалиме" (Лука, глава 9, стих 31).
Однако столь великолепное зрелище, естественно, не могло продолжаться
долго: ведь конец приходит всему! Даже опера кончается, когда последняя ария
спета. Поэтому сияющее видение начало постепенно бледнеть, меркнуть, а потом
и вовсе исчезло. Илия и Моисей растаяли, как тени волшебного фонаря.
По мнению Петра, все кончилось слишком быстро.
- Учитель! - сказал он.- До чего же здесь хорошо! Если не возражаешь, мы
сейчас соорудим три шалаша: один для тебя, один для Моисея и один для Илии,-
и сами тоже останемся на этой волшебной горе.
- Что за вздор! - возмутился Иисус.-Три шалаша на шестерых? А где будете
спать вы сами?
- Как-нибудь разместимся. Ты возьмешь к себе малыша Иоанна, а мы с
Иаковом Старшим устроимся один с Моисеем, другой с Илией, и все будут
довольны.
Он ещё развивал свою мысль, как вдруг на них опустилось облако и ударил
такой гром, что Петр едва не поперхнулся. Затем из облака загремел глас
божий:
- Сей есть сын мой возлюбленный, слушайте его!
Голос настолько не походил на голубиное воркование, которого можно было
бы ожидать, что апостолы не знали, что и ответить. Они растянулись на земле
носами вниз, зажмурились и затихли, как нашкодившие коты.
Лишь некоторое время спустя, видя, что небеса не собираются обрушиваться
им на головы, наши храбрецы осмелились открыть глаза. Ощупав себя с головы
до ног, они с облегчением убедились, что все вроде на месте.
Иисус сидел неподалеку на обломке скалы. Он был один и смотрел на них
довольно презрительно.
- Ну и ну! - сказал он.-Насколько я понимаю, это называется не помнить
себя от страха. Похоже, вы сами не знаете, живы вы или нет. Пересчитайте
свои кости, все ли целы, да заодно перенумеруйте их: может быть, в следующий
раз пригодится! Нет, честное слово, видал я ослов, но таких!.. Когда наконец
я вобью вам в ваши тупые головы, что, пока я здесь, ничего с вами не
случится?!
С апостолов было вполне достаточно. Иаков Старший, выражая мнение своих
коллег, намекнул, что пора бы возвратиться в город. Каждый из них старался
себя убедить, что эта волшебная гора в конечном счете не так уж страшна, как
им показалось.
Иисус не стал их больше мучить: жестокость была не в его характере. Он
согласился спуститься с горы и добраться до ближайшего города. Кстати, и
горизонт начал проясняться. Когда забрезжил рассвет, они были уже внизу.
По дороге Иисус растолковал своим ученикам, что это пробное вознесение и
беседа с подвешенными пророками на воздусях состоялись специально для них, а
потому они должны хранить все виденное и слышанное в глубочайшей
тайне.
- Никому не сказывайте о сем видении! - приказал сын
голубя.
Может быть, именно потому малыш Иоанн хранит об этом великолепном видении
непроницаемое молчание? Он был единственным евангелистом, который видел этот
спектакль, и он же единственный из четырех ничего об этом не пишет.
Откройте евангелие, и вы найдете рассказ о чудесном видении:
а) у святого Матфея (глава 17, стихи 1-13), хотя святого Матфея, как
известно, на горе Фавор не было;
б) у святого Марка (глава 9, стихи 1-12), которого тоже там не
наблюдалось;
в) у святого Луки (глава 9, стихи 28-36); святой Лука имеет к этой
истории не больше отношения, чем два вышеупомянутых его коллеги.
И только четвертый, святой Иоанн, молчит об этом как рыба.
Итак, малыш Иоанн свято сохранил тайну пробного вознесения на горе Фавор.
Но, простите, каким тогда образом о ней узнали три остальных евангелиста?
Впрочем, ещё раз простите, я совсем забыл: ведь они писали под диктовку
голубя!
Итак, посоветовав апостолам попридержать языки, Иисус затем объявил им,
что воскреснет из мертвых.
Здесь снова не мешает взять в руки евангелие.
Апостолы не могли опомниться.
- Как же он может воскреснуть из мертвых? - спрашивали они себя,- И куда
делся Илия? Ведь книжники говорили, что Илия должен явиться прежде мессии и
сначала все устроить! Значит, наш учитель вовсе не Христос?
Если верить "священному писанию", эти вопросы весьма беспокоили Иисусовых
учеников.
Давайте, однако, внесем некоторую ясность. Одно из двух: видели апостолы
чудеса Иисуса или не видели? Видели, не так ли? В таком случае почему же они
сомневались? Если Иисус мог у них на глазах воскрешать других мертвецов,
почему бы ему, всемогущему, не воскреснуть самому?
Что касается меня, то, если, скажем, последний болван на моих глазах
повиснет в воздухе без всякой веревки или каких-нибудь других
приспособлений, если он по моей просьбе оживит мою бабушку, сказав ей
"талифа куми", если он при мне исцелит глухонемого, сунув пальцы ему в уши и
плюнув ему в рот, я, несмотря на весь свой скептицизм, даже болвана
провозглашу богом и буду на него молиться.
Когда я думаю об апостолах, перед глазами которых Иисус творил
неисчислимые чудеса и которые все-таки время от времени сомневались, Христос
ли он, я рассуждаю следующим образом.
Рая нет, я в этом уверен, но если бы он был, я бы туда наверняка попал.
Апостолы, которые время от времени сомневались в господе боге, хотя не имели
на то никаких оснований, и даже наоборот, заняли там самые лучшие места и
считаются святыми первого разряда. Я же не видел ни одного чуда, а потому,
если я и не верю в бога, у меня есть смягчающие обстоятельства и вечный отец
наш - надеюсь, в тот день, когда я перед ним предстану, он будет в хорошем
настроении - вручит мне диплом святого хотя бы четвертого разряда. Большего
мне не надо. "Блаженный Лео Таксиль" - ей-богу, это будет неплохо выглядеть
в календаре святых! Но довольно об этом: мы и так уделили сомнениям
апостолов слишком много места.
Иисус тот долго не рассуждал.
Он просто сказал им:
- Может быть, вы думаете, что я не Христос? Вы себя спрашиваете, как я
воскресну из мертвых? Пусть это вас не волнует! Говорят, Илия должен прийти
раньше меня... Так вот знайте: он уж приходил, только никто не обратил на
него внимания. Он скрывался в образе моего кузена Крестителя,- вот и все! А
поскольку крестильщик с Иордана в действительности был не кто иной, как
переодетый Илия, значит, я - всем мессиям мессия!
Глава 44.
ВЕРА ГОРАМИ ДВИЖЕТ.
И запретил ему Иисус; и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час.
Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли
изгнать его?
Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы
будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда
туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас.
Сей же род изгоняется только молитвою и постом.
Матфей, глава 17, стихи 18-21
Беседуя таким образом, Иисус и трое апостолов добрались до городских
предместий. Здесь они встретили остальных своих компаньонов, окруженных
большой толпой.
В отсутствие Иисуса его ученики вздумали исцелить глухонемого эпилептика.
Они поверили обещанию своего учителя, что тоже смогут творить чудеса, и вот
попытались это сделать, но у них почему-то ничего не выходило.
Когда отец глухонемого пришел к Андрею, тот ему сказал:
- Твой сын глухонемой и к тому же припадочный? Пустяки! Мы обладаем
чудодейственной силой и вылечим ваше чадо в два счета...
Глухонемой несколько раз вскрикнул и скорчился. Его схватили покрепче, и
апостолы начали над ним колдовать, подражая словам и жестам Иисуса. Только с
той небольшой разницей, что это не давало никаких результатов.
Напрасно каждый из них по очереди плевал глухонемому в рот, напрасно
тыкали они ему пальцами в уши, напрасно простирали над его головой руки и
выкрикивали всякую тарабарщину. Провал был полный.
Книжники, давно недолюбливавшие апостолов, смеялись над их тщетными
потугами и торжествовали победу. Но, когда на сцене появился сын голубя, все
сразу переменилось.
- Ах, вот и учитель! - воскликнул Варфоломей, с которого пот катил
градом.- Вовремя же он подоспел!
- О чем это вы тут спорите? - спросил миропомазанный.
Из толпы вышел отец глухонемого.
- Равви! - сказал он.- Я привел к ним моего сына, который с детства
страдает непонятной болезнью. Мало того, что он глух и нем, по временам его
ещё корчит в страшных судорогах, он катается по земле, скрежещет зубами,
брызжет слюной и сохнет день ото дня. Ты сам понимаешь, все это
неестественно; должно быть, в животе у него сидит дьявол, который и
